— Поймите, ни то, ни другое...

— А ты подумай. Если не признаешься в краже, тебя обвинят в убийстве.

Я приказал милиционеру увести его. Жора что-то хотел сказать, лицо его налилось кровью, глаза помутнели — верно, так он выглядит, когда «расправляет мускулы»... Милиционер уже пропустил его в дверь, а я недоумевал, как же это так — он уходит, ушел уже, не признавшись! — когда дверь без стука распахнулась, и Патлака влетел обратно в комнату.

— Хорошо, гражданин Хантов. Ну, из квартиры Тоди я убежал через балкон и спрятался в канаве. Будете писать?

— Нет.

— Прошу вас! — умолял он. — Скажите на суде, что я признался во всем... еще в Тодиной квартире.

— Ого!

— И еще там я поклялся жизнью своей матери и пообещал, что это моя последняя кража!

— Это нарушение инструкции, ясно? Я не пойду на компромисс с моими принципами. Но я подумаю, как тебе помочь. А ты...

— Да знаю, что вы от меня потребуете! Я их украл у Тоди. Нашел в двойном дне помойного ведра, что стоит на балконе. Откуда они у него — убейте, не могу объяснить, не знаю!

— А как ты сообразил, что в ведре двойное дно?

— Я следил за Тоди — он внес ведро с балкона на кухню и вынес обратно, и все быстро, и подозрительно при этом суетился.

— В тот вечер ты вряд ли мог так долго торчать под окнами его квартиры.

— Правда! Я сходил в «Ориент» — посмотреть, работает ли Рени, а после стал Тоди искать по заведениям.

— Откуда у тебя ключ от его квартиры?

— У Рени стащил. Раньше она тоже была Тодиной девчонкой, но в последнее время ничего общего с ним не имела. Я к ней заходил, вот и тогда пришел — а Тоди там. Я подслушал под окном и понял, что Тоди снова склоняет ее... ну, принимать иностранцев. Она ему давно отказала и уж несколько месяцев как держала свое слово. А в тот раз, только Тоди отвалил, я зашел к ней. Ну, подумал и догадался, где она хранит ключ, и, когда она была в ванной, взял его из коробки на кухне.

— Зачем ты поехал с Дашкой на Солнечный берег?

— Тоди меня попросил. Мол, прокатись с ней к морю — после смерти Краси она здорово раскисла, может сболтнуть вам что-нибудь лишнее.

— Что еще Тоди потребовал от тебя?

— Ни-ни, это все, гражданин Хантов, — перебил Патлака. — Не спрашивайте меня больше. Я не хуже вас законы знаю, хоть и без университетских корочек живу.

— Когда вы расстались с Дашкой?

— В среду мы вместе ужинали. Я хотел проводить ее прямо до номера, но она меня отбрила... Ясное дело, мне хотелось остаться у нее — я ведь три года женщины не имел. А она мне — от ворот поворот, а сама среди иностранцев толкается. Если бы не люди в фойе, я б ей все волосы выдрал. Искал ее утром, однако она уехала из гостиницы.

— Ты не ответил мне на вопрос. Допустим, Тоди поручил тебе не только увезти Дашку из Софии, но и ликвидировать ее. Поняв это, она уехала с Солнечного берега. Иди в соседнюю комнату и напиши все, о чем ты мне рассказал.

— В субботу вечером вы случайно пришли к Тоди? — спросил Патлака, глядя мне в глаза.

— Кто тут дает показания? — спросил я, но все же ответил: — Нет. Утром была найдена Дашка, задушенная, и вас с Михневым взяли под наблюдение.

— Он тоже здесь?

— Конечно. Ты подтвердишь в его присутствии то, что рассказал мне?

— А как же. Дадите мне сигарету?

— Пожалуйста. Бери про запас.

Я подал ему пачку и попросил милиционера отвести его в соседнюю комнату.

Привели Тодора Михнева — он был хмур, даже мрачен и не поздоровался со мной. Я приступил к допросу.

— Михнев, каким образом в твою квартиру попал женские украшения? Вот эти, погляди.

— У меня в доме никогда не было подобных вещей.

— А как ключ от твоей квартиры оказался у Влычкова?

— Представления не имею.

— Краси, Рени и Дашке ты давал ключи?

— Нет.

— Во время обыска у каждой из них были обнаружены ключи от твоей квартиры.

— Я их не давал.

— Краси приходила к тебе в квартиру с иностранцем. В самый последний свой вечер...

— Это невозможно.

— Вот показания водителя такси — он вез их от «Балкана», а через час вернулся их забрать.

Я положил перед ним листок с показаниями шофера. Михнев даже не взглянул на него.

— В доме живет больше десятка семей, — сказал он. — Откуда таксисту известно, в какую квартиру вошла Краси?

— Он и не пишет, в какую. Наличие у нее твоего ключа разъясняет нам это.

— Вовсе нет!

— Можешь отрицать сколько угодно, суд установит, что ты занимаешься сводничеством.

Тоди не ответил. Сидел, выпрямившись, невозмутимо глядя перед собой.

Я включил магнитофонную запись его разговора с Краси, сделанную в тот день, когда мы ездили за грибами. Тоди слушал, опустив голову, и не похоже было, что он удивлен.

— Что ты хотел рассказать Тони Харланову о Красимире?

— Что шляется с разными иностранцами.

— Так ведь ты сам организовывал эти встречи!

— У вас нет доказательств.

— Когда ты в последний раз видел ее брата?

— После ее смерти.

— Это ты ему подсказал — будто его сестра отравилась грибами, которые я собирал?

— Ничего подобного.

— Где ты был в пятницу между шестью и девятью часами вечера?

— До восьми — в «Балкане».

— И официанты, и те люди, с которыми ты сидел за одним столиком, утверждают, что ты ушел раньше шести. Вот их письменные показания.

Я положил перед Тоди листки с показаниями, дал ему возможность увидеть имена и подписи. Он на них и не взглянул.

— Я поехал домой.

— Влычков утверждает, что возвратился ты к началу второго тайма — то есть после восьми.

— Добирался до дому.

— Мы проверили: дорога до твоего дома занимает двадцать минут.

— Не было трамвая, я пошел пешком.

— Михнев, как бы ты ни выкручивался, у тебя нет алиби на полтора часа. В это время погибла Дашка.

— Это не я!

— Именно ты был заинтересован в ее ликвидации.

— Поймите, это не я!

— Зачем ты поручил Патлаке увезти ее на Солнечный берег?

— Ничего я ему не поручал.

— Он рассказал мне: ты заставил его увезти Дашку из Софии, потому что после смерти Краси она раскисла и могла разговориться. Я покажу тебе письменные показания Жоры, организую вам очную ставку.

— Я уже заявил, что не имею никакого отношения к смерти этих девушек. И не клейте мне никаких обвинений.

— Докажи, где ты был, и обвинения отпадут.

— Я уже сказал.

Вошел Ваклев и поставил на пол обычное оцинкованное ведро, не новое, поцарапанное с внешней стороны.

— Твое? — спросил я Михнева.

— У меня пластмассовое.

Достав из внутреннего кармана пиджака лист бумаги, Ваклев прочел три фамилии: женщина и двое мужчин, члены того же кооператива, в котором жил Тодор, присутствовали при акте изъятия ведра с его балкона, в чем и расписались.

Я спросил:

— Сейчас что скажешь?

— Это подстроено!

Я приказал Ваклеву унести ведро, а акт оставить у меня на столе.

— Михнев, — сказал я, когда Ваклев вышел, — всех этих свидетельских показаний и вещественных доказательств вполне достаточно, чтобы осудить тебя. Не дашь объяснений, где ты был в пятницу вечером, будешь обвинен в убийстве Дашки.

— А Жора может дать такие объяснения?

— Он их дал, и мы их проверим. К тому же он-то ведь не был заинтересован в ликвидации манекенщицы.

— А Тони? Он что, тоже не был заинтересован?

— Не вижу причин.

— Покопайтесь — увидите.

— Только этим мы сейчас и занимаемся.

Он замолчал. Сидел, неподвижно уставившись на полки с книгами, но вряд ли что-нибудь видел.

— В камеру, — приказал я. — У тебя там будет достаточно времени подумать.