Не упоминая моего имени, Тони описал меня в одном очерке. Представил этаким суперменом. Сейчас получается, что и наследницы мои обладают задатками гениальности.

Накапливаются вопросики, накапливаются...

Позвонили у входной двери. Близнецы, как обычно, ринулись посмотреть, кто там. Я остался в гостиной. Услышал голос Елены:

— Так я и думала!

Нетрудно было догадаться, что явился кто-то из моих коллег.

Вошел Саша Ваклев, и мы, обменявшись взглядами, без слов поняли друг друга: он спросил, что это с Леной, а я ему ответил — мол, оставь ее, пройдет.

— Не ходите в холл! Отец занят.

Мы с Ваклевым, переглянувшись, усмехнулись.

— Начальство передало, — сказал мой сотрудник, — что если есть возможность, сходи к нему, а если нет, оно к тебе само явится.

— Ладно, зайду попозже.

— Торопит нас. Сейчас же, говорит, надо заняться этим случаем.

— Почему он так быстро изменил свое мнение?

— После того, как тебя стукнули, работы у нас прибавилось. В Доме моделей о Тоди отзываются очень хорошо. Образцовый служащий. Такую же оценку дают и обеим манекенщицам... Да, Красимиру похоронили в ее родном селе. На квартире у нее нашли два ключа — хозяева сказали, что они не от их дверей.

— Один должен быть от квартиры Тоди.

— Чтобы мне не плутать в тумане, объясни-ка мне кое-что...

— Ладно, — перебил я. — Слушай. Я не запутался ни в какой истории с женщиной. Я собирал грибы. Все брали их из моего лукошка, и когда жарили, я видел, как они это делают! Ручаюсь, ни одного плохого гриба не было. А это значит, что кто-то в этой компании был заинтересован убрать девушку. Тоди, к твоему сведению, был сводником. Он обеспечивал иностранцев девицами. Оплата — в долларах. Краси пыталась выйти из-под его опеки, но если бы это произошло, раскрылись бы кое-какие его делишки. Не исключено, что и журналисту Краси мешала: она рассчитывала выйти за него замуж, меня просила быть посаженым отцом. Есть вероятность, что отравила ее Дашка — как соперницу. Тоди для нее прекрасная партия, и ей не хотелось упускать его. И вот еще что: только Дашка разбирается в грибах, об этом она говорила сама.

— При их беспринципности, при том, как легко они идут на рокировки... — засомневался Саша. — Вряд ли тут ревность.

— А почему бы и нет? Парень вроде с будущим.

— Такие женщины, как Дашка, ищут мужей с настоящим.

Помолчали. Потом мой коллега прямо спросил, не преувеличиваю ли я Дашкину заинтересованность, чтобы уменьшить свою вину в этой истории.

— Возможно, ты и прав, — так же прямо ответил я.

— Как обычно в таких случаях, — сказал он, — родители покойной заведут дело, и все свалится на твою голову. Получается, невольно именно ты стал причиной ее смерти. А если учесть, что она была беременна, представляешь, какие выводы они могут сделать?

— Представляю, — грустно сказал я. — Но хоть ты-то поверь мне, что я не виноват! Ни в чем.

— Я тебе верю, но это не облегчит твоего положения.

— Если веришь, включи меня в работу. Я хочу участвовать в расследовании до самого конца.

— Это само собой. Только вот твое ранение...

— Да ладно, ерунда все это! Послушай, я сомневаюсь, чтобы Тоди стал подливать масла в огонь. Он, верно, понял, что я разгадал его махинации.

— А мы его вызовем. Пусть рассказывает, где он был в тот вечер.

— Еще рано...

— Твой журналист тут выступает. Сегодня уже три человека говорили мне про его статью. Посмотри. — Ваклев бросил на столик газету, которую до того, скатав в трубочку, теребил в руках. — Выходит, ничего себе журналист. Интересные нащупывает вопросы.

— Я прочту, — пообещал я, сложил газету и спрятал ее в карман пиджака.

Мы вышли вместе, Ваклев пошел на работу, а я отправился в «Балкан». Пока ехал в трамвае, читал статью Тони. Действительно, точные наблюдения, умело написано — даже я, не специалист в газетном деле, почувствовал, что Тони не похож на других наших журналистов: у него свой голос, своя песня... Да, скоро вырастет мальчик и взлетит на высокую орбиту, думал я.

За тем же столиком и в то же время, где обычно сидела вся компания, пребывал в одиночестве Тоди. Положив ногу на ногу, курил. Похоже, никого не ждал — просто привычно убивал время. Задумавшись, он заметил меня только тогда, когда я остановился рядом.

— А, товарищ Хантов... Присаживайтесь.

В тоне у него не было ни страха, ни удивления. Если даже и удивился, увидев меня живым, то умело это скрыл. Слегка приподнялся, но руки не подал.

— Выпьете чего-нибудь? — спросил Тоди.

— Спасибо, не хочется. Компания редеет...

— Жалко Краси.

Он сказал это голосом человека, который потерял близкого, и потушил сигарету, не докурив ее.

— А где остальные?

— Понятия не имею. Может, уехали на похороны Краси.

— А ты почему не поехал?

— Они были ей ближе.

Этот человек умеет владеть собой. Он не прятал глаз, не смотрел на меня дерзко, не заискивал. И по голосу его, и по выражению лица чувствовалось, что он в трауре. Впрочем, Тоди явно рассчитывал произвести впечатление.

— У меня к тебе вопрос, — сказал я.

— Слушаю.

— Где ты был в понедельник вечером?

Тоди выглядел озадаченным.

— Это допрос?

— Хочу уточнить кое-что.

Сдвинув брови, он сжал губы и сделал вид, будто хочет что-то припомнить. Ответил не сразу.

— Понедельник... Ну да, весь вечер был в ресторане «Балкан» с тремя приятелями. Если хотите, можете спросить официантов. Там меня все знают. А скажите, почему вы задаете мне этот вопрос?

— Скажу, но позднее.

— Как хотите. Может, вам наклепали на меня?

— Думаешь, мы так легковерны?

— Все мы живые люди, товарищ Хантов. Откуда знать, кто что думает!..

Мы распрощались, я вышел.

Тоди не дурак. Видимо, ожидал, что я задам ему этот вопрос, но не в баре, а там, где их обычно задают. Вполне вероятно, что в понедельник он был со своей компанией в баре. Но не является ли это заранее подготовленным алиби?..

Позвонив Ваклеву, чтобы он проверил, был ли Тоди в «Балкане», я пошел в редакцию, где работал Тони. С заведующим культотделом этой газеты Гришей Вранчевым мы познакомились года два назад. То и дело я слышал от кого-нибудь, что Гриша рассказывает, будто мы старые приятели, но я не мог бы подтвердить его слов.

Я постучал в дверь и, хоть ответа не услышал, вошел.

Он сидел за своим столом, читал что-то. Перед ним были разбросаны рукописи, вырезки, газеты. Интересно, сколько времени понадобилось бы, чтобы привести все это в порядок? Его внешний вид был так же неаккуратен: поредевшие волосы, похоже, вряд ли когда-нибудь видели расческу, галстук был перекошен, узел не развязывался, видно, годами, рубашка не отличалась чистотой.

Вранчев, не глядя в мою сторону, указал на кресло, но я не спешил садиться. Он дочитал страницу и только тогда поднял голову. Встал и развел руками, словно собираясь меня обнять.

— Привет, пламенный привет народной милиции! Извини, думал, это кто-то из моих коллег. Пожалуйста, садись. Я в твоем распоряжении. Если ты пришел в редакцию — значит, что-то произошло, верно?

— Хотел связаться с Тони, да решил вот сначала к тебе. Ты ведь его начальник.

— Хорошо, что хоть благодаря ему я тебя вижу! А если серьезно, Хантов... С этим молодым человеком определенно что-то стряслось.

— Не слишком ли ты категоричен?

— Нет, уверяю тебя. Тони — юноша воспитанный, исполнительный, прислушивается к советам старших. Он родился журналистом. Может взять интервью у самых недоступных начальников. Выгонят его из одной двери — он в другую, а если нужно, и в окно влезет, но запланированный материал добудет. Несведущему человеку это показалось бы нахальством, но кто понимает — оценит.

Вранчев взял газету со стола и едва не ткнул ею мне в лицо.