— Шутки шуткой, но однажды он избавил нас с женой от серьезной неприятности. Поехали мы в отпуск; Плакса — с нами. Ну, погрузились в поезд, тронулись, все как полагается. Идет контроль. Хвать туда, сюда — нет билетов! Потеряли! Глядь, — а Плакса сидит и держит их в зубах. Оказывается, мы обронили их, когда садились в вагон, а он заметил и подобрал.

В другой раз Алексей Викторович сказал:

— На выставке я вам много говорил о военном применении эрделей. К несчастью, мы вынуждены часто вспоминать о войне. Но не подумайте, что у меня только одно на уме: как мой Рип или ваша Снукки побежит с донесением под пулеметным огнем! Пусть меня слопают мои собаки, если я хочу еще раз испытать то, что мне пришлось пережить в шестнадцатом году! Мы вынуждены держать себя в состоянии мобилизационной готовности, потому что силы международной реакции и фашизма постоянно грозят нападением на нас. Однако главное для нас — мир, мирная жизнь, мирное созидание. Для этого мы строим свои заводы, пашем нивы, разводим наших животных... И будьте уверены, мир, полный и окончательный, рано или поздно придет, а всех тех, кто бряцал оружием, ждет справедливая и беспощадная кара.

— Мирное творчество открывает перед нами бесчисленные перспективы, — продолжал он через несколько минут. — В труде, искусстве, собаководстве — везде! Возьмем такой пример. Вы обращали внимание, как плывет ваша собака? Торпеда! А теперь представьте вашего Джери в роли дежурного станции спасения на водах... а? Это вам будет такой дежурный, какого надо поискать! Утопающий еще только раскроет рот, чтобы прокричать «спасите», как собака уже будет около него!.. Верно? Вот видите. Я думаю, что со временем зубы вашему догу нужны будут только лишь для схватывания пищи. Что же касается мирного использования эрделей...

Знакомым мне движением Алексей Викторович склонил голову набок, подумал и заявил:

— Пожалуй, чтобы вы представили это так же, как представляю я себе, расскажу вам лучше одну небольшую историю про Джемми-альпинистку из рода эрделей, родственницу нашего общего друга Рипа...

В Домбайской долине, у подножья пика Суфруджу, приютился домик метеорологической станции. Вокруг — высокие снежные хребты Кавказских гор. Место глухое, безлюдное.

Каждые три дня от домика в долину спускается рыженькая аккуратная собачка с жесткой курчавой шерстью. В пристегнутом к ошейнику портдепешнике она несет очередную метеорологическую сводку на ближайший радиопункт.

Перепрыгивая с камня на камень, бодро несется собака вниз по тропинке. Расстояние до радиопункта, равное двухдневному переходу для пешехода, она преодолевает единым духом.

Домбайская долина сурова и неприветлива; лавины, обвалы не дают здесь селиться человеку, и только рыжая Джемми соединяет заброшенную в горах метеорологическую станцию с остальным миром.

Четвероногого почтальона хорошо знают на пункте радиосвязи. Джемми является всегда точно, как по расписанию, и только немного опавшие бока да устало опущенный хвост напоминают о том, что эрдель-терьер опять пробежал шестьдесят километров.

Радисты радушно приветствуют собаку. Они угощают ее бутербродами с ветчиной, ставят перед нею плошку с разведенным сгущенным молоком. Переночевав и набравшись сил, рано утром Джемми возвращается к подножью пика Суфруджу. В обратный конец она несет свежую почту для метеоролога.

Так — все лето. Поздно осенью, когда в горах бушует пурга и с крутых ледяных склонов катятся лавины снега, метеоролог — хозяин Джемми — покидает уютный домик у подножья пика и возвращается в город. Зиму он проводит за изучением и обработкой научных материалов, добытых за лето. А рыжий мохнатый почтальон отдыхает до весны, до нового похода в горы.

Джемми выросла в военном питомнике, в компании таких же, как она, рыжих курчавых щенят. Когда щенята подросли, их начали учить. Джемми готовили в связисты. Учеба была долгой и серьезной...

Тут Алексей Викторович прервал свой рассказ и неожиданно обратился ко мне с вопросом:

— Вам, конечно, приходилось видеть животных в цирке?

— Да, — ответил я, недоумевая, зачем это ему потребовалось.

— И вы никогда не задумывались, чем отличается цирковая дрессировка от нашей, что наша дрессировка значительно сложнее?

Я молчал; он подождал и стал продолжать:

— Нам могут возразить, что сделать собаку хорошим связистом, — не такое уж сложное дело. Эка невидаль перенести донесение от одного человека к другому! Ведь в цирке звери делают еще не то... Но тот, кто так будет думать, сильно ошибется.

Чему, к примеру, учил своих животных Дуров.[23] Наблюдая за своими зверями он замечал их характерные движения, повадки, а потом использовал их в цирковой практике. Природные наклонности зверей он соединял путем воспитания условного рефлекса с какой-либо командой, жестом, другим сигналом и превращал, таким образом, естественные для них поступки и действия в занятный цирковой фокус.

Так, например, Дуров заметил, что морские львы на свободе любят забавляться камешками. Они подбрасывают их своими тупыми носами и ловко жонглируют, словно прирожденные циркачи. Дуров заменил у ручных морских львов камешки мячами, и звери стали играть ими даже с большей охотой, чем раньше, так как за каждую игру получали рыбку. Получился трюк, при виде которого тысячи людей в цирке с восторгом хлопают в ладоши.

Мы вовсе не собираемся умалять заслуги Дурова и его коллег в цирковом искусстве; но справедливость требует сказать, что служебная дрессировка в целом ряде случаев значительно сложнее, практически целесообразнее и требует более продолжительной отработки, чем та, которую мы видим на арене цирка, хотя, быть может, и не так эффектна.

Цирковое животное всегда работает в одной обстановке; служебная же собака зачастую вынуждена действовать без хозяина, на расстоянии, в самых разнообразных условиях. Взять дрессировщика лошадей. У него вся работа построена на шамбаньере[24], без шамбаньера не идет ни одно представление при публике; а служебная собака — всегда на дистанции, и — никакого хлыста!

Дрессировка служебных собак намного сложней той, которой подвергаются и охотничьи собаки. Первая задача обучения охотничьей собаки — развить у нее ловчие инстинкты; у служебной — наоборот, инстинкты нередко подавляются.

...Как происходило обучение Джемми? Джемми только разыгралась, расшалилась, ей хочется прыгать и резвиться вместе с другими молодыми собаками, Но резкое «сидеть»! обрывает игру. Приходится садиться и сидеть так, чтобы ничто не могло помешать сойти с места. А если перед носом прошмыгнет мышь? Все равно сиди и не смей даже оглядываться в ту сторону, куда скрылась зверушка. Все инстинкты требуют: бежать, ловить! — а ты сиди!

Но это только начало. Главная дрессировка началась в поле, когда Джемми освоила все подготовительные «науки».

Два человека всегда ходили за Джемми, кормили ее, чистили помещение, в котором она жила, расчесывали жесткую курчавую шерстку, водили на прогулку. Собака платила обоим равной привязанностью. Оба они стали заниматься с нею.

В поле один отходил и звал за собой Джемми. Другой, встав на одно колено, взмахивал рукой в сторону ушедшего и командовал: «Пост!» Джемми срывалась с места и стремглав мчалась ко второму, где ее всегда ждали ласковое похлопывание и кусочек лакомства. Раз от разу расстояние увеличивалось. Постепенно оно дошло до полутора километров, и Джемми нередко совсем не видела того, к кому бежала. Но инстинкт и острое чутье помогали ей безошибочно выбрать направление и найти ушедшего.

Труднее стало, когда начались занятия по двухсторонней связи. С обеих сторон одновременно выпускалось по собаке; где-то на середине пробега они встречались. Джемми смертельно хотелось подраться или хотя бы обнюхаться с соперницей, но долг повелевал ей бежать, не задерживаясь, и они, разминувшись, обычно стремительно проносились в разные стороны, лишь сердито фыркнув друг на друга.