Вот чем объяснялось странное поведение собаки. Верный узнал своего врага, узнал по следам, обнаруженным на асфальте. Восемь лет хранил он в памяти запах этого человека, ненавидел его и — дождался своего часа.

— Личность установили? — спросил я.

— Почти, — многозначительно ответил мой помощник, прибывший сюда незадолго до меня, и подал мне документы.

Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять многое. Тут были: билет члена нацистской партии, регистрационная карточка агента гестапо...

— Носил с собой?! — удивился я. — Видно, крепко сидел в нем фашистский дух!

— Было зашито в подкладку...

— Крупная птица! — невольно вырвалось у меня.

— Да, кажется, крупная, — согласился помощник. — Он, видимо, хотел пробраться в англо-американскую зону. Там пригрели бы его...

Мертвеца унесли, и Верный успокоился. Взгляд его начал мутнеть, выражение ненависти пропало. Через всю его жизнь прошла эта ненависть, начавшись на далекой восточной границе Советского Союза и окончившись на мостовой немецкого городка в сердце Германии. В последний раз лизнул он меня языком, вздохнул глубоко, вытянулся, и нашего Верного не стало...

Вот, собственно, и все... Можно, впрочем, добавить: дальнейшее следствие установило, что этот эсэсовец, расстреливавший с садистской жестокостью ни в чем не повинных собак и нашедший свой конец под клыками моей овчарки был в прошлом крупным диверсантом-разведчиком, опасным и непримиримым врагом, всю свою жизнь боровшимся против нашей страны. Он не ушел от расплаты.

Теперь, когда рассказ был кончен, наши взоры снова обратились к бухгалтеру Василию Степановичу. Он сидел, опустив голову, казалось, погруженный в глубокую задумчивость, и лишь время от времени большим клетчатым платком проводил по лбу и вискам.

Только тут догадка осенила нас. Это совпадение фамилий, драма, пережитая им перед войной, и даже собаки, которых он взращивал для службы армии, — все вдруг предстало в своем свете. Его волнение и эта чудаковатость, которую приписывали ему и которая в действительности была не чем иным, как выражением больших человеческих чувств, чувств патриота и отца.

Да, отца. Он подтвердил это, — на вопрос, кем приходился ему погибший Афанасий Старостин, ответив нам коротко, с той простотой, которая стоит многих слов:

— Это был мой сын.

УЛЫБКА ЯНУСА[42]

— Валентин! Ты сегодня начинаешь свою гражданскую службу, — сказал начальник клуба служебного собаководства. — Учти особенности нашего дела. К нам идут рабочие, домохозяйки, артисты, учителя, пенсионеры, школьники... Мы можем сравнить себя с добровольным спортивным обществом. Однако даже там приходится иметь дело с более однородным по подбору людей составом, нежели у нас. К нам приходят люди самых разнообразных профессий, разных возрастов, разного круга интересов, зачастую совершенно неизвестные нам. Наша задача — разобраться в этой пестрой массе, узнать, кто чем интересуется, понять каждого.

Так говорил Сергей Александрович, а Валентин — вдумчивый, серьезный юноша с простодушно-доверчивым выражением лица и задорным хохолком на затылке, который, видимо, не поддавался никакому воздействию расчески, — слушал и «мотал на ус».

Валентин Кульков когда-то состоял в кружке юных друзей обороны, которым руководил Сергей Александрович, потом окончил среднюю школу, служил в Советской Армии и после демобилизации поступил работать в клуб. Он еще не успел сменить армейскую форму на обычную гражданскую одежду, только снял погоны. Сегодня он впервые приступал к обязанностям инструктора.

— К нам приходят разные люди, — повторил начальник клуба. — И наша обязанность, Валентин, суметь найти к каждому правильный подход. От этого зависят все наши успехи. В члены нашего клуба может вступить всякий, интересующийся собаководством. К нам приходят честные советские труженики, но иногда можно встретиться и с корыстолюбцем, темным дельцом. Ну, этих, правда, узна́ешь сразу: по собаке. У того, кто смотрит на собаководство, как на средство, с помощью которого можно извлекать свою выгоду, хороших собак, как правило, не бывает.

Разговор происходил в комнате, где производились прием посетителей и регистрация собак. Кроме меня, здесь в эту минуту находились: молодая женщина с очень резвой, непоседливой овчаркой, которая, не слушаясь увещеваний своей владелицы, поминутно вскакивала и тянулась носом то к одному, то к другому из нас, пожилой солидный мужчина в очках с упитанным золотисто-шоколадным боксером, важно лежавшим у его ног, и мальчик-пионер с щенком лайки, таким же шустрым и подвижным, как его хозяин.

Мысль, что по собаке нередко можно определить и наклонности хозяина, понравилась всем. Разговор сделался общим, только Валентин и мальчик-пионер сидели и слушали.

— Старая поговорка: по скотине судят о хозяине, — веско сказал мужчина с боксером.

— Совершенно верно, — кивнул головой Сергей Александрович. — Охотник, удовлетворяя свою страсть, держит охотничью собаку, любитель безделок — болонку или левретку. У скупого хозяина тощая скотина, у заботливого и внимательного — всегда упитанные, выхоленные животные.

— В некоторых случаях даже кличка может служить кой-каким указанием, — заметил я.

— А вы знаете, — обернулся Сергей Александрович в мою сторону, — мне иногда кажется, что есть какая-то связь между кличкой собаки и ее характером. Так, все знакомые мне Джери обладали мягким, послушным и наредкость привязчивым характером; Рэксы — злобны, неприветливы. Всякие там Дэзи, Мими́ — это обязательно изнеженные, ни к чему серьезному не пригодные собаки. Правда, есть и ничего не говорящие клички, например, Бура́й, Азо́р, Ринти-ти́ и т. д., но они встречаются сравнительно реже. Может быть, вкус и привычки владельца, отражающиеся, как известно, на воспитании собаки и выработке у нее характера, сказываются и на выборе клички. Не буду утверждать, что это так, но что по кличке собаки нередко можно определить и профессию хозяина или, хотя бы приблизительно, род его деятельности, так это совершенно точно. Приходит как-то ко мне пожилой мужчина, кличка собаки — Гарт. Ну, думаю, наверняка какой-нибудь типографский работник[43]. И верно. Оказался директор типографии. Вист или Мизер будет обязательно у любителя карточной игры...

— А в самом деле! — смеясь, подхватил я. — Когда у моей Снукки были щенки, нескольких из них купили артисты. Я поставил непременным условием, чтобы все щенки были названы на букву «а»[44], — и что же? Одна стала Аида, другой — Амур... В детстве, помню, у меня был репетитор-математик, так у него был сеттер — Тангенс!..

— Остряки утверждают, — проговорил Сергей Александрович с лукавой искоркой в глазах, — что можно обнаружить сходство между собакой и ее владельцем даже во внешних чертах...

— Ну, уж это слишком! — возмущенно воскликнула любительница с овчаркой и беспокойно заерзала на месте. Она, вероятно, опасалась, как бы непослушное поведение ее собаки не отнесли за счет свойств самой хозяйки.

— А что вы хотите, вполне возможное дело, — попрежнему серьезно, без тени юмора, сказал боксерист. — Рослый, сильный человек и собаку подберет соответственно своим физическим данным. Слабосильному с такой собакой не управиться — стало быть, он будет интересоваться чем-нибудь полегче. А в рассуждении поведения — так это же опять вопрос характера.

— Да ну вас! — вспыхнула молодая женщина и замахала на нас рукой.

Взрыв хохота был ответом на это. Мы развеселились и, наверное, еще некоторое время продолжали бы болтать о пустяках, если бы в эту минуту в клубе не появилось новое лицо.