— Куда она уехала? — сдерживаясь, спросил Каменев.

— Я не знаю.

— Знаете, Шнырева!

— Вы же ее провожали на Савеловский вокзал, — вмешался Нежин, полагая, что перекрестный допрос сэкономит время.

— Я ее не провожала. Я была на дежурстве… — заговорила она тише, чем требовалось, чтобы ее слова расслышали.

— А зачем вы ездили на вокзал, Зоя Алексеевна? Она должна была вам что-то передать? Или вы ей?.. — вежливо спросил Нежин.

Шнырева дрожащими пальцами провела по лицу, словно совершала намаз, попросила воды, чтобы выиграть время и придумать, как не навредить подруге.

— Она позвонила мне…

— Когда?

— Утром…

— Врете! — снова повысил голос Каменев. — Еще не знаю зачем, но врете. Позвонила она вам в десять часов вечера, а не утром.

Она отпила, стуча беличьими своими зубками о стакан:

— Вы же все знаете, — разрыдалась, — вы же все сами знаете, зачем спрашивать?..

— Успокойтесь, Зоя Алексеевна, — все так же мягко проговорил Нежин. — Мы действительно многое знаем, но будет лучше для вас и для вашей подруги, если вы расскажете, куда, к кому и зачем она поехала.

— Да не знаю я, не знаю! — истерично выкрикнула Шнырева. — Где, куда, с кем!.. Это ее личная жизнь, я в нее не вмешиваюсь!

— О том, что вчера в своей квартире на Савеловской была убита тетка Матюшина, вы тоже не знаете? — как бы невзначай поинтересовался Каменев.

Известие об убийстве произвело впечатление. Она притихла. Потом решила, что смерть тетки сожителя подруги не может касаться ее никоим образом, и высказала это вслух.

— Мы вовсе не говорим о вас, а интересуемся Давыдовой, неужели не понятно? А вы все примеряете на себя и пытаетесь оправдаться, хотя никто вас пока ни в чем не обвиняет, — пояснил Нежин.

— Она мне не говорила о смерти тетки Алексея Петровича, — успокоилась Шнырева.

— Вот оно-то и странно. О том, что какой-то пациентке стало плохо и она якобы поэтому не сможет прийти на дежурство, она вам сказала, а о смерти Балашовой, родственницы Алексея Петровича, — нет. Почему было не сказать: «У Матюшина умерла тетя»?

Шнырева насторожилась. До нее теперь стал доходить смысл происшедшего: в самом деле — почему врала?.. А потом, Сергей… долго сидел в тюрьме, не работал… И Алексей Петрович сидел…

— Что было в сумке, Зоя Алексеевна? — дожимал Нежин.

— Ее паспорт, деньги из шкатулки…

— Сколько?

— Полтора миллиона рублей.

— Дальше?

— Белье, теплая подстежка, записная книжка… А что она сделала?.. Вы думаете, что это она убила?..

— А откуда вы знаете, что я о чем-то думаю? — наклонился к ее уху Каменев. — Разве я вам об этом сказал?

Нежин едва не рассмеялся, отвернулся к окну.

— Кто вам сказал, что я о чем-то думаю? — наседал Каменев, окончательно сбивая ее с толку. — Кто?..

Она растерялась, чувствовала какой-то подвох, но не понимала, в чем он заключается; и о чем ее спрашивают, уже тоже не понимала.

— Я оперативник, Шнырева! — заходил Каменев по комнате, как по следственной камере. — Мне думать по штатному расписанию не положено. Мое дело факты собирать, а думать будет следователь Стучков, ему за это платят. Ясно?! — резко повернувшись к ней, повысил голос.

— Да… ясно…

— Так куда поехала Давыдова, вы сказали?

— Я?.. Разве я…

— Послушайте, — подхватил Нежин, — Зоя Алексеевна, зачем же вы так, а? Вы только что нам сказали, что Давыдова поехала за город, в это… как вы назвали?..

— На Клязьму, — кивнула Шнырева, будто загипнотизированная.

— Правильно. Чтобы там… что?..

— Погулять.

— То есть как… погулять?! — «спохватился» Каменев. — Она что, с ума сошла?.. Это же под Москвой! Там леса кишат бандитами, и женщина с такими деньгами да еще с паспортом — на Клязьму?! Одна?!

— Почему… одна? — испуганно заморгала Шнырева. — Ее пригласили.

— Кто?

— Не знаю, Матюшин Алексей Петрович, наверно.

— Ну как же он ее мог пригласить, если у него тетя умерла? — грустно улыбнулся Нежин. — Что вы такое говорите, Зоя Алексеевна?

Она потупилась.

— Женщина, медсестра, едет гулять на Клязьму, как Стенька, понимаешь, Разин, в то время как у ее друга умирает родная тетя!.. — сокрушался Каменев.

— Может быть, ее там кто-то другой ждал? — осторожно предположила Шнырева.

— Где?

— Ну там, куда она поехала?

— А куда она поехала? Конкретно? Куда билет брала?

— Она уже взяла билет на Дмитровскую электричку в десять с чем-то, когда я приехала на вокзал. Я ей отдала сумку, спросила, не случилось ли чего…

— А почему вы так спросили? — посмотрел ей в глаза Нежин. — Она что, была расстроена? Плохо выглядела?..

— Нет, но… сами понимаете… Не пришла дежурить, домой не успевала заехать…

— Мы-то понимаем, — вздохнул Каменев. — А вы?.. Вы не подумали, что она могла приехать вечером домой, собрать вещи, или утром, поехать на следующей электричке? Но она не пришла. И почему-то не Матюшин, а вы ей повезли вещи!

— Так кто другой, вы сказали, ее ждал? — помолчав, «уточнил» Нежин.

— Не знаю, кто. Сказала, хороший человек, в загородный ресторан пригласил. Просила не говорить, если Алексей Петрович объявится.

— Когда просила?

— Сегодня утром, когда я ее провожала

— Она что, знала, что он не объявится, раз к вам вчера вечером обратилась с просьбой привезти вещи?

Шнырева заревела вдруг — тоненько, по-бабьи:

— Да я-то здесь при чем?! Что вы меня пытаете?.. Я сказала вам все, что знала, она же мне не докладывает, с кем время проводит!..

Каменев посмотрел на часы, кивнул Нежину и встал:

— Хватит слезы лить, Шнырева! Разговор с вами мы продолжим. Если Давыдова позвонит — о нашем визите ни слова!

Она закивала часто и понятливо, утирая слезы рукавом плаща.

— А если Алексей Петрович ее искать станет, тоже не говорить?

— Алексей Петрович искать не станет, — подвел черту Старый Опер. — За это я ручаюсь на все сто процентов!

Через пять минут оперативная «Волга» мчалась по Кутузовскому проспекту на Петровку. Каменев прижимал к уху трубку радиотелефона, но Игорь Савчук кричал так, словно в одиночку взял целую банду — даже Нежин улыбался на заднем сиденье, слушая его рапорт:

— Нашли мы «Пежо», товарищ полковник! Синий, и номер тот же! На Савеловской площади стоит, на стоянке!..

— Чего орать-то? Нашел и хорошо. Оставь там людей, если хозяин объявится — пусть немедленно свяжутся со мной. Ты понял?..

— Так точно!

— Никаких самостоятельных действий!.. Ты откуда звонишь?

— Из ЛОВД на Савеловском.

— Начальник там?

— Нет, дежурный.

— Дай ему трубку!.. Майор, с вами говорит полковник Каменев. Сегодня в десять часов утра Дмитровской электричкой отбыла Давыдова Евгения Васильевна, ее данные и фото должны быть во вчерашней ориентировке. Немедленно сообщите по станциям: пусть опросят дежурных и железнодорожников, нужно установить, где она вышла из электрички. Прошерстите все до самого Дмитрова, возможно, она где-то пересела на поезд или даже на встречную, но основное внимание обратите на платформы неподалеку от Клязьмы — Водники, Турист. Что там еще есть, не помню… дайте трубку Савчуку!..

— Я слышал, товарищ полковник! — бодро отозвался стажер.

— Игорь! Немедленно наведи справки обо всех загородных ресторанах в Савеловском направлении. Возьми машину, проедь по всем злачным местам и разузнай, не видел ли кто-нибудь Давыдову. Только не нажрись смотри…

— Да я ж не пью, товарищ полковник!

— Ну и дурак. Если я в твоей характеристике об этом напишу, тебя ни в одно отделение милиции на работу не возьмут, не то что в МУР.

— Тогда нажрусь, — рассмеялся Савчук.

— Ты вот что, герой!..

— Да понял я все: «самостоятельных действий по задержанию не предпринимать».

— Вот именно. Дерзай, понятливый!

Каменев положил трубку, посмотрел на друга:

— Что ты обо всем этом думаешь, старина?