— … ты, чмо болотное!.. — сказал я. — Если бы не…, то ты бы…! И тогда бы тебе…, а не ресторан плавучий! Тогда бы тебе полный…, а не соленый огурец! Потому что как только ты…, так за тобой…! А Давыдову и Матюшина… но ты об этом не сказал ни слова… такая! Предателей уничтожают?! А стукачей…, и… — тоже! Если хочешь, я сейчас твоему холую Эдику Потоцких расскажу, как ты…! И тогда тебе…, и твоему «ключику»… —..! Хочешь ты этого, нет?! А то…, я могу и…! Даром, что связанный и избитый!.. Давай своих…, я с ними покалякаю…! Ты меня за… принимаешь?!. А Беса ты не помнишь?! Думаешь… такой, я не знаю…, где… добыл?..

Текст я заготовил заранее, еще в Библиотеке им. В.И. Ленина, по словарям блатного жаргона. Сейчас же он пригодился мне для того, чтобы распутать веревку на руках, затянутую бандитами Ямковецкого в предвкушении сытного обеда не слишком туго. Тем более что я убедительно изобразил состояние невменяемости, избитости и полного отсутствия счастья.

По-моему, он протрезвел.

— Во-он отсюда все!!! — вскочив, заорал благим матом. — Во-он!!!

Два охранника — рослый с волосатыми руками и жабоподобный — принялись выводить уставших от гостеприимства гостей на верхнюю палубу. Через минуту мы остались одни. Ямковецкий запер кают-компанию на ключ и, тяжело дыша, словно проделал грандиозную работу по очистке авгиевых конюшен, уставился на меня.

— Не знаю я никакого Беса! — сказал подозрительно. — Ты это о чем?

— О Грише Потоцких, которого ты гэбэшникам сдал! О Звере, за которого тебе сибиряки пасть порвут. О дочери твоей, которая тебе разве что как «ключик» от сейфа нужна и о которой ты никогда не заботился. Зачем тебе деньги, урка с водокачки?! Зачем ты свой предпринимательский талант по ветру развеял?! Чтобы кабак за тобой на зону приплыл?.. Так тут ума много не надо, не ты первый! Тебе и нужно-то было всего сто баксов, чтобы нажраться в кабаке, а ты — сто миллионов!.. Самолюбие свое тешишь?.. А ну как братва твоя узнает, что ты с Колей Щусем, тогда еще капитаном КГБ, наркоту на кредит из банка Майвина отоварил?! Ты же ссученный! Сука ты, понял, Ямковецкий?! Ты же с гэбэшниками дела проворачивал, братву пачками сдавал! Это же с санкции ГБ администрация лагеря с тобой на сделку пошла, полковник Кошиц тебя у них одолжил, а не ты себя за пай в «общаке» выкупил! И он тебя ждет!

— Брешешь, падла!! — Ямковецкий налетел на меня, как вихрь на одуванчик. Я даже порадоваться за свой оправдавшийся расчет не сумел.

Пока я вешал ему лапшу на уши, мне удалось распугать веревку на руках, я вскочил, когда между нами оставалось полтора миллиметра, и ударил его под дых. Сделал я это опрометчиво, потому что когда на мой удар нарывались мастера первых трех данов таэквондо, поединки прекращали за явным преимуществом, а тут — урка гнилой, в тюрьмах выморенный. Он рухнул, даже не крякнув от досады, даже воздуха ртом не схватив.

Все, что можно было забрать из его карманов, я забрал: револьвер «бульдог», тысячу пятьдесят долларов, мое удостоверение частного детектива. Где-то оставался «Макаров», у жабоподобного — мой сотовый телефон, но в кают-компании я этого не нашел, задача осложнялась.

Смесь белого кахетинского с армянским коньяком привела его в чувство. Извиваясь, как угорь на льдине, он встал на четвереньки, тряхнул головой и посмотрел на меня мутными глазами.

— Сейчас ты меня отсюда выведешь, кавалер Боря, — помог я ему подняться рывком за уши. — Тебя на этапах как учили?.. «Шаг в сторону, прыжок вверх — попытка к бегству!» Вспомнил?.. Выведешь, прикажешь вернуть мне мой табельный пистолет, а также телефон, по которому я вызову конвой для твоего дальнейшего сопровождения.

Я подтолкнул его стволом в спину. Дойдя на полусогнутых до двери, он уперся в переборку широко расставленными руками:

— Стой… Стой, Столетников… Сколько тебе Майвин платит?

— Майвин мне платит, как кровь из зубов выдавливает. А с тебя я денег и вовсе не возьму, так что не старайся. Ничего, добавят тебе за побег и за все прочие делишки, которые суд своевременно не учел, — глядишь, и откупишься. А станешь со мной шутки шутить — я тебя застрелю однозначно. Пошел!..

Чтобы не продолжать этого нелицеприятного разговора, я сам провернул ключ в замке и распахнул дверь.

Мы вышли на палубу, как старые добрые друзья. На носу, на корме, на мостике стояли, сидели и лежали, греясь на солнышке, нанятые Ямковецким «быки» из останкинских или люберецких — мне было в тот момент, ей-Богу, все равно, кто они и откуда. Думаю, каждый из них тоже получал от Ямковецкого баксов по сто двадцать, как я от Майвина, так что мы друг друга поняли: они сделали вид, что ничего не происходит, а мы с Ямковецким — что только что пили на брудершафт.

На тросах лебедки справа по борту висела маленькая моторная лодка с надписью «Кархародон», сделанной каким-то шутником: кархародон — это одиннадцатиметровая акула-людоед, похожая на эту лодку так же, как эта лодка — на нее. Аварийное плавсредство должно было придать Ямковецкому уверенности, думаю, где-то в условленном месте на берегу его поджидал и автомобиль.

— Зелень! — обратился к жабоподобному Ямковецкий. — Отдай ему «трубу»!

Зелень подошел (или подошла? ну как, спрашивается, жить с такой бесполой кличкой?) и протянул мой телефон.

— Пушку! — потребовал Ямковецкий.

Охранники растерянно переглянулись.

— Пушку! — повторил я приказ главаря.

Ямковецкий кивнул. Этого оказалось достаточно, чтобы мой «ПМ» № 019732 отыскался в кармане «носового». Я проверил обойму.

— А «маслята»? — спросил, обнаружив пропажу.

«Носовой» снова посмотрел на Ямковецкого.

— Отдай, — поник тот головой. И добавил, что показалось мне оскорбительным: — Свои.

Горсть патронов перекочевала ко мне в карман.

— Пойдем передохнем, Боря! — обнял я за плечи обмякшего Ямковецкого, опасаясь, как бы потом не пришлось искать его баграми.

Он двинулся в направлении капитанской каюты. Несколько пар глаз провожали нас напряженными взглядами. Развитое шестое чувство и отменное боковое зрение позволяли мне контролировать ситуацию, но если бы за бортом вдруг всплеснула рыбина — это послужило бы командой «К бою!». Шли мы инсепарабль, как близнецы-братья, так что, в случае чего, продырявили бы обоих, но едва ли мне от такой компании стало бы легче.

В каюте спала Давыдова. Ямковецкий потрепал ее по щекам. Спросонья она не поняла, что происходит, уставилась на нас металлическими глазами.

— Не будете ли вы так любезны, Евгения Васильевна, принести нам по стаканчику бургундского из погреба? — попросил я.

Она посмотрела на Ямковецкого.

— Пошла вон! — перевел он и плюхнулся в глубокое кресло у иллюминатора.

Фыркнув, Давыдова ретировалась.

— Что в этом «чемодане»? — ткнул я револьверным стволом в стенной сейф,

— Не знаю.

— У кого ключ?

— У капитана.

— Зови капитана.

Он снял трубку с аппарата без номеронабирателя.

— Зайди! — не то приказал, не то попросил. — Дурак ты, — сказал мне беззлобно. — Сам не ведаешь, что творишь. Майвин тебя в живых не оставит, руки у него длинные. А за ним такие люди стоят, что никто тебе не поможет. Всю оставшуюся жизнь будешь в подполе прятаться, если уцелеешь. Дело все равно замнут, даже если понадобится сместить Генерального прокурора. И премьера, понадобится, подвинут…

— Ладно, хватит, ты мне надоел, кинг-спаниель, — отмахнулся я стволом. — На скамье подсудимых эти байки рассказывать будешь. Но отправлю тебя туда не я — я работаю на клиента, как ты уже, наверно, понял. А теперь дай-ка мне эту дискету!..

Отдавать то, что он называл «ключом от сейфа, где деньги лежат», ему очень не хотелось. Он сделал попытку обмануть меня — нехотя полез в карман, рассчитывая усыпить бдительность, а потом вдруг вскочил со звериным рыком и… заставил меня посадить его на место ударом револьвера по точке «тянь-ляо» (анатомическая топография: в центре ямки под отростком лопатки; основное действие: боль и временный паралич плечевого сплетения).