— Все, Маша! — кричит он. — Уходим!.. Женя, давай Ямковецкого!..
Маша подбегает ко мне, осторожно забирает Валерию. Пока Викентий зачем-то обыскивает майвинскую машину, я выволакиваю из дальней бытовки Ямковецкого, пинками гоню его по карьеру к бывшему сообщнику на свидание. Викентий снимает с ремня убитого «бесенка» импортные наручники, волоком подтаскивает напрочь вырубленного Беса к «Волге», мы сковываем их — через рулевое колесо. Ямковецкий брыкается, мычит, пытается меня ударить, хотя знает, чем это для него кончится. Именно этим и кончилось в очередной раз…
На случай, если они не узнают друг друга, когда очнутся, Викентий прижимает стеклоочистителем к ветровому стеклу «застольную» кимрскую фотографию…
Солнце окунулось в потемневшую чащу леса, облака выстроились в рваную линию, на багряном фоне появилась стремительно приближающаяся точка вертолета.
— Быстрее, Викентий! Быстрее!
Мы поднимаемся по серпантину, остается пройти виток верхнего горизонта и небольшой открытый участок нескошенного луга.
Я сижу сзади, обняв Валерию, еще не отдавая себе отчета, что рядом — моя жена, моя Валерия, она прилетела, чтобы изменить мой беспорядочный образ жизни. Очень, надо сказать, своевременно прилетела… Я смотрю в ее прекрасные, затуманенные слезами глаза и не пытаюсь ее утешать: пусть поплачет — это степень ее защиты.
Вертолет уже висит над нами; вдалеке на извилистой дороге появляются машины с включенными сиренами — в тот самый момент, когда мы вонзаемся в лес и мчимся по просеке на восток, к Кольцевой. Кажется, нас засечь не успели. «Жигули» пробуксовывают, из-под задних колес брызжут фонтаны сырого песка.
— Давай же, давай! — инстинктивно раскачивает буксующую машину Маша.
— «Давай, давай», — бормочет Викентий. — Что она может дать, «четверочка»? Это ж тебе, понимаешь, не какой-нибудь «Понтиак-Протоспорт-4».
Он прав. «Четверка» Зиновия, да еще старенькая, не идет ни в какое сравнение с восьмицилиндровым «Понтиаком» — его двести пятьдесят «лошадок», подобно ковру-самолету, вынесли бы нас откуда угодно!.. Я вспоминаю блеск в глазах повидавшего автомобильные «виды» механика Толи Квинта, когда он рассказывал об этом «Понтиаке»: «Поискать, — сказал, — можно, только угнать нельзя: бортовой компьютер открывает двери исключительно владельцу по отпечатку его пальца». А как он смотрел на меня — с нескрываемой завистью, словно я собирался купить эту машину.
Звонит телефон. Я достаю его из кармана и вдруг…
— Что-о?! — вскрикиваю, как будто мне на голову упало яблоко в саду. Внезапно меня обдает жаром.
— Я говорю, «четверочка» все-таки не «Понтиак», — не поняв, повторяет Викентий.
— Я не об этом!.. Я знаю, что такое «пятая степень защиты», Вик!
— Какая-какая?.. — он сосредоточенно работает рычагом переключения передач, вертит руль, наезжая на кочки, утопая в грязи, объезжая бурелом.
А телефон все звонит.
— Частное бюро детективных…
— Я тебе дам «частное бюро»!.. Я тебе такое «частное бюро» устрою, что ты забудешь, где получал лицензию, Француз! — орет Каменев. — Частник долбаный!.. Ты хоть знаешь, придурок, мать… твою… через семь ворот!.. тебя вторые сутки вся Россия!., мать!..
— Саня, не сквернословь! — тщетно успеваю вставить я, пока он подбирает очередной фразеологизм.
— Я тебя арестую, Француз!.. Это тебе не Хьюстон, перемать… твою… со свистом!..
— Саня, ты повторяешься!..
— Где ты?! Где, я тебя спрашиваю?! Вот только отключись, я тебя во всероссийский розыск объявлю!..
— Ну чего ты распыляешься?! За городом я!
— С кем?!
— С дорогой для меня женщиной, я ведь говорил…
— Для тебя — дорогой?! Для тебя, который за одни сутки пять машин поменял?! Кто в карьере столько трупов наделал?!
— В каком карьере, Саня?
— Заткнись!! Уезжай в Париж, пока не поздно!..
— Постой, Саня, я еще не все здесь закончил!
— Ах, ты еще не закончил, идиот?!
— Немедленно направь людей в Румянцево, слышишь?!
— Где это?!
— Пестовское водохранилище, западный берег. Третий дом от основной трассы, за каменным забором. Возможен отход по воде, у них есть мощный катер. Там заложница — Илона Ямковецкая! Это очень важный свидетель, она нужна живая во что бы то ни стало!.. Тип, скованный одной цепью с Ямковецким, — это Кошиц, полковник безопасности. Дача в Румянцеве принадлежит ему! Бери его, он покажет, но он очень опасен, Саня!.. Смотри в оба!..
— Опаснее тебя никого нет, Француз! Немедленно поезжай на Петровку, скажи дежурному, что ты явился с повинной, и жди меня!.. Я скажу, чтобы тебе постелили матрац на нары. Попробуешь в камыши нырнуть — я тебе такой терц пропишу, что поканаешь на баламбас…
Я прячу телефон, потому что все это уже слышал. Викентий смеется, а Валерия испуганно шепчет мне на ухо:
— Женя, это их главарь?
— Ну что ты, родная, — глажу я ее по мягкой, теплой ладони, — куда ему до главаря. Это полковник Московского уголовного розыска Каменев Сан Саныч, Старый Опер.
— А что он говорил-то, я не поняла?
— Он сказал, что очень доволен моей работой, — улыбаюсь я и вспоминаю, что забыл представить Валерию: — Ребята, это моя жена. Она прилетела ко мне из Парижа… с небольшими остановками…
— Да я как-то уже и сам догадался, — глядя на дорогу, говорит Вик. Маша смеется. — Так что за степень защиты, ты говорил?
Наконец-то мы выезжаем с проселка на асфальтированное шоссе.
— Помните ту фотографию, где Ямковецкий изображен за рулем «Понтиака» в автосалоне?.. Квинт разузнал, что впервые в Европе он был выставлен в Швейцарии в начале девяностых. Замок на двери «Понтиака» отпирается по отпечатку пальца хозяина. Вот откуда у этого любителя дорогих моделей появилась идея заказать такой замок под пальчик своей дочери! Только он умудрился сделать так, что ни она, ни кто-либо другой, включая адвоката Мезина, об этом не узнали. И если бы Майвин заставил Машу под видом Илоны поехать туда и изъять компромат из сейфа, то ее просто арестовала бы полиция. Вместе с ним. Так что он подсовывал эту дискету с кодом и шифром специально, зная, что основной степени защиты на ней нет.
— А через семь дней после дня рождения Илоны — в случае, если ни она, ни Ямковецкий не явятся за содержимым сейфа или для перезаключения договора, — управбанком в присутствии полиции вскроет сейф и предаст содержимое документов огласке, — говорит Маша.
— Очень даже может быть, — соглашается Решетников. Сосредоточенно глядя на дорогу, он достает дискету и… выбрасывает ее в окно: — Пусть вскрывают и обнародуют. Так даже интереснее.
По области проводится операция «Перехват», а впереди — Кольцевая. Я вспоминаю об этом, когда Викентий начинает отстегивать кобуру с «генцем» и засовывать ее под сиденье. Впереди — полоса замедления. Передвижной пост: два патрульных авто — «канарейка» и «мерс» — стоят на обочине. Штук десять ментов разбрелись вдоль колонны, в которой — рейсовый «Икарус», мотоцикл «Днепр» с коляской, пяток иномарок, навьюченный «Запорожец» и еще, еще: вечер воскресного дня, в Москву возвращаются дачники.
Повинуясь полосатому жезлу, Викентий принимает вправо и тормозит. Все три минуты, пока до нас доходит очередь, мы подавленно, а быть может, просто устало молчим.
— Здрасс…инспктр дорптрулн слжб стршлнт Михеев! — цедит еще более усталый и обозленный из-за сорванного выходного мент. — Предвт вш дкмнт!..
Викентий с ледяным спокойствием достает из куртки пластиковое водительское удостоверение на имя Кондратьева Зиновия Никифоровича пятидесятого года рождения, техпаспорт на машину, протягивает ему в окошко.
Я прячу побитое лицо в волосы Валерии, рукой закрывая прореху на ее платье.
Маша окаменело смотрит перед собой на дорогу.
Впереди вооруженные автоматами собровцы производят досмотр «КамАЗа»; владелец «Жигулей» в «адидасовском» шерстяном костюме и сандалиях на босу ногу открывает багажник.
Время останавливается. Усталый и злой инспектор многократно переводит взгляд с фотографии Зиновия на лицо Викентия.
