— Ну да. Футбол с нами гоняла на дворе, — сообщил Володя: говорить, так все до конца. Пусть знает, с кем он связался. — Даже удивительно, как ее председателем завкома выбрали, и некоторые даже боятся. Хорошун, например. Стереотипщик есть у них в типографии. Здоровый такой, а боится.
— А он, что, этот Хорошун: лодырь или выпить любит?
— Мама говорит: антиобщественный тип. Себе на уме.
— Ну вот видишь. — Снежков поглядел в ту сторону, куда ушла мама. — Хорошие люди никого не боятся. Учти это. И со всеми у них отношения нормальные. С девчонками — тем более.
Володя задумался. Не такие уж девчонки вредные — это правда. Не все. Есть даже совсем хорошие девочки: Катя Карасик например. Тайка тоже. Всегда поможет и никогда не выдаст. Да и другие ничего плохого Володе не сделали. Нет, тут он, конечно, не все продумал, лишнее сболтнул. Но, чтобы Снежков тоже не подумал так, Володя вздохнул и осторожно заметил:
— Не знаете вы наших девчонок…
Снежков хотел что-то сказать, но в это время среди кустов замелькал голубой мамин шарфик. Она бежала, отмахиваясь от комаров, смеялась и выкрикивала:
— Загрызли начисто! Я там сушинку хорошую нашла, пришлось бросить, так бежала. А у вас тут благодать…
И в самом деле — по реке гулял вольный ветер, отгоняя комариные полчища.
— Зато рыбы много будет, — сказал Снежков и объяснил, заметив Володино удивление: — Смотри, какое у них там пирование.
Володя посмотрел — да, в самом деле, как это он раньше-то не заметил: ветер подхватывал комаров, бросал их в воду, а оттуда то и дело выскакивали маленькие рыбешки, заглатывая комаров. По всей реке шли круги от рыбьего всплеска. И в самом деле — пирование.
— Все вы знаете, подмечаете, — уважительно проговорил Володя.
— Приходится, — засмеялся Снежков.
И мама тоже засмеялась. «Что это они?..» — подумал Володя. Сам-то он был очень озабочен и взволнован полной переменой всей своей жизни. Он еще не понимал, что и мама, и Снежков тоже взволнованы переменой их жизни, кроме того, они просто очень счастливы и смеются только оттого, что еще не привыкли к своему счастью, а может быть, даже немного и стесняются его. Ведь самое настоящее, самое хорошее счастье — именно то, которое приходит неожиданно. Этого Володя еще не знал и подумал, что это они посмеиваются над ним, и слегка обиделся.
Снежков сразу это заметил.
— Если хочешь быть художником, то все должен подмечать, — сказал он. — Все видеть, все слышать. Художники — внимательные, умелые люди. Глазастые, рукастые…
— Ага! — подхватил Володя. — Ушастые, носастые… — Ему тоже сделалось легко и весело, и он пояснил: — Все запахи чуют…
— Как собаки…
— Нет. Как следопыты.
— Правильно, как следопыты.
— Ну, следопыты, — перебила мама этот веселый разговор. — Чай будем пить или как?
Она сидела на зеленой кочке веселая и такая красивая, какой Володя никогда ее не видел. «Это оттого, что у нас появился Снежков, — подумал он. — От меня-то ей мало радости, это уж точно. Ну, да ладно…» И он, презирая комаров, решительно отправился разыскивать мамину сушинку для первого семейного костра.
МЕДВЕЖЬЯ ШКУРА
В город приехали уже затемно. Снежков очень давно не бывал в Нашем городе, но он как-то очень скоро разыскал лодочную станцию, в два счета договорился со сторожем — инвалидом войны. Оказалось даже, что хотя они воевали на разных фронтах, но лечились в одном госпитале, как раз в том самом, где любимая сестра Валя начала свой военный путь.
Сторож помог снять мотор, убрал в кладовую и, прощаясь, заверил:
— Все будет в полном порядке, товарищ старший лейтенант!
Как он догадался, что Снежков — старший лейтенант? Совсем непонятно. Сам-то Володя еще не успел этого выяснить. Старший лейтенант!
Они шли по темным пустынным улицам спящего города и никого не боялись, ведь с ними был Снежков — старший лейтенант. У него за плечами тяжелый рюкзак и в руках чемодан. Володя несет скатанную в тугой валик медвежью шкуру и этюдник Снежкова. Все это связано ремнем для того, чтобы удобнее нести, перекинув через плечо. Маме ничего не позволили нести. Она идет налегке и посмеивается.
— Вы меня так избалуете, что я и ходить разучусь…
— И не надо, — говорит Снежков. — Мы скоро машину купим, моя очередь подходит.
Володя уже не удивляется — он просто начал привыкать к своему счастью и к могуществу Снежкова. Кроме того, он валится с ног от усталости и держится из последних сил.
К дому подошли за полночь. Только стукнули, как за дверью кто-то зашебаршился и послышался заспанный Тайкин голос:
— Кто это?
Мама ответила. Застучал засов, зазвенел крючок — дверь распахнулась. На крыльцо выскочила Тая в коротенькой рубашонке, голоногая, зачирикала, как воробей, но, увидев Снежкова, застыдилась. В сенях она остановила Володю:
— Разыскал!.. Ох, Володичка, ты прямо у нас гений…
Она и еще что-то нашептывала, но Володе было уже невмоготу. Он не помнит, как до постели добрался. Уснул мгновенно, даже не посмотрел на добрую вечкановскую звезду, как всегда, сиявшую в стеклянном фонаре над его постелью.
Впервые за всю жизнь не увидал Володя звезду, не помянул деда.
А когда проснулся, то увидел голубое небо над головой и облачко, похожее на слоненка, а в окна заглядывало, весеннее утро. Все такое привычное, всегдашнее, что. Володя даже испугался, подумав, будто ничего и не было на самом деле, а все ему только приснилось. Земля Снежкова, Катя Карасик, медведь, путешествие на плоту с красивым человеком Конниковым, голубая моторная лодочка — все это слишком хорошо, чтобы существовать на самом деле. Такое может только присниться.
Задохнувшись от обиды, он закрыл глаза и всхлипнул в полном отчаянии.
— А я знаю, что ты не спишь!.. — услышал он знакомый голос.
Тайка! Что ей здесь надо?
Володя открыл глаза и поднялся. На разостланной по всему полу медвежьей шкуре сидела Тая в своем самом нарядном желтом платье. Нет, не сон! Не сон — это на самом деле так… Ура! У них есть Снежков!..
— Где он? — спросил Володя.
Поглаживая упругий густой мех, Тая сообщила:
— В бывшей Ваонычевой комнате. И твоя мама с ним.
Только сейчас он увидел пустую мамину постель. Пустую.
— Ну и что же, — рассудительно продолжала Тая, — теперь они — муж и жена. Ты же сам этого все время добивался.
Да, это правда — он сам все сделал. А Тая продолжала говорить правильные слова, которые, однако, нисколько его не утешали.
— А ты что тут расселась? — проворчал он.
— Смешные эти мальчишки, — проговорила Тая, продолжая поглаживать упругие завитки шерсти. — Сами всего навыдумывают, и сами ничего не понимают. — Она поднялась и начала расхаживать по шкуре, как-то особенно вывертывая ноги.
Володе припомнился вчерашний разговор с мамой на кордоне. Она говорила о любви и смеялась так, как она смеется всегда, если ей хорошо и на душе спокойно.
А Тайка продолжала расхаживать на вывернутых ногах.
— Ты на цаплю похожа, — сказал Володя. — Уматывай отсюда, мне одеваться надо.
— Ничего ты не понимаешь. — Она остановилась против него, прошептала: — А у меня, знаешь, какая радость?
— У всех радость, — вздохнул Володя.
— Нет, правда. А ты почему не спросишь, какая у меня радость?
Девчонки — чего-нибудь ей купили, платье например, вот и вся большая радость.
— Глупость какая-нибудь…
— А вот и нет. А вот и нет… — Она затрясла своими косичками и, гордо вскинув голову, сообщила: — Меня приняли в балетное училище. В хо-ре-огра-фиче-окое, — пропела она и закружилась, раздувая подол желтого платья.
Потом она присела рядом с Володей и рассказала, как просто и хорошо все получилось. Пришли из училища две тетки.
— …Совсем, ну, понимаешь, совсем нисколько на балерин не похожие, а Милка Инаева, у которой мама актриса, сказала, что они бывшие балерины, а сейчас они преподаватели, учительницы. Пришли в школу для того, чтобы отобрать для хореографического училища самых-самых способных девочек. И я одна прошла. Ты только подумай, из всей школы — одна я!!