Таинственное Море Ясности, которое переливчато светилось среди черной тайги, оказалось широкой таежной рекой. Над ней стоял негустой голубоватый туман. Совсем непонятно, почему река такая светлая, когда кругом — и на земле и на небе — совершенно темно. Может быть, это от тумана? Вдоль черного берега, среди черных, шумящих вершинами деревьев мелькают несколько золотистых огоньков. На светлой речке тоже виднелись огоньки и слышались гулкие, тяжелые удары бревен и голоса людей, которые делали там, в тумане, какую-то таинственную работу.

Соболь, как дисциплинированный пес, бросился к девочке и негромко гавкнул два раза, докладывая о выполненном задании.

Катя поднималась по крутому берегу им навстречу, вырисовываясь на светлом фоне реки, будто вырезанная из черной бумаги.

В одной руке Катя несла ведро, в другой — какой-то длинный шест с обручем на конце. Обруч обтянут сеткой, с которой капала вода.

Володя сообразил, что это сак, которым ловят рыбу, и сразу понял, какая это стоящая девочка. Только такие и должны жить здесь, на Земле Снежкова.

— Много поймала? — спросил Конников.

— Да нет. Вас услыхала — бросила.

Она поставила ведро и, как взрослая, поздоровалась с Конниковым. Он сказал:

— А это Володя. Из города. Ничего не боится.

Девочка и Володе протянула руку, как взрослая, и, аккуратно складывая пухлые румяные губы, представилась:

— Катя. А чего у нас тут бояться?

На ней была старая телогрейка, подпоясанная пестрым пояском от какого-то летнего платья, блестящие резиновые сапожки до колен и, как у взрослой, туго, затянутая косынка на голове.

От ее одежды шли великолепные запахи ночной реки, смолы, рыбы, запахи необыкновенных приключений. Володя понюхал свою руку, от нее тоже пахло ночной рекой и рыбой.

— Подержи, — сказала девочка, передавая Володе сак.

— Отец где? — спросил Конников.

Поправляя волосы, выбивавшиеся из-под темной косынки, она заговорила непонятными словами:

— Да все на выпуске. Так на бонах и пропадает третьи сутки. А лес все идет да идет. А по рации с рейда требуют, чтобы выпустили не меньше как две тысячи кубиков за смену… А вы на кордон?

Конников ответил тоже не совсем понятно:

— Утром сплавимся.

Он взял ведро, и все направились вверх, где на отлогом берегу светилось несколько окошек в поселке сплавщиков. Поселок был новенький, только что срубленный, и в темноте среди громадных сосен слабо белели свежие стены и крыши.

Когда вошли в поселок, Володя обнаружил, что он потерял свою зеленую сумку. Наверное, он ее тогда уронил, когда на него прыгнул Соболь.

— Утром найдем, — сказала Катя.

— Нельзя оставлять до утра, — решил Конников, — там у него очень важные документы, а в тайге сыро.

Тогда Катя спросила:

— На тропе потерял?

Никакой тропы Володя не заметил, ему казалось, что они все время шли по кочкам и болотам, но, оказалось, что это и была таежная тропа. Конников так и сказал:

— Точно, на тропе.

— Соболь! — крикнула Катя и побежала в темноту. Собака кинулась за ней.

Издалека донесся Катин голос:

— Ищи, Соболь, ищи!

Скоро она вернулась с зеленой сумкой.

— Соболь нашел.

Вот это здорово! Рассказать ребятам в школе — не сразу поверят. А это было одно из чудес, к которым Володя уже начал привыкать.

Вот настало утро, и снова начались всякие чудеса, так что Володя никак не мог сообразить, во сне это или он уже проснулся. Он даже начал подумывать, что он совсем и не убегал из дому и все ему только приснилось. Уж очень не походило на обыкновенную, привычную жизнь все то, что с ним произошло. И прогулка по черной тайге, и разбойный свист в темноте, и многоголосый лай собак, и девочка по фамилии Карасик. Все это сон, стоит только открыть глаза — и все кончится.

Он так и сделал: открыл глаза. И ничего не кончилось! Совсем наоборот. Тут началась такая жизнь, что не увидишь и во сне!

Жизнь началась красная, как солнце, как флаг! Володя лежал на широкой скамейке у окна, в незнакомой комнате: печка, потолок, окна — все залито густым вишневым светом ясной утренней зорьки.

А посреди комнаты на красном полу стоял плотный человек, в блестящем плаще и, высоко подняв руки, держал под жабры большую рыбину. Рыбина слабо пошевеливала широким, как две ладони, хвостом. С хвоста стекали на пол рубиновые капли, похожие на капли вишневого сока. И с плаща тоже капал вишневый сок. Как будто человек этот, для того чтобы поймать рыбину, нырял за ней в самую красную газированную воду.

Он высоко поднял свою добычу и зверским голосом зарычал:

— Зимогоры, подымайтесь! Глядите, какого я тайменя поймал!

А глаза у него были очень веселые, и сам он весело смеялся.

Из соседней комнаты выскочила Катя в длинной розовой рубашке, растрепанная.

— Папка явился! — закричала она.

Не поднимая головы, Володя осторожно поглядывал из-под одеяла: так вот он какой, Карасик-папа! Это он, значит, прожил трое суток на бонах, в тумане и сырости. Оттого он так зверски и рычит, потому что, если он будет говорить обыкновенным голосом, то его никто не услышит.

— Мать спит? — сиплым шепотом спросил он.

— Спит, она ночью пришла.

— Ты ее не буди.

— А у нас гости: Конников.

— Знаю. Он за мыском плотик вяжет.

Карасик-папа положил рыбину на стол, снял свой блестящий плащ и повесил его у двери.

Володя прислушался: что там за мыском делает Конников? Тут все говорят какие-то непонятные слова.

Катя, надевая спортивные брюки, проговорила шепотом:

— Вот спит мальчик. Зовут Володя. Конников говорит: он бесстрашный.

Смешно, все время говорила громко, даже кричала, а как про Володю, так шепотом. Это она думает, что он спит.

Карасик-папа тоже шепотом прохрипел:

— Отчаянный. Конников рассказывал. Помоги-ка мне.

Стаскивая с отца огромные резиновые сапоги, Катя рассказывала:

— Он из дома убежал, мама рассказывала, и теперь его через милицию разыскивают. А Конников его хочет на плоту к Снежкову увезти.

— Отчаянный, — повторил Карасик-папа. — Подай-ка мне кирзовые сапоги, надо пойти Конникову помочь.

Из соседней комнаты послышался голос Карасика-мамы:

— Петро, а ты бы дома посидел с таким горлом.

Что-то очень знакомый голос, где-то Володя уже слышал его. Пока он соображал, где он мог слышать этот голос, Карасик-мама вышла из спальни. Так это же веселая начальница Рита!

Володя спрятал голову под одеяло. Теперь ничего, хорошего не жди. Теперь вся надежда на Конникова.

— Спит? — спросила Карасик-мама, поглядывая на Володю.

— Спит.

— Ночью телеграмма пришла от его мамы.

— Ну и что? — спросила Катя.

— Выехала скорым. Приедет в шестнадцать двадцать и заберет этого беглеца.

Она еще что-то сказала, но Володя не разобрал. Ему вдруг стало так трудно дышать под одеялом, что он больше не выдержал.

— А я все равно убегу на кордон! — громко сказал он, откидывая одеяло.

— Ох, какой ты настырный! — засмеялась Карасик-мама.

А дочка, аккуратно складывая пухлые, как у мамы, губы, строго поправила:

— Он бесстрашный.

— Я пошел все-таки, — сказал Карасик-папа.

— И я с вами, — засуетился Володя и начал собираться, — подождите, пожалуйста…

Спал он одетый, как свалился, так и уснул. Только ботинки были сняты да пальто. Сборы поэтому были недолгими: раз-два — и готово.

— Никуда ты не пойдешь, — сказала Карасик-мама Карасику-папе. — Конников и без тебя справится. А Володю, если уж ему крайне необходимо, Катеринка проводит. Да посмотрит, чтобы он и в самом деле не убежал.

Вот тут как у них: сразу уж и сторожа приставляют. Девчонку. Смешно!.. Так подумал Володя, хотя в самом деле ему было не до смеха. Катя — она не простая девчонка, она таежная девчонка, рыбачка. Да еще у нее Соболь — попробуй убеги от таких.