Кожа.

Нет ничего более привлекательного или чувственного. И нет более мучительного напоминания о том, что вы смертны.

Стоит вам только «обвенчать» свою кожу с чернилами, и вы лишаетесь свободы на всю жизнь. С этого момента вы несете на себе особую отметину, постоянно демонстрируя визуальный ключ к тому, что тревожит вашу душу. Она может свидетельствовать о страстном желании, о любви, о надежде. Но может рассказывать и о ненависти.

Его кожа была превосходна. В блеклом белом свете лампы она сияла от избытка жизни. Лампа освещала довольно узкий клочок комнаты, тогда как остальная ее часть тонула в сумерках, а за окном было совсем темно. Изредка с улицы доносились приглушенные звуки.

Пока она работала, оба молчали. Напряженность между ними не ослабевала, и она чувствовала, что он постоянно смотрит на нее. Конечно, взаимоотношения между мастером тату и клиентом всегда носят оттенок интимности. Интимности физической в первую очередь — кожа, кровь, нервы, — но и эмоциональной тоже. Мастеру доверено сделать осязаемой мечту клиента, его желание, настолько глубокое и несбыточное, что он готов не расставаться с его изображением до самой смерти.

Она откинулась назад и на мгновение закрыла глаза. Да, это была непростая работа. Вызов. Надо выполнить рисунок так, чтобы иероглифы не только были точны и хорошо читались, надо постараться придать всему образу очарование, сделать его красивым. Это была очень кропотливая работа, в которой не могло быть места для ошибки или неточности.

— Ты не возражаешь, если мы закончим на сегодня? Мне кажется, я теряю сосредоточенность.

— А сколько сеансов нам понадобится, чтобы закончить, как думаешь?

— Если мы будем тратить где-то по часу каждый раз, то… три, возможно, четыре.

Кожа Эша была раздражена и покрылась красными пятнышками. То, насколько сильно будет сочиться кровь в процессе нанесения татуировки, как правило, сугубо индивидуально. У Эша было много крови. Она даже подумала, что у него в теле ее слишком много. Мерцающие капли все время выступали из-под кожи, придавая свеженанесенным линиям рисунка ярко-красный оттенок. В этом было какое-то своеобразное очарование. Но также в этом заключалась еще одна причина, по которой она больше не хотела продолжать. Она аккуратно промыла рисунок холодной водой и спиртовым раствором.

— А ты всегда знала, что станешь мастером боди-арта?

Она повернула голову и посмотрела на него. Он по-прежнему лежал на спине, подложив руку под голову. Теперь пришла ее очередь смотреть на него сверху вниз. Это было странно. Он был намного выше ее.

— Я думаю, да. Мне никогда не приходило в голову заняться чем-либо еще. Моя мать посвятила этому занятию много лет жизни.

— Расскажи мне о ней.

— Ну, моя мать была особенной личностью. — Она явно колебалась. — Иногда рядом с ней люди чувствовали себя… не слишком комфортно.

Он не промолвил ни слова, ожидая, пока она продолжит.

— Некоторые считали ее ведьмой. Ее обвиняли в том, что она верит во все фантастическое, невероятное и слишком подвержена предрассудкам.

«Что было совершенно незаслуженно», — подумала Миа про себя.

Да, Молли старалась скрыться от ослепительного сверкания вечности в полутьме обычной земной жизни. Она чутко ощущала, что за пыльным занавесом повседневной реальности скрываются некие могущественные силы. Она завещала своей дочери мир, который был не совсем ординарным. Но она отнюдь не была суеверной. Черная кошка была для нее просто черной кошкой. И ничем больше. Ведь иной раз вы не проходите под лестницей вовсе не потому, что боитесь, что это принесет вам несчастье, а просто очень не хотите, чтоб она упала вам на голову. Оборотни, вампиры, всевозможные сверхъестественные существа — все они существуют только на страницах книг.

— А твоя бабушка?

— Я никогда не знала ее. Она умерла еще до того, как я родилась. Мама говорила, что она обладала весьма свободным духом.

На самом деле Молли употребила другое слово. Она сказала «авантюрным». Зная Молли, это должно было означать, что ее собственная мать часто действовала по наитию. «Будь что будет», как говорится.

Она снова взглянула на него.

— А ты? Как ты пришел к решению, чем стоит заниматься в жизни?

— У меня медицинские корни. Мой отец был врачом. Когда мне было четырнадцать лет, я как-то заглянул к нему в офис. Он не слышал, как я вошел. Он смотрел видеозапись. На ней было заснято помещение в госпитале, где находились доноры для пересадки органов. Их мозг был уже мертв, но их поддерживали при помощи аппаратов, и они выглядели как живые. Они дышали, их кровь была теплой. На видео был запечатлен процесс изъятия органов у особенного пациента — у моей бабушки.

— Ты хочешь сказать, что видел, как забирают ее органы? Когда был совсем ребенком? — Миа с ужасом смотрела на него.

— Ну, я попрощался с ней за несколько дней до того, в больнице. А изъятие органов — вполне миролюбивая процедура. Хирурги-трансплантологи подходили по одному, не все вместе. Один забрал ее печень. Другой — почки. Третий — глаза. И конечно сердце. Ты знаешь, что сердце может биться само по себе, даже вне тела? Я помню, как стоял за креслом отца и надеялся только на то, что он не повернется и не заметит меня, потому что тогда мне придется уйти и я не увижу всего. Мне очень не хотелось уходить. Вся эта процедура просто захватила меня.

Она почувствовала, что ее тошнит.

— И что? Он обнаружил тебя?

— Да. Мне здорово влетело.

— Наверное, тебе снились кошмары по ночам после этого?

— Меня посещали сны, но это было не совсем то, что ты имеешь в виду. А органы, которые я видел, прекрасны. Они сияют. И я отчетливо помню, что именно тогда я впервые понял, что мой отец ошибается — он абсолютно не прав. До того времени он был огромным авторитетом в моих глазах, как бы сокровищницей знаний, единственным источником истины. Но в тот день, до того как выставить меня из комнаты, он со всей уверенностью пытался убедить меня в том, что я вижу мертвого человека. То есть тот факт, что она дышала, а сердце ее билось, не делало ее живой, по его мнению, потому что мозг ее умер. «Вместилище души», как выразился мой отец. Он был религиозным человеком.

— А ты не поверил ему?

— Нет, не поверил. Я не думаю, что душа находится в мозге или в сердце. Даже в том маленьком возрасте я чувствовал, что душа, или жизненная сила, — называй, как хочешь, — это нечто более всеобъемлющее. Что тело, разум и дух неделимы.

— Значит, твой извилистый путь был проложен для тебя твоим отцом, как мой — матерью.

— Наверное. Но реальный толчок произошел позднее — когда я уже вырос. Особа, которая несет полную ответственность за то, кем я стал, — это маленькая девочка. Ее зовут Розалия.

Она посмотрела на него с недоумением, он улыбнулся.

— Может быть, в один прекрасный день я расскажу тебе эту историю.

Он посмотрел на часы.

— Уже поздно.

Лежа на спине, он не мог видеть, что она делает на его коже. Миа глубоко вздохнула, чувствуя, что снова начинает нервничать.

— Хочешь подняться и взглянуть?

Он встал и подошел к зеркалу.

— Нравится?

Ее озадачило его молчание.

— Да. — Он протянул руку и прикоснулся пальцами к своему отражению. — Да, — повторил он.

Потом он повернулся к ней.

— Это даже лучше, чем я ожидал.

Она вздохнула с облегчением.

— Я наложу повязку, пожалуйста, не снимай ее до завтра, хорошо?

Он кивнул. Направляясь к ней, он слегка запнулся.

— Ты в порядке?

— Это мое больное колено. Старая травма. Она не особенно меня беспокоит, но иногда напоминает о себе, — он улыбнулся, — но только это между нами. Не говори Нику, а то он сообразит, что у него есть надо мной преимущество.

— Могила. — Она торжественно кивнула.

Когда он оделся, она открыла ему дверь. Он вышел. Вдалеке в ночном воздухе разливался звон церковных колоколов. Все вокруг как будто было наполнено колдовскими чарами. Он прикоснулся пальцами к ее щеке.