— Значит, путь к сердцу женщины лежит через ее тщеславие.

Мать бросила на него раздраженный взгляд.

— Ты возвращаешься сегодня в Лондон? — спросила она.

— Да, самолет через три часа. Но мне надо заглянуть еще в одно место перед отъездом. А это значит, — он встал из-за стола, — что мне пора уходить.

Она проводила его. Выйдя из дома, они тепло обнялись, Ник поцеловал мать в макушку.

— Ты счастлива, мама? — спросил он тихо.

— Да, Ник, вполне. Дональд — очень хороший человек.

— Я знаю.

Он действительно так считал. Не так-то легко было его отчиму много лет назад принять в свою жизнь язвительного, грубоватого подростка, но он сумел сделать это с невозмутимым спокойствием, и Ник был благодарен ему за это. К тому же Дональд всегда был добр к его матери.

Ник открыл дверцу машины, которую взял в аренду, и сел за руль. Отъезжая, он приоткрыл окно.

— Так что, схватить ее в объятия, целовать и говорить, что она прекрасна?

— Да, — мать живо кивнула, — что-то в этом роде, во всяком случае.

Улыбаясь, он вырулил на дорогу, но только взглянул на часы — и ему стало не до веселья. Он слишком загостился у матери. Ему нужно поторопиться, если он хочет осуществить то, что задумал, да еще вовремя успеть в аэропорт.

Одно из имен бойцов, попавшихся ему в списке тех, кто умер весьма таинственной смертью, было Билл Мьюзо, он занимался боями без правил. Ник прилетел в Шотландию, чтобы проведать мать, а заодно и поговорить с Барри Драйвером, тренером Мьюзо, который имел собственный зал в Эдинбурге. У Мьюзо не было ни жены, ни подруги, а это означало, что тренер — это человек, который лучше всего знал бойца и мог рассказать о его жизни.

Спортивный зал Драйвера выглядел довольно убого. Он располагался в полуподвальном помещении за железной дверью. В прямоугольную комнату никогда не заглядывал дневной свет. Тяжелые боксерские мешки были все в рубцах, заклеенных клейкой лентой. Но все-таки это был доджо, куда спортсмены приходили добросовестно работать. Потому, едва переступив порог помещения, Ник почувствовал себя комфортно. Драйвер боролся с худощавым юношей, который дышал сквозь свою капу, совсем как Дарт Вейдер. Ник наблюдал, как тренер сильно навалился на своего ученика, развернув его голову, и вынудил парнишку после нескольких безуспешных попыток высвободиться, признать свое поражение. Все еще оставаясь на ковре, Драйвер взглянул на Ника.

— Чем могу? — спросил он.

— Я Ник Даффи. Я вам звонил.

— А, да.

Драйвер легко поднялся на ноги. Ник заметил, что у него невероятно маленькие ступни и розовые подошвы.

— Идемте ко мне в контору, — пригласил Драйвер и повернулся к юноше. — Неплохая работа, Джимми, — похвалил он, — теперь ступай пропарься хорошенько.

После спартанского зала Ник ожидал, что офис Драйвера будет чем-то вроде отделения для заморозки мяса в холодильнике, но тот оказался неожиданно уютным. Толстые ковры. Скромная композиция из цветов на столе. На одной из стен — доска с фотографиями бойцов и членов клуба.

— Так вы хотите узнать о Билле? — Драйвер опустился на вращающийся стул у рабочего стола и пригласил Ника сесть напротив.

— Что вы можете мне рассказать о нем?

— Он был прирожденным бойцом.

— Плохие привычки? Ночные гулянки? Выпивка? Женщины?

— Нет, это не про Билла. Он был очень целеустремленным. И он никогда так не тренировался, как перед последним поединком. Он был на пике формы. — Драйвер поднялся. — У меня есть его фотография, сейчас покажу.

Он прошел к доске на стене и уверенно снял один из снимков, выбрав его среди множества прочих. Ник взглянул на фото. Мьюзо только что закончил тренироваться — его тело блестело от пота. Как и у большинства бойцов в его виде спорта, у него были массивные плечи, а верхняя часть тела бугрилась мускулами. На фотографии Мьюзо широко улыбался. Кто-то стоял рядом с ним, но фотография была обрезана, все, что Ник смог увидеть, — это руку неизвестного человека, лежащую на плече Мьюзо.

— Это снято во время последней спарринг-сессии Билла. Через два дня после этого он вышел на бой. Вот этот парень, — Драйвер показал на руку, заинтересовавшую Ника, — был его спарринг-партнером.

— А он, случайно, не здесь? Можно мне с ним поговорить?

Драйвер покачал головой.

— Нет. После смерти Билли я его не видел. Он сказал, что больше не может ходить в этот зал, слишком много болезненных воспоминаний, которые давят на него. Это вполне понятно, я думаю. Они были весьма близки, эти двое. — Он снова показал на фото.

— А какие качества были лучшими у Мьюзо?

— Отличная прыгучесть. Очень мощная энергия. Не сиюсекундная. Полная уверенность в собственных силах.

— А если описать его одним словом?

Драйвер помедлил немного, раздумывая. Потом сказал:

— Мужество. Он был мужественным, этот парень. Он не всегда одерживал победу, но никогда не сдавался. Это мужество. Оно либо есть у вас, либо его нет. Его не выпросишь, не возьмешь в аренду, не украдешь.

Они опять обсуждали татуировку Эша. Миа по-прежнему относилась к этой затее с сомнением.

— Это будет больно. Особенно если ты настаиваешь на том, чтобы сделать ее именно там.

Он вздохнул и пообещал:

— Я постараюсь кричать не слишком громко.

— Но это твоя первая татуировка. Ты должен понимать, что как она получится, так и получится. Ее уже не переделаешь.

— Я рискну.

— Но ты уверен, что тебе нужна именно такая татуировка?

— Давай остановимся на ней, Миа. Мне кажется, она будет выглядеть отлично. А что тебя смущает?

И в самом деле что? Она и сама не могла объяснить, почему так нервничала по этому поводу. Эш тоже выглядел сегодня немного взволнованным. Он барабанил пальцами по поверхности стола. Выражение его лица было напряженным, под глазами наметились темные круги.

— С тобой все в порядке?

— Да, конечно. Так когда мы займемся этим? — Он показал на лист бумаги с эскизом будущей татуировки.

Она взглянула на рисунок. Что бы она там себе ни надумала, эскиз был хорош. Он хотел, чтобы татуировка была уникальной, и он это получил.

Татуировка должна была состоять из глифов, символов, восточных идеограмм и значков. Он предоставил ей все исходные данные, а ее задача состояла в том, чтобы соединить их в уникальный визуальный образ. Она решила выстроить их в длинный, змеевидный рисунок, который как бы обнимет его тело, протянувшись через бедро от одной его части к другой. Он сказал ей, что хочет татуировку в зоне хара,[41] и она понимала почему. Хара — это хранилище жизненной энергии, центр жизни. На Западе, если хотят убить человека, целятся в сердце. А на Востоке — в зону хара. Чилли как-то рассказал ей, что «харакири» буквально означает «вспарывание живота», для того чтобы ци вышла наружу. Именно поэтому самураи, которые совершают сэппуку,[42] вскрывают свое тело, вонзая мечи именно в эту зону.

Она не имела понятия, что обозначают символы, которые ей предстояло перенести на кожу Эша, и это только усложняло все. Даже используя трафарет, очень легко совершить ошибку, а было очень важно, чтобы каждый знак и каждый иероглиф наносились в полном соответствии с оригиналом. Даже малейшая потеря концентрации могла обернуться катастрофой. Только один неправильный штрих, и значение символа полностью меняется. Она никогда не забудет, как один ее приятель однажды нанес гигантский китайский иероглиф на спину своего клиента. Татуировка должна была обозначать что-то очень глубокое, способствующее перемене жизни, но из-за одной неправильной линии превратилась в «куриную лапу».

Среди иероглифов и идиосинкразических знаков, которые Эш вручил ей, было несколько цифр: 8,15, 33,81,271.

— А вот это, — он ткнул пальцем в бумагу, — нужно вытатуировать прямо на кикаи танден.