– Прежде всего трудно себе представить, что сделавший это подонок может разгуливать в столь фешенебельном районе, – в недоумении покачал головой Буч.

– Да уж, точно. Я сама здесь живу. – Мелани обомлела от мысли, что всего в нескольких кварталах от этой бойни спит ее малышка. – Но он здесь был. А главное, он все еще где-то здесь.

Семь кварталов от особняка Бенсонов до квартиры Мелани показались Софи бесконечно долгими. Сгорбившись, она вцепилась в ручки коляски и едва плелась, стараясь не думать о Бенсонах. Нужно думать о малышке. Она всегда чувствовала огромную ответственность за Майю.

Чувство вины и тревога нередко накатывали на Софи, но никогда еще не захлестывали ее с головой. Она была первым поколением на новой родине, приходилось преодолевать ограничения старой культуры и одновременно приспосабливаться к новой. В жизни хватало проблем, но Софи всегда боролась с ними изо всех сил. Укладывая по утрам прическу, она не стыдилась посмотреть в глаза своему отражению в зеркале. До сих пор Софи никогда не чувствовала, что сделала что-то плохое – такое, о чем придется пожалеть.

Она помедлила возле дома Мелани. Гектор стоял под длинным зеленым навесом, ведущим к дороге, и обмахивался фуражкой, изнывая от жары. Софи показалось, что швейцар ее заметил, но отвернулся посмотреть на двух тявкающих собачонок, которых пытались растащить хозяева. Гектор нравился Софи своим добродушным смехом, толстеньким животиком и тем, что всегда предлагал познакомить ее с сыном-бухгалтером.

Поймет ли Гектор по ее лицу, что она виновата? Не отвернется ли в негодовании?

– Эй, мисс Чо! Где ты взять маленькая? – позвал Гектор, когда заметил ее с коляской.

Софи удалось выдавить скромную улыбку: несмотря ни на что, она должна вести себя почтительно.

– Мелани нужно поработать. Она попросила меня посидеть с Майей.

– Так поздно? Мама много работать. Нехорошо.

В другое время Софи вежливо поспорила бы с ним, доказывая важность работы для женщины, однако сегодня любой нормальный разговор казался наигранным. У нее не осталось сил на светские беседы. Задыхаясь от влажной духоты, Софи не знала, что сказать. По спине ползли струйки пота. Молчание затягивалось.

– Я с ключами, – вдруг выпалила Софи непривычно резким тоном.

Гектор глянул на нее с любопытством:

– Да-да. Уже поздно. Ты устать. Заходить.

Софи поднялась на лифте и подошла к двери. Ключ легко повернулся в замке. Ну еще бы, ведь она сама выбирала замок. Она втиснулась в ярко освещенную прихожую, придержав дверь плечом и с трудом затащив коляску через порог. Софи вошла в квартиру и, несмотря на все неприятности, не могла удержаться от улыбки. Мелани оставила все светильники включенными, чего помешанная на порядке Софи никогда бы не сделала. Но как же здорово, что у нее есть такая подруга, эта малышка и квартира, которую она отделала и в которой провела столько счастливых часов!

Когда Софи занялась частной практикой, отделка квартиры Мелани стала одним из ее первых заказов. Он принес ей уверенность в себе и гонорар, который помог встать на ноги. Софи оглядела прихожую, и в глазах защипало от слез. Ей вспомнилось, как весело они работали втроем, как гордились сделанным. Капелька вкуса вполне способна заменить толстый кошелек: квартира выглядела изящно, но без претензий. Жить в ней было приятно и уютно.

«Господи, – взмолилась про себя Софи, – лишь бы ничего не изменилось, лишь бы Мелани никогда не узнала, что я наделала, лишь бы двери этого дома по-прежнему оставались открытыми для меня».

Напрасные молитвы. Все уже изменилось. Не могло не измениться после того, что она сегодня видела.

Софи поперхнулась на всхлипе, грозившем перейти в рыдания. Бросила ключи на деревянный столик рядом с пачкой нераспечатанных писем на имя Стива. Взяла со столика фотографию в серебряной рамке: Мелани, Стив и Майя. Снимок сделали месяцев шесть назад. Тогда у Майи было красное сморщенное личико новорожденного младенца, а теперь она вся такая сладенькая и пухленькая. Софи подняла верх коляски и посмотрела на спящую Майю, на черные реснички и круглые щечки. Черноволосая девчушка так похожа на кореяночку, что могла бы быть родной дочкой Софи.

Отнюдь не многочисленные племянники и племянницы, а именно эта малышка пробудила в ней безумный материнский инстинкт, о котором Софи раньше только читала в журналах. И в то же время шансы завести собственного ребенка становились все более призрачными. С детства Софи приходилось совмещать несовместимое: быть в школе обычной американской девочкой, а дома – настоящей кореянкой. Встречи с мальчиками полностью исключались до тех пор, пока родители не подыщут жениха среди сыновей знакомых корейцев. Когда пришла пора думать о замужестве, Софи училась на архитектора. Те немногие молодые корейцы, которых не отпугнуло ее резюме, послушно приходили на чай и тут же уходили, увидев, что Софи не интересуют ни они сами, ни перспектива стать матерью их детей и трудиться в их лавках и косметических салонах. Теперь они обзавелись более подходящими супругами, а Софи давно вышла из возраста невесты. Что касается американских парней… она никогда не могла найти с ними общий язык. Кроме того, они не проявляли к ней такого интереса, как к некоторым ее знакомым девушкам-кореянкам. Софи тайно подозревала, что американских парней привлекает экзотика миниатюрных фигурок, тогда как округлость ее собственной фигуры грозила с возрастом перейти в чрезмерную полноту.

Майя пошевелилась во сне и срыгнула. Сердце Софи сжалось от прилива неистовой нежности. Она осторожно вкатила коляску из коридора в детскую, залитую золотистым светом ночника. Поставила коляску в центре комнаты и глубоко вдохнула. Пахло маленьким ребенком: запах пудры от пеленального столика, запашок аммония от контейнера для грязных памперсов. Белая мебель и розовые зайцы на обоях – уютная детская для самой дорогой малышки на свете.

Майя спала так сладко, что Софи решила не рисковать и оставить девочку в коляске до прихода Мелани. Она развернула пушистое розовое одеяльце, аккуратно сложенное на белом кресле-качалке, и нагнулась, чтобы укрыть Майю. И тут на Софи нахлынула волна отчаяния. Она тяжело опустилась в кресло, прижимая к груди одеяльце и стараясь заглушить рыдания, чтобы не разбудить ребенка. В глазах потемнело, и вместо Майи она видела перед собой лицо Джеда Бенсона. Как этот красавец выглядит теперь?

Утреннее солнце бьет в глаза. Он сидит в забегаловке напротив дома, куда вчера вошла эта китайская сучка с коляской. Сидит, смолит сигарету за сигаретой, смотрит в окно и ждет. Ждет, сколько понадобится. Он так зыркнул на официантку, доливавшую ему кофе, что та и пикнуть не смеет насчет сигарет. Просекла, что с ним лучше не связываться, а то костей не соберешь. Только глянула ему в глаза и сразу все поняла. Ох, какой кайф видеть, как до них доходит!

И эти козлы еще думают, что он тупой бык. Сила есть – ума не надо. Это у него-то сила? Да как такой мозгляк смог бы стать самым крутым киллером всей округи? Головой, вот как. Голова и подготовка. Но разве они это оценят? Они-то думают, что он выскакивает как из-под земли, пиф-паф, чирк-чирк – и все дела. Мочить надо уметь, тут мозги требуются. Сначала пощупать клиента: когда он приходит, когда уходит; кто еще тут живет; есть ли у них стволы; когда они спят, а когда ворочаются без сна в страхе, что ты придешь… Сначала надо все подготовить, а потом уже цирк начинать.

Хотя цирк – это, конечно, самое интересное. Какие у них рожи, когда они ползают перед ним на коленях. Как они скулят, когда он им кровь пускает. Он такое повидал, что никому даже не снилось. Он был Господом Богом, когда держал в руках их жизнь. Жизнь и смерть. Нет, Смерть – с большой буквы. Награда. Награда за грязную работу. Он один делает всю грязную работу. Сам все вынюхивает и все готовит. С ним только его псина, Кроме Шуток. Так что когда клиента пора мочить, он делает это сам, даже если с ним работают еще четверо-пятеро недоносков. Он один выполнил всю работу – ему и награду получать.