Подобно другим великим людям в несчастье, Луи-Наполеон, по-видимому, сознает, что он обязан публично дать объяснение причин, которые совершенно против его воли привели его от Саарбрюккена к Седану; в результате мы получили сейчас то, что должно выглядеть как его объяснение[94]. Поскольку ни сам документ, ни какие-либо внешние обстоятельства не дают оснований подозревать, что он подложный, — скорее наоборот, — то в данный момент мы считаем его подлинным. В самом деле, мы почти что обязаны так поступить из простой любезности, ибо если существовал когда-либо документ, подтверждающий как в целом, так и в деталях точку зрения «Pall Mall Gazette» на данную войну, то этим документом и является указанное императорское самооправдание.

Луи-Наполеон сообщает нам, что он был прекрасно осведомлен о большом численном превосходстве немцев, что он надеялся свести на нет его быстрым вторжением в Южную Германию для того, чтобы принудить эту область оставаться нейтральной и первым успехом обеспечить себе союз с Австрией и Италией. Для этой цели 150000 человек должны были быть сосредоточены в Меце, 100000 — в Страсбурге и 50000 — в Шалоне. С первыми двумя быстро сосредоточенными армиями предполагалось переправиться через Рейн около Карлсруэ, в то же время 50000 человек должны были продвинуться из Шалона к Мецу, чтобы противодействовать любому движению неприятеля против флангов и тыла наступающих войск. Но этот план развеялся как дым, как только император прибыл в Мец. Он обнаружил там лишь 100000 человек, в Страсбурге было только 40000 человек, в то время как резервы Канробера были везде и всюду, но только не в Шалоне, где они должны были бы находиться. К тому же войска небыли обеспечены для похода предметами первой необходимости: ранцами, палатками, лагерными котлами и котелками. Кроме того, ничего не было известно о местонахождении неприятеля. В действительности смелое и стремительное наступление с самого начала превратилось в очень скромную оборону.

Во всем этом для читателей «Pall Mall Gazette» едва ли найдется что-нибудь новое. В наших «Заметках о войне» вышеуказанный план наступления уже был в общих чертах изложен как наиболее разумный для французов, причем были раскрыты причины, по которым от него пришлось отказаться [См. настоящий том, стр. 13—14, 20—21. Ред.]. Но одного обстоятельства, послужившего непосредственной причиной первых поражений императора, он не объясняет: почему он оставил несколько своих корпусов вблизи границы на позициях, удобных для наступления, что было ошибкой, если от намерения наступать давно уже отказались? Что касается его цифр, то мы вскоре подвергнем их критическому разбору.

Причины краха французского военного управления император находит в

«недостатках нашей военной организации в том виде, в каком она существовала в течение последних 50 лет».

Однако бесспорно, что эта организация в данном случае подверглась испытанию не впервые. Она довольно хорошо отвечала своему назначению во время Крымской войны. Она дала блестящие результаты в начале Итальянской войны, когда в Англии, так же как и в Германии, она считалась самой образцовой организацией армии. Несомненно, что даже и в то время в ней было обнаружено много недостатков. Однако есть разница между военной организацией в то время и военной организацией, существующей теперь: тогда она действовала, теперь же отказывается служить. Но император не желает объяснять этой перемены, хотя как раз это-то и требует объяснения, так как именно в ней заключается самое слабое место Второй империи, которая расстраивала механизм этой организации всеми способами коррупции и казнокрадства.

Когда отступающая армия достигла Меца,

«ее боевой состав после прибытия маршала Канробера с двумя дивизиями и резервом был доведен до 140000 человек».

Это утверждение при сопоставлении его с численностью войск, недавно сложивших оружие в Меце, заставляет нас более внимательно рассмотреть цифры, приведенные императором. Страсбургскую армию предполагалось составить из корпусов Мак-Магона, де Файи и Дуэ, всего из десяти дивизий численностью в 100000 человек; но теперь утверждают, что численность ее не превышала 40000 человек. Не принимая совершенно в расчет три дивизии корпуса Дуэ, хотя одна из них и пришла на помощь Мак-Магону во время или после сражения у Вёрта, мы получили бы менее 6000 человек на дивизию (13 батальонов) или только 430 человек на батальон, даже если совсем не учитывать, что часть людей входит в состав кавалерии и артиллерии. И вот полностью отдавая должное Второй империи, когда дело идет о казнокрадстве и расточительстве, мы не можем заставить себя поверить, чтобы через двадцать дней после призыва резервистов и уволенных в отпуск в армии оказалось 90 батальонов, боевой состав которых в среднем составлял бы 430 человек вместо 900. Что касается армии Меца, то в ней насчитывалось в гвардии и в десяти линейных дивизиях 161 батальон; а если даже принять, что 100000 человек, указанных в брошюре, составляли только пехоту, и совсем не учитывать, что часть войск входила в состав кавалерии или артиллерии, то и это все же составило бы не больше 620 человек на батальон — цифра, несомненно, ниже действительной. Еще более удивительно то, что, отступив к Мецу, эта армия после прибытия двух дивизий Канробера и резервов оказывается увеличилась до 140000 человек. Новые пополнения насчитывали, таким образом, 40000 человек. И вот, так как «резервы», прибывшие в Мец после Шпихерна, могли состоять только из кавалерии и артиллерии, ибо гвардия прибыла туда гораздо раньше, то численность их не могла превышать 20000 человек. Следовательно, на две дивизии Канробера остается 20000, что на двадцать пять батальонов составляет по 800 человек на батальон, то есть батальоны Канробера, которые были наименее готовы из всех, при таком расчете оказываются по численному составу гораздо сильнее тех, которые уже были сосредоточены и подготовлены намного раньше. Но если армия Меца до сражений 14, 16 и 18 августа насчитывала только 140000 человек, то как же произошло, что после потерь, составивших за эти три дня, конечно, не менее 50000 человек, после потерь в последующих вылазках и в результате смерти от болезней, Базен все же смог сдать пруссакам 173000 пленных? Мы занялись этими цифрами только для того, чтобы показать, что они противоречат друг другу и всем известным фактам этой кампании. Их можно сразу отвергнуть как совершенно неверные.

Кроме организации армии, существовали и другие обстоятельства, помешавшие полету императорского орла навстречу победе. Это были, во-первых, «плохая погода», затем «затруднения с обозами» и, наконец,

«наша постоянная и полная неосведомленность относительно расположения и численности вражеских армий».

В самом деле, это три очень досадных обстоятельства. Но плохая погода была одинаковой для обеих сторон; ведь при всех своих благочестивых ссылках на провидение король Вильгельм ни разу не упомянул о том, что над германскими позициями сияло солнце, в то время как позиции французов поливало дождем. А разве у немцев тоже не было затруднений с обозами. Что же касается неосведомленности относительно местонахождения неприятеля, то существует письмо Наполеона I к его брату Жозефу, который жаловался на такую же трудность в Испании; это письмо является далеко не лестным для генералов, прибегающих к подобным жалобам[95]. В письме говорится, что если генералам неизвестно местонахождение неприятеля, то это их собственная вина и доказывает лишь то, что они не знают своего дела. При чтении подобных оправданий столь скверного командования иногда возникает сомнение, действительно ли для взрослых людей написана эта брошюра.

Описание роли, которую сыграл сам Луи-Наполеон, не очень понравится его друзьям. После сражений при Вёрте и Шпихерне он «решил немедленно отвести армию назад к Шалонскому лагерю». Но этот план, хотя он первоначально и был одобрен советом министров, два дня спустя рассматривали как способный «произвести неблагоприятное впечатление на общественное мнение» и император, получив письмо относительно этого от г-на Э. Оливье (!), отказался от него. Он ведет армию на левый берег Мозеля, а затем, «не предвидя генерального сражения и ожидая только отдельных столкновений», покидает ее и уезжает в Шалон. Тотчас же после его отъезда произошли сражения 16 и 18 августа, в результате которых Базен со своей армией оказался запертым в Меце. Тем временем императрица и министерство, превысив свою власть, за спиной императора созвали палату, а с созывом этого наделенного столь исключительной властью учреждения — Законодательного корпуса аркадских простачков[96]— судьба империи была-де решена. Оппозиция, состоявшая, как известно, из двадцати пяти депутатов, стала всемогущей и «парализовала патриотизм большинства и успешную работу правительства»; речь идет, как все мы помним, о правительстве не сладкоречивого Оливье, а грубого Паликао.