Весь план кажется настолько безрассудным, что его можно объяснить только политической необходимостью. Это более всего похоже на coup de desespoir [акт отчаяния. Ред.]. Создается впечатление, что нужно что-то сделать, пойти на какой-то риск, прежде чем допустить, чтобы Париж полностью осознал действительное положение вещей. Это план не стратега, а «алжирца», привыкшего сражаться против иррегулярных войск, план не солдата, а политического и военного авантюриста — из тех, кто в течение последних девятнадцати лет делали во Франции все, что км заблагорассудится. С этим вполне согласуются приписываемые Мак-Магону слова, сказанные в оправдание этого решения: «Что сказали бы», если бы он не пошел на помощь Базену? Да, но «что скажут», если он поставит себя в худшее положение, чем это сделал сам Базен? Вот Вторая империя во всей своей красе. Сделать вид, что ничего не произошло, скрыть поражение — это самое главное. Наполеон все поставил на одну карту и проиграл; а теперь Мак-Магон, когда его шансы на выигрыш составляют один против десяти, снова собирается играть va banque [ва-банк, рискуя всем. Ред.]. Чем скорее Франция избавится от таких людей, тем лучше для нее. В этом ее единственная надежда.
Напечатано в «The Pall Mall Gazette» № 1727, 26 августа 1870 г.
ЗАМЕТКИ О ВОЙНЕ. — XIII[44]
Вчера по телеграфу было передано сообщение, вызвавшее крупную сенсацию среди наших собратьев по перу. В этом сообщении, полученном из Берлина, возвещалось, что королевская главная квартира переведена в Бар-ле-Дюк, что корпуса Первой и Второй армий остались на позициях против армии Базена, а остальные германские силы «решительно двинулись на Париж».
До сих пор передвижения германских армий держались втайне в течение того времени, пока они производились. Лишь после того, как передвижение оказывалось завершено и удар нанесен, мы узнавали, куда направлялись войска. Кажется странным, что эту систему вдруг отменяют и что молчаливый Мольтке, без всякого видимого повода для этого, неожиданно объявляет всему миру, что он движется на Париж, притом «решительно».
В то же самое время мы слышим, что передовые части кронпринца все ближе и ближе подходят к Парижу и что его кавалерия продвигается все дальше к югу. Говорят, что грозных улан видели даже в Шато-Тьерри, почти на полпути между Шалоном и Парижем.
Нет ли здесь особых, не вполне ясных с первого взгляда причин, в силу которых это сообщение о намерениях прусского короля делается именно теперь, а германская кавалерия в то же самое время удваивает свою активность?
Сравним даты. В понедельник, 22-го, вечером Мак-Магон начал свое движение через Реймс по дороге в Ретель, и в продолжение более четырнадцати часов его колонны беспрерывно проходили через город. В среду к вечеру, если не раньше, известие об этом могло достигнуть германской главной квартиры. Указанное движение могло означать лишь одно: намерение освободить Базена из той западни, в которую он попал.
Чем дальше Мак-Магон продвигался бы в избранном им направлении, тем большей опасности он подвергал бы свои коммуникации с Парижем и свой путь отхода и тем больше оказывался бы поставленным между германской армией и бельгийской границей. Лишь только он перейдет за Маас, который, как говорят, он намеревается форсировать у Ланёвиля, против Стене, — и его путь отхода легко может быть отрезан. Но что могло бы больше укрепить Мак-Магона в его намерении продолжать этот опасный маневр, чем известие, что в то время, как он спешит на выручку Базену, немцы, оставив лишь сравнительно небольшую часть своих сил у Меца, с большей частью своих войск «решительно» движутся на Париж? И вот, в среду вечером упомянутое известие передается по телеграфу из Понт-а-Муссона в Берлин, из Берлина в Лондон, из Лондона в Париж и Реймс, откуда Мак-Магон, несомненно, сразу же получил это сообщение; и в то время, как он продвигается в направлении к Стене, Лон-гюйону и Брие, армия кронпринца, оставив один или два корпуса в Шампани, где теперь им не противостоят никакие силы, может направить остальные войска к Сен-Мийелю, перейти там Маас и попытаться через Френ достигнуть позиции, угрожающей коммуникациям армии Мак-Магона с Маасом, но расположенной на таком расстоянии от германских войск у Меца, которое позволяет оказать поддержку. Если бы это удалось и если бы в таких условиях Мак-Магон потерпел поражение, то его армии пришлось бы либо перейти на нейтральную территорию, либо сдаться немцам.
Не может быть сомнений в том, что в германской главной квартире отлично известны передвижения Мак-Магона. С того момента, когда в результате сражения у Резонвиля (пли у Гравелота, как оно официально именуется) Базен оказался запертым в Меце, армия Мак-Магона стала ближайшей целью не только для армии кронпринца, но и для всех других войск, которые можно было бы отвести от Меца. Правда, в 1814 г. союзники после соединения Блюхера с Шварценбергом между Арси-сюр-Об и Шалоном двинулись на Париж, не обращая никакого внимания на движение Наполеона к Рейну[45], и это движение союзников решило исход кампании. Но в то время Наполеон был уже разбит у Арси и не был в состоянии противостоять союзной армии; тогда не существовало французской армии, запертой союзными войсками в пограничной крепости, которую он мог бы освободить, и, главное, Париж не был укреплен. Теперь, наоборот, какую бы военную ценность ни представляла, как в численном, так и в моральном отношении, армия Мак-Магона, ее, несомненно, вполне достаточно, чтобы снять обложение Меца, если это обложение осуществляется только таким количеством войск, которое необходимо, чтобы удерживать Базена. С другой стороны, что бы ни думали относительно укреплений Парижа, никто не будет настолько безрассудным, чтобы предполагать, что они падут, подобно стенам Иерихона, при первых трубных звуках нападающих. Они по меньшей мере заставят противника либо предпринять продолжительное обложение, чтобы голодом сломить обороняющихся, либо же начать — а может быть и не только начать — правильную осаду. Таким образом, в то время, как немцы «решительно» подходили бы к Парижу и были бы прочно удержаны его фортами, Мак-Магон нанес бы поражение германским войскам под Мецем, соединился с Базеном, и тогда на коммуникациях и путях снабжения немцев находилась бы французская армия, достаточно сильная, чтобы заставить их отступать еще более «решительно», чем они наступали.
Итак, поскольку армия Мак-Магона слишком сильна, чтобы немцы могли пренебречь ею при данных обстоятельствах, то мы должны прийти к заключению, что сообщение о решительном движении короля Вильгельма на Париж, которое большинство наших коллег по печати считает в высшей степени важным, является либо ложным, преднамеренно распространявшимся, чтобы ввести в заблуждение неприятеля, либо, если это действительно неосторожное оглашение достоверных сведений, то оно касается решения, принятого до того, как стало известно о последних действиях Мак-Магона, и в таком случае оно будет поспешно отменено. И в том и в другом случае один или два корпуса могут продолжать наступление на Париж, но основная масса всех имеющихся войск будет направлена к северо-востоку, чтобы полностью использовать те выгоды, которые Мак-Магон почти что сам дает им в руки[46].
Напечатано в «The Pall Mall Gazette» № 1728, 27 августа 1870 г.
