XIX века. И поэтому, какова бы ни была ее судьба в Париже, она обойдет весь мир. Рабочий класс Европы и Соединенных Штатов Америки сразу же приветствовал Коммуну как волшебное слово освобождения. Слава прусского завоевателя и его допотопные подвиги стали выглядеть только призраками далекого прошлого.
Только рабочий класс мог сформулировать в слове «Коммуна» и впервые воплотить в жизнь в борющейся Парижской Коммуне это новое устремление. Даже последнее выражение этой государственной власти — Вторая империя, — хотя она и была унизительна для гордости господствующих классов и развеяла все их парламентские притязания на самоуправление, — была только последней возможной формой их классового господства. Хотя Вторая империя и лишила их прежнего политического положения, она была оргией, при которой все экономические и социальные гнусности их режима получили полный простор. Средняя буржуазия и мелкая буржуазия в силу экономических условий своего существования были неспособны начать новую революцию и были вынуждены идти либо за господствующими классами, либо за рабочим классом. Крестьяне были пассивной экономической базой Второй империи, этого последнего торжества государства, оторванного от общества и независимого от него. Одни лишь пролетарии, воодушевленные новой социальной задачей, которую им предстоит выполнить в интересах всего общества, — задачей уничтожения всех классов и классового господства — были способны сломать орудие этого классового господства — государство, централизованную и организованную правительственную власть, ставшую путем узурпации господином общества вместо того, чтобы быть его слугой. Вторая империя — это последнее увенчание и в то же время самое отъявленное проституирование государства, занявшего место средневековой церкви, — возникла, опираясь на пассивную поддержку крестьянства, в активной борьбе, которую вели против пролетариев господствующие классы. Вторая империя возникла против пролетариев. И ими же она была сломлена, не как особая форма правительственной (централизованной) власти, а как ее наиболее мощное выражение, принявшее вид ее кажущейся независимости от общества, и именно поэтому ставшей ее наиболее проституированной реальностью, покрытой позором сверху донизу, получившей свое концентрированное выражение в полнейшей коррупции внутри страны и в полнейшем бессилии вовне.
Но после крушения этой формы классового господства исполнительная власть, правительственная государственная машина, сделалась главным и единственным объектом, против которого направились удары революции.
Парламентаризм во Франции пришел к концу. Его последним периодом и наиболее полным господством была парламентарная республика с мая 1848 г. до coup d'etat [государственного переворота. Ред.]. Империя, умертвившая парламентаризм, была его собственным созданием. Во время империи с ее Законодательным корпусом и сенатом парламентаризм — и в этой форме он был воспроизведен в военных монархиях Пруссии и Австрии — был просто фарсом, просто придатком деспотизма в его самой грубой форме. Парламентаризм тогда умер во Франции, и уж конечно но рабочей революции воскрешать его из мертвых.
Коммуна — это обратное поглощение государственной власти обществом, когда на место сил, подчиняющих и порабощающих общество, становятся его собственные живые силы; это переход власти к самим народным массам, которые на место организованной силы их угнетения создают свою собственную силу; это политическая форма их социального освобождения, занявшая место искусственной силы общества (присвоенной себе их угнетателями) (их собственной силы, противопоставленной им и организованной против них же), используемой для их же угнетения их врагами. Эта форма была проста, как все великое. В противоположность прежним революциям, когда время, нужное для всякого исторического развития, в прошлом всегда бывало упущено, и в первые же дни народного торжества, как только народ сдавал свое победоносное оружие, это оружие направлялось против него же самого, — Коммуна прежде всего заменила армию национальной гвардией.
«Впервые с 4 сентября республика освобождена от правительства своих врагов... В городе национальная милиция, защищающая граждан от власти (правительства), вместо постоянной армии, защищающей правительство от граждан». (Воззвание Центрального комитета от 22 марта.)[423]
(Народу надо было только организовать эту милицию в национальном масштабе, чтобы покончить с постоянными армиями; это — первое экономическое conditio sine qua non [необходимое условие. Ред.] для всех социальных улучшений, сразу же устраняющее этот источник налогов и государственного долга и эту постоянную опасность правительственной узурпации классового господства — в форме обыкновенного классового господства или же в форме господства какого-нибудь авантюриста, выдающего себя за спасителя всех классов.) Вместе с тем это вернейшая гарантия против иноземного нападения, делающая фактически невозможным дорогостоящий военный аппарат во всех других государствах; это — освобождение крестьянина от налога кровью и от обильнейшего источника всех государственных налогов и государственных долгов. Уже здесь обнаруживается, чем Коммуна должна привлечь крестьянина, благодаря чему она явится первым словом его освобождения. Одновременно уничтожена «независимая полиция», и ее головорезы заменены слугами Коммуны. Всеобщее избирательное право, которым до сих пор злоупотребляли либо как средством парламентского санкционирования священной государственной власти, либо как игрушкой в руках господствующих классов, когда оно использовалось народом только для того, чтобы раз в несколько лет санкционировать парламентское классовое господство (выбирать орудия этого господства), — всеобщее избирательное право приспособлено теперь согласно своему подлинному назначению для избрания коммунами своих собственных должностных лиц в области управления и законодательного почина. Исчезла иллюзия, будто административное и политическое управление — это какие-то тайны, какие-то трансцендентные функции, которые могут быть доверены только обученной касте, состоящей из государственных паразитов, щедро оплачиваемых сикофантов и любителей синекур, касте, впитывающей в себя образованные элементы масс — на высоких постах и направляющей их против самих же масс — на низших ступенях иерархической лестницы. В результате того, что полностью уничтожена вся государственная иерархия и надменные господа народа заменены его сменяемыми в любую минуту слугами, показная ответственность заменена действительной, поскольку их деятельность проходит под постоянным общественным контролем. Они оплачиваются как квалифицированные рабочие, получая 12 ф. ст. в месяц; высший размер вознаграждения не превышает 240 ф. ст. в год, что, по словам крупного авторитета в науке, профессора Гексли, чуть превышает одну пятую часть жалованья, которым удовлетворился бы секретарь лондонского школьного совета. Весь хлам государственных тайн и государственных притязаний был выметен вон Коммуной, состоявшей главным образом из простых рабочих, которые организовали оборону Парижа, вели войну против преторианцев Бонапарта, снабжали продовольствием этот огромный город, занимали все посты, распределявшиеся до тех пор между правительством, полицией и префектурой; при этом они делали свое дело открыто, просто, в исключительно трудной и сложной обстановке, и делали его так же, как Мильтон писал свой «Потерянный рай», то есть за очень скромное вознаграждение, действуя на глазах у всех, не претендуя на непогрешимость, не скрываясь за канцелярской канителью, не стыдясь сознаваться в своих ошибках, исправляя их. Они сразу же сделали общественные функции, военные, административные, политические, которые были скрытыми атрибутами обученной касты, — действительно функциями рабочих; (поддерживали порядок в бурях гражданской войны и революции), (предприняли меры для общего возрождения). Каковы бы ни были достоинства отдельных мероприятий Коммуны, ее величайшим мероприятием было создание самой Коммуны, которая возникла в такое время, когда иноземный враг стоял у одних ворот, а классовый враг у других, которая доказывает своим существованием свою жизнеспособность и подтверждает свои теории своими делами. Ее появление было победой над победителями Франции. Пленный Париж одним отважным шагом вернул себе свое руководство Европой, основанное не на грубой силе, а на том, что он встал во главе социального движения и воплотил в себе чаяния рабочего класса всех стран.
