Все это можно было бы терпеть, но вчера Николай сам сделал Сметанина своим заклятым врагом.

Шло совещание командного состава. Прочли приказ о наступлении. Николай недоумевал. Почему его батальон должен был передвинуться километров на пятнадцать и остановиться на отдых в бывших блиндажах противника, хотя они замяты бойцами другой дивизии. Об этом доложил и начальник разведки.

Слушая приказ, Николай посматривал на подполковника Сметанина. Неужели он не обратит на это внимания?

Но Сметанин сидел за спиной начальника штаба и с безучастным видом разглядывал свои отполированные ногти.

— Разрешите уточнить? — поднялся Николай, когда кончили читать приказ. — Блиндажи будут освобождены для второго батальона?

— Вы, старший лейтенант, где служите? — ни с того ни с сего разозлился Сметанин. — Я спрашиваю, кто у вас командир полка? Сметанин? Сметанинцы никого не спрашивают. Возьмите взвод автоматчиков и выгоните всех, кто там есть. Тут должны жить сметанинцы н больше никто.

Подполковник был пьян.

— Я вас не понимаю, товарищ подполковник…

— Интеллигент безмозглый! Слюнтяй с высшим образованием! — вскочил Сметанин со стула. — Я сказал: выгнать всех откуда к чертовой матери! Приказываю! Попробуйте не выполнить!

Николай вспыхнул. Промолчать? А как же бойцы?

— Разрешите доложить. Мы служим не подполковнику Сметанину, а Советскому Союзу. И себя считаем советскими командирами. Если уж называть полк по имени его командира, то лучше бы называть соловьевским. Это — первое. Во-вторых, бойцы второго батальона на своих людей оружия не поднимут. А обзывать подчиненных всякими словами — это далеко не признак большого ума.

Вызов был брошен, и Николай ждал ответной вспышки, но Сметании только побагровел от злости.

— Вопрос о блиндажах решим в рабочем порядке, — поспешил сказать начальник штаба.

Николай кое-как дождался конца совещания. Он знал, что наговорил лишнего, но не жалел.

— Я вас понимаю, — сказал ему начальник штаба. — Может быть, сумеете договориться на месте? Вдруг уступят…

Николай почти не слушал его. Это же бесполезный разговор. Какой дурак согласится оставить обжитое помещение и ночевать под открытым небом? Так просто, за здорово живешь? Ведь сейчас не лето…

— Ну и рубанул ты. Сметанин тебе это не простит до самой могилы, — уже на улице похлопал Николая по плечу командир третьего батальона.

— А ты молодец! — с горячностью поддержал Николая командир первого батальона капитан Куликов. — Подумаешь, наполеончик нашелся. Скоро батальоны назовет именами своих шлюх!

— Анархист какой-то, — сказал Николай. — Да ну его!

Ему было не до Сметанина. Он спешил поскорее добраться до места сосредоточения батальона и принять меры, чтобы люди накануне боя могли выспаться в тепле.

Конечно, блиндажей никто ему не уступил. Людей пришлось разместить где попало, вплоть до овощных ям. Даже свой командный пункт Николай устроил в обыкновенном погребе.

Уже в четвертом часу он засел за составление схем. Чадила коптилка, сделанная из гильзы противотанкового ружья. Было сыро и душно.

Снаружи послышались голоса. Через несколько минут в узком спуске прохода показался широкоплечий человек в шубе и в папахе.

— Товарищ генерал! — соскочил Николай, узнав командира дивизии.

— Тихо! — остановил его генерал и, осторожно ступая через спящих, подошел к столику. — Спал?

— Нет еще. Только что вернулся с рекогносцировки.

— Садись и докладывай свой план. Выслушав, генерал усмехнулся.

— Значит, на первом этапе боя поиграешь на нервах немецкого комдива? Дельно. Учти, артиллеристы дважды перенесут огонь в глубину обороны. Не поднимай людей преждевременно.

Генерал пробыл всего несколько минут, но как они были дороги Николаю! Одним своим словом генерал снял с него половину тяжести.

Соснуть в эту ночь так и не пришлось. Сначала пришел представитель артполка: надо было согласовать с ним свои действия. Потом позвонил Сметанин. Николая он обругал за то, что тот далеко разместил кухню, но главная цель заключалась в том, чтобы узнать, зачем приезжал генерал? А там уже прибыл завтрак. Наступило время для подтягивания рот на исходные позиции.

После артподготовки две роты второго батальона сделали бросок вперед. Немцы открыли ураганный огонь. Бойцы залегли, оставив на месте принесенные с собой шинели и плащ-палатки, отделение за отделением скрытно выходили на исходные позиции.

Николай, занявший наблюдательный пункт на маленькой возвышенности, радовался и тревожился. Пока все обошлось без потерь и, судя по интенсивному обстрелу, обман не обнаружен противником. Значит, сейчас в немецких штабах идет лихорадочная работа, а солдаты в траншеях то и дело оглядываются назад: никому не приятно иметь перед собой противника, залегшего для броска вперед.

Усилился ветер. Надвинулись низкие облака. Это к лучшему: не будет донимать авиация. Вот только может засыпать шинели и плащ-палатки.

Николай ждал. Лишь бы выманить немцев на контратаку, а там — бросок всеми силами вперед…

Бой на нервах пока был в пользу Николая. Противник вводил в действие все новые и новые точки. Этим воспользовалась приданная полку артиллерия и систематически уничтожала их.

К ужасу Николая, первым не выдержал Сметании. Вызвав Николая к телефону, он потребовал начать атаку.

— Я жду контратаки, — ответил Николай, не вдаваясь в подробности.

Минут через двадцать Сметании снова вызвал Николая.

— Необходимо хотя бы часа на два раньше срока доложить вверх о выполнении. Вы понимаете, что это значит? — Сметанин намекал на награды. — Прекратите вы там ваши игры с шинелями. На войне берут атакой. Я требую!

— Задача будет выполнена в срок, — уклончиво ответил Николай, а сам решил: пусть хоть под трибунал отдадут, но зря бросать людей под губительный огонь он не станет.

Уже перед закатом солнца командир пятой роты сообщил:

— Немцы стягивают силы для контратаки.

— Готовится контратака, — доложил командир четвертой роты.

Николай и сам видел это, но не торопился. Телефонист, сидевший в глубоком снегу, позвал: — Товарищ старший лейтенант, генерал…

— Как у вас там дела? — раздалось в трубке.

— Все в порядке, товарищ сто девятый: Противник начинает контратаку.

— Хорошо. Не спеши и не опаздывай. С богом!

Николай сунул трубку телефонисту и побежал в четвертую роту. Бойцы ее приготовились встретить врага. Они сами, без команды, выбрались из укрытий и залегли в цепь.

Немцы высыпались из траншей. Немецкий генерал не выдержал, поддался на хитрость и послал своих солдат в контратаку против шинелей и плащ-палаток.

Став на колени в цепи, Николай облизнул пересохшие губы. Он ждал. Еще метров тридцать, еще десять… «Не спеши и не опаздывай», — повторял он про себя.

Когда немцы пробежали больше половины расстояния, Николай сунул в рот свисток майора Кушнарева. Пронзительная трель прокатилась вдоль речушки. В то же время красная ракета, взлетев вверх, продублировала сигнал к атаке.

— В атаку! Ура-а! — закричал Николай, рванувшись вперед. Он бежал не оглядываясь.

Перед ним оказался немецкий офицер. Николай видел его раскрытый рот, обезумевшие глаза. Немец не выдержал и повернул назад, но его срезал из автомата ординарец Николая.

Атака с двух сторон оказалась удачной. Две роты одновременно ворвались в первые траншеи почти на плечах противника, а во вторых траншеях произошла настоящая рукопашная схватка.

И тут наступил момент, когда Николай командирским чутьем понял, что есть возможность развить успех. Впереди в четверти километра виднелись две высотки, которые несомненно являлись ключевыми позициями в обороне противника. Задача взять их была возложена на первый батальон, но он запаздывал. Что было делать? Броситься туда частью оил и на свой страх и риск попытаться захватить их, пока противник ошеломлен и растерян, или ограничиться достигнутым? Не приведет ли это к большим жертвам? Немцы могли опомниться быстро.