Николай вздрогнул: кто-то положил на его плечо тяжелую руку. Подняв голову, он увидел капитана Гусева.

Капитан присел рядом на пустой снарядный ящик, отставил в сторону японскую винтовку, которую принес с собой, и протянул открытый портсигар.

— Закури.

Капитан, кажется, первый раз заговорил с Николаем на ты. Николай видел, что пальцы командира батареи дрожат, но не так сильно, как у него.

— Махорки хочется. Говорят, крепче.

— Не завернуть сейчас.

— Что это? Страх? — спросил Николай, когда закурили.

— Страх не страх, а нелегкое дело штыковой бой. Я шестой раз схожусь врукопашную, и после всегда такое состояние…

— А у меня голова болит. Круги желтые перед глазами, — виновато пожаловался Николай.

— Еще удивляешься! Тебя офицер лопатой по каске ударил. Больше часа без сознания лежал.

Николай взглянул на свою каску, лежавшую у его ног. На ней была продолговатая вмятина с трещиной посредине.

— Здорово!

— Попади чуть в сторону — разрубил бы плечо… Папиросы хватило ненадолго. Закурили по второй.

— Выручил ты меня сегодня, — вдруг сказал капитан. — В пистолет попал песок. Стал стрелять — заело… Если бы не ты, конец мне.

Капитан замолчал. Николай не знал, что ответить. Да и зачем говорить об этом?

— Вот одно непонятно, — продолжал капитан. — Почему у нас любят говорить о самураях в восторженном тоне? «Они такие, они сякие», — передразнил он кого-то и плюнул с досады. — Ни черта нет в них геройского! В атаку прут пьяными! Хотя вообще-то японская армия не слабая… Драться могут.

Постепенно нервы успокаивались.

— Давно куришь? — спросил капитан.

— Раньше не курил.

— А сегодня двух папирос не хватило? — усмехнулся Гусев. — Ну, ничего. Покончим с японцами и бросим.

— Товарищ капитан, вы… нарочно вызвали огонь батареи на себя? — спросил Николай.

— Да, — ответил капитан, бросив окурок на дно траншеи и аккуратно придавив его носком сапога. — Иначе нас смяли бы. И вот что, Снопов. Хоть, может, сейчас и не совсем время говорить об этом, а скажу. Сам ты работаешь хорошо, в бою молодец, а с комсомольской работой у тебя слабина. А ведь в тебя поверили, избрали тебя секретарем комсомольской организации. Тебе обязательно надо бывать на огневой позиции. Правда, иные говорят, что во время войны не лекции читать, а врага бить надо. Неверно это. В бою нужны твердые, убежденные люди. У тебя есть агитаторы среди комсомольцев. Надо подсказать им, чтобы поинтереснее проводили беседы. Они ведь другой раз замечательнейшую историю так расскажут, что блохи с тоски дохнут! Понимаешь меня?

— Я слушаю, товарищ капитан.

Страшно хотелось пить, но вода была только в одной фляге и ее берегли для раненого Макаренко, который лежал на дне окопа.

— Почему ты, Снопов, ни разу не написал письма девушке? Неужели не дружил ни с одной? — спросил Гусев после небольшой паузы.

— Было… Напишу скоро.

Андрей, дежуривший около стереотрубы, доложил:

— В тылу у японцев наблюдается пыль, судя по скорости, идет колонна автомашин.

— Японцы подбрасывают новые силы. Теперь уже и днем… Значит, скоро будет решительная схватка, — заключил Гусев.

Во время совещания командного состава в штабе полка японская артиллерия открыла сильный огонь по расположению второго батальона.

Заместитель командира полка майор Шилов как ни в чем не бывало продолжал разбор боевых действий.

Майор Кушнарев и капитан Гусев нервничали, прислушиваясь к нарастающему грохоту разрывов.

Вдруг поднялся сам командир полка.

— Тут у нас есть товарищи, — начал он сердито, — которые полагают, что если бой ведется без них — он проигран. Я говорю о вас, товарищи Кушнарев и Гусев. Если не надеетесь на своих людей — грош вам цена: не сумели подготовить. Заместители должны действовать самостоятельно. Командир второго батальона майор Кушнарев не надеется на своего заместителя, а Гусев — на командира взвода управления. Это же безобразие.

Командир полка подал знак Шилову продолжать занятие и сел.

Гусев внешне успокоился, но невольно все время прислушивался к канонаде. В грохоте десятков орудий он различал выстрелы короткоствольных пушек — глуховатые, отрывистые — и чувствовал: батарея работает ровно, методично.

Совещание закончилось под утро.

Гусев вышел из палатки, позвал Андрея и пошел на наблюдательный пункт.

Недалеко от переднего края он увидел две тени, осторожно пробирающиеся к траншеям. Это показалось подозрительным.

Подав знак Андрею быть наготове, капитан поставил пистолет на боевой взвод и ускорил шаг. Подкравшись вплотную к неизвестным, он узнал в них своих телефонистов Алексеева и Журбу.

— Вы откуда? — строго спросил он.

— Лейтенанта относили. Ранило его.

— Лаченко? Когда?

— В самом начале. Он хотел идти к командиру роты. Тут как начали стрелять, — рассказывал Алексеев, волнуясь, — его и ранило. В спину ранило.

Из сбивчивого доклада, в котором было больше почтения к своему командиру, чем смысла, стало понятно: ранен командир взвода управления и по приказанию Снопова телефонисты унесли его.

— Кто на наблюдательном пункте? Кто управлял огнем?

— Снопов.

— Сильно ранило лейтенанта?

— Худо ему, — вмешался Журба.

— Лейтенант управлял огнем?

— Нет. Не успел.

— И Снопов там один остался? — Да, товарищ капитан. Один!

— За мной! — приказал Гусев и побежал. Перевалив через гору, он спрыгнул в траншею.

— Стой! Кто идет? — тихо, но властно раздался голос Снопова из глубины.

— Свои!

— Кто? Пропуск!

— Это я! — ответил Гусев и назвал пропуск.

— Подходи один.

— Как дела? — спросил капитан издали, давая Снопову возможность узнать его по голосу.

Снопов стоял спиной к стенке у стереотрубы. Одной рукой держался за телефонную трубку, а другой сжимал пистолет лейтенанта. Рядом лежали гранаты.

— Товарищ капитан, за время вашего отсутствия…

— Не надо, — перебил Гусев. — Знаю. Послушайте телефон. Нас вызывают.

— Я — Звонкий. Слушаю… Вас просят, товарищ капитан.

Закончив разговор с начальником штаба полка, Гусев обратился к Снопову:

— Вот что… Командира взвода управления не стало. Когда пришлют нового, неизвестно. Его обязанности пока придется выполнять вам, Снопов. Я об этом доложу начальнику артиллерии и командиру полка, а за то, что хорошо действовали в мое отсутствие, объявляю благодарность. — И закончил тише — Молодец! С сегодняшнего дня начну учить тебя по-настоящему, как командира…

Десять дней шли беспрерывные дожди, а потом установилась ясная погода.

По всему чувствовалось приближение осени: лучи солнца уже не были такими жаркими, как в июле, а по ночам становилось все холоднее и холоднее. Все чаще дули ветры. Степная растительность за несколько дней заметно поблекла. Красноармейцы, изрядно измучившиеся в сырых траншеях, радовались тому, что стало посуше. Но бывалые люди рассказывали, что скоро начнутся холодные ветры с песчаными буранами, и так будет почти до самой весны, а зимой морозы доходят до пятидесяти градусов.

Чувствовали приближение суровой осени и степные обитатели. По ночам в долинах между сопками поднималась непонятная возня, слышался писк и легкий свист. На склоне горы перед наблюдательным пунктом неожиданно появились копны сена величиной с добрый навильник. Это степные грызуны тарбаганы заготовляли себе пищу на зиму Андрей и Николай ночью притащили две копны для постели. Сено было душистое, и травинки были подобраны стебель к стеблю.

У японцев к этому времени поубавилось спеси. Они уже не бросались в атаку батальонами и ротами, а забились в глубокие траншеи. Наступательных операций не предпринимала ни одна из сторон, но зато участились ночные поиски разведчиков.

Почти каждую ночь устраивали вылазки и пехотинцы уральского полка. Особенно трудно приходилось Николаю. Замещая командира взвода управления, он фактически стал правой рукой командира батареи. А полковые орудия обыкновенно обеспечивали артиллерийским прикрытием все штурмующие группы. В таких случаях Николай с вечера уходил с наблюдательного пункта и ночью вместе с разведчиками полз за передний край обороны и оттуда, почти от проволочных заграждений противника, управлял огнем батареи. На наблюдательный пункт возвращался уже с рассветом усталый, измученный и голодный. Капитан Гусев заметил, что Снопов похудел, измотался, но заменить его было некем. Не раз просился на эти вылазки сам капитан, но штаб полка категорически отказывал ему.