— А разве не знакомый? Я же видел его как-то. Он проехал на машине метрах в сорока от нас. Я пушку помогал тащить…

— Товарищ старшина, — доложил дневальный снаружи. — Наши едут.

Казаков, Снопов и Куклин вышли из палатки.

Вдали на горе показались вереницы машин. Поблескивая ветровыми стеклами в лучах заходящего солнца, они подъезжали к воротам лагеря.

В вагоне было душно. Ребенок капризничал. Аня, сама измученная поездкой, нагрубила мужу и вышла в тамбур.

За окнами пробегали поля спеющей пшеницы, перелески, леса. Те же леса, те же хвойные деревья, осины, березы, такие же хлеба, как на Урале. Разве только равнины побольше.

Ничто не радовало Аню. Не думала она, что через год после окончания института ей придется с семьей тащиться в Белоруссию.

В конце июля Сергея внезапно вызвали в облоно. Встревоженная этим, Аня не захотела остаться одна с сыном в квартире при опустевшей школе и настояла на том, чтобы Сергей взял их с собой.

Пока он ходил в облоно, Аня продолжала мучительно и раздраженно думать о том, зачем Сергея вызвали во время отпуска. Неужели продолжаются гонения со стороны Ивлянской и опять эта дрянь что-то задумала?

Она одела сына и вышла из гостиницы. Навстречу шел Сергей. Уже по тому, как он широко размахивал руками и глубоко надвинул на лоб серую кепку, Аня поняла, что муж серьезно озабочен. — Ну, я свободен, — сказал он, взяв на руки сына. — Пойдем погуляем. Раз уж приехали, погостим здесь денька три.

— Зачем вызывали?

— Предлагают ехать в Западную Белоруссию. Там в освобожденных районах открываются новые школы. Меня рекомендуют директором…

— И ты… ты согласился? — спросила Аня, истолковав это предложение по-своему: от Сергея хотят избавиться. Не удалось опорочить, снять с работы, так теперь выживают из Островного под благовидным предлогом.

— Я пока с ума не сошел.

— А как они приняли отказ?

— Да что они могут сказать? Ты сама пойми… Какой мне толк оставлять нашу школу и браться за другую? Надо сначала хоть немного научиться работать. А с моим годовым опытом взяться за организацию школы на голом месте… Не знаю, по-моему, надо быть полоумным, чтобы согласиться на это. Я так и сказал.

— А почему именно тебе предлагают?

— Почему только мне? Из области направляют шесть директоров и десятка два учителей.

До вечера они больше не разговаривали об этом, но Аня прекрасно видела: разговор в облоно не закончился, и Сергей все время думает об этом. Значит, вызовут еще раз.

Так оно и случилось. На следующий день в гостиницу принесли записку: Сергея Петровича Заякина вместе с женой приглашали на беседу в обком партии ко второму секретарю.

В обкоме, поднимаясь на второй этаж, Аня шепнула мужу:

— Только не соглашайся…

— Конечно. Ни в коем случае.

В обкоме, однако, их не уговаривали, ни на чем не настаивали, ничем не угрожали, а только напоминали о трудностях, о том, что в Белоруссии нужны знающие и опытные люди.

— Но какой же опыт у Сергея… Петровича. Без году неделю проработал в школе, — несмело вставила Аня:

Секретарь обкома и заведующий облоно засмеялись.

— Ох, женщины! Никогда они не видят работу мужей. Вечно им кажется, что их мужья — самые ничтожные существа на свете, — заметил секретарь. — Вот и моя такая же. А ведь Сергей Петрович за год не только привел школу в порядок, но и вытянул ее в передовые. Себе крови немало испортил, но дело сделал.

Может быть, если бы в обкоме настаивали, Сергею и Ане удалось бы отказаться, но тут Аня неожиданно для себя самой первая сказала:

— Что же, придется, наверно, ехать, Сережа…

— Придется…

Со щемящей душу тревогой ехала Аня на новое место работы. Беда была в том, что она не верила в мужа, не верила в его способность руководить школой. И в Этом своем неверии она даже его положительные качества, которых не могла не видеть, считала слабостями. Это вызывало постоянное раздражение, которое выливалось в ссоры с ним.

Но Сергею и Ане не суждено было попасть в Западную Белоруссию. В Минске, где у них должна была быть пересадка, Сергей решил сходить в наркомпрос. Хотелось разузнать, в каких условиях придется работать.

— Вы едете в Дрогичинский район? — спросили его в отделе кадров. — Должны вас огорчить. Дело в том, что туда уже с весны назначен директор. Там идет строительство и ждать вас не могли.

— В таком случае, я могу выехать обратно на Урал?

— Не-ет. Отсюда мы вас не отпустим. Кадры нам нужны. Вопрос о вашем назначении будет решать сам нарком. Но он приедет только через три дня. Остановитесь пока в гостинице, подождите. А скажите, согласились бы вы работать рядовым учителем?

— С удовольствием.

— Ну тогда с вами решить просто.

Ждать наркома пришлось не три дня, а восемь. Сергея и Аню назначили учителями в восточной части Белоруссии.

— А знаешь, Аня, это хорошо, что просто, учителем, — восторженно говорил Сергей. — Не будет беготни по административным делам. Можно будет по-настоящему заниматься внеклассной работой. Я ведь о ней имею смутное представление, а сам требовал от учителей.

Аня помолчала. «Сергей рад своему падению, — думала она. — Что ж, ограниченный человек и этим доволен».

В Климковичи приехали только к вечеру второго сентября. Около двухэтажного каменного здания школы их встретил директор, человек лет пятидесяти с открытым лицом типичного белоруса.

— Барановский, Антон Антонович, — представился он. — Запоздали вы что-то.

Аня приняла это замечание как выговор, а Сергей простодушно ответил:

— Задержались по дороге.

Сергей вышел на работу на следующий день, а Ане пришлось остаться дома, чтобы подыскать няню.

Третьего урока у Сергея не было, и он остался в учительской, решив почитать свежие газеты.

У окна в конце большого стола проверяла тетради заведующая учебной частью Ядвига Станиславовна Трельская, женщина лет тридцати.

— Вот задала в десятом классе первое сочинение. Ужас как плохо написали, — сказала она Сергею, чтобы завязать разговор с новым человеком.

— После каникул это вполне закономерно.

— Это-то верно, но мне кажется, что дети с каждым годом стали учиться хуже.

— Ну что вы! Старые учителя считают, что наша средняя школа обогнала гимназию по русскому языку, математике, физике, химии.

— Да, пожалуй, вы правы, — согласилась Трельская. — Я весной просматривала экзаменационные работы. Там были такие задачи, что в наше время мы их и не нюхали. И ведь почти все справились…

Разговаривая с Трельской, Сергей изредка посматривал на учителя биологии Кравцова, который сидел на другом конце стола. Он не сказал ни одного слова, но на худощавом болезненном лице его застыла нескрываемая ирония.

Трельскую позвали в библиотеку. Когда она вышла из учительской, Кравцов пересел поближе к Сергею.

— Как вам нравится на новом месте?

— Я еще не успел осмотреться. Кроме школы и квартиры, нигде не бывал.

— Здесь вам понравится. Я бывал во многих местах, но лучше нигде не встречал. Особенно хорошо здесь летом. Вы на Урале работали директором?

«Знает же, что был директором, а спрашивает», — с неприязнью отметил про себя Сергей.

— У вас законченное высшее образование? А наш директор, — таинственным шепотом сообщил Кравцов, оглядываясь на дверь, — даже педтехникум не закончил.

— А давно он работает директором? — Лет Семнадцать. Я еще учился…

— С таким стажем можно работать.

— Научились отчеты писать. Бумага терпит, а райо-но читает.

Сергей недоумевал. Зачем Кравцов все это рассказывает? Хочет прощупать настроения? — Чтобы переменить разговор, он спросил:

— Давно работает завуч?

— Эта старая дева? Около десятка лет. Хорошо сработались. Рука руку моет:

Сергею было противно слушать все это. К счастью, в учительскую зашел долговязый человек в узком сером костюме.

— Ого! — воскликнул он, увидев Сергея. — Нашего полку прибыло. Будем знакомы. Преподаватель физики Захаров; Иван Семенович. Слышал, что с Урала. Вот у вас, наверное, охота! Бывал я там в гражданскую войну. Хотя, вы ведь директором работали, так что, наверно, и дня свободного не было. Вот наш Антон Антонович, на что был заядлый лесовик, а теперь в год едва ли раз выберется с ружьем.