– Что за масло-то такое?

– А ты что, не видел? Пошли-ка покажу!

Отец накинул свой старый серый тулуп, я надел куртку и последовал за ним. Он отвел меня в сарай и показал свое новое приобретение: пресс для отжима масла.

– Раньше все поле фацелией засеивал, мед с нее хороший. А нынче думаю: половину рапсом засею. Масло отличное, на все годится, да еще жмых после отжима Михалыч берет, выгода-то очевидная! Безотходное производство, и духам в радость: экологично! Вот тут он, вишь, отжимается, вот тут масло вытекает. Соображаешь?

– Это ты хорошо придумал, – улыбнулся я.

– А то! Пошли, на тотем новый глянешь, небось, не видел еще.

Новый тотем представлял из себя угрюмое чучело. С художественными способностями у отца всегда было туго, но делал он от души. Расправив руки в приветственном жесте, чучело смотрело на бескрайнее батькино поле, упиравшееся где-то вдалеке в заиндевелый еловый лес.

– Это я огороднику поставил, чтоб рапс хорошо рос. Он малый сговорчивый, живо оценит, как весна придет! Ну пойдем, пойдем, как бы там шкварки не пригорели…

Мы поели шкварок и устроились в комнате, отец – на диване, я – в кресле. Папка “Дело №_” немного распухла, на полке появилось несколько новых деревянных магических статуэток, которые отец вырезал для разных ритуалов, но в остальном его комната была почти такой же, как и полгода назад.

– Как Серафимка поживает? Чего не привез?

– Я в спешке ехал. Черный сон сегодня ночью увидел, страшный сон – решил, нужен совет твой. Собрал вещи и приехал на первом же поезде.

– Зря ты Серафимку так. Инициация все же, сам помнишь.

– Помню. Но обстоятельства…

Отец достал хваленую самогонку Михалыча и поставил на стол две стопки.

– Ну давай. Рассказывай.

И я поведал отцу все, как было, – с самого начала, с самого моего появления в квартире на Дзирциема, в племени хорька.

Самогон Михалыча и вправду был отличный.

– Я-то, видишь, по-своему живу, со своими духами, – сказал отец. У меня и телевизор-то ваших не показывает, а только все Дискавери, и потому помогать я тебе не возьмусь. Но кое-что расскажу, а остальное ты уже сам, камлать будешь – поймешь.

Он поднял стопку, и я взял свою.

– Давай за Джимми твоего выпьем. Храбрый был, видно, человек.

Выпили не чокаясь.

– Храбрый, да безрассудный, – продолжал отец. – Нельзя в одиночку все вот так решить, целую страну спасти. Думаю, он какой-то радикальный ритуал хотел провести и не справился. Такие вещи надо вместе делать, собирать круг шаманов: три, семь или девять человек. Девять – лучше всего. Во все времена шаманы считали большой честью сойтись вместе и помолиться духам о благе своей страны, а в наши странные годы, в эту эпоху… Настала Эра Водолея, многое изменилось, Степа…

– Ну неужели ты совсем не сможешь помочь?

Отец покачал головой.

– Я не возьмусь, я старый уже. Да и духи это не мои, и познаний в этой области у меня мало, ты – и то лучше меня тут разбираешься. А других шаманов я теперь почти никаких не знаю, кто умер, кто уехал, а кто и пропал вовсе… Но вот что запомни: один не берись, не хватит сил, да и ни у кого не хватило бы. Верно вашего Джимми сумасшедшим звали. Есть, сынок, такие сущности, что нам и вовсе неизвестны и так могущественны, что нашему пониманию неподвластны. Когда против такой сущности пойдешь – нипочем не выстоишь…

– Этот Бес, хочешь сказать? Но он не такой древний, не такой уж сильный, я думал.

– Думал! Может, нет его вовсе! Ты дневник дочитал?

– Не дочитал еще. Там запутано сильно.

– Вот то-то же. Как дочитаешь – тогда и думай, и решай.

Выпили еще самогона.

– Жезл этот с собой у тебя? – поинтересовался отец.

– С собой.

Я достал из рюкзака тряпичный сверток, развернул его и вынул Жезл Северного Сияния. Отец его рассмотрел, поводил над ним ладонью – проверял ауру.

– Шибко серьезная вещь. Разобраться надо, – сказал. – Сегодня ночью посижу, поговорю с духами, в астрал выйду. Ложись-ка ты спать, а к утру видно будет.

– Так девять еще только, пап.

– Ложись, ложись. Если черный сон приснился – значит, нечисто дело, духи злые над тобой вертятся. А сейчас после баньки очистился, у меня тут энергия хорошая, поспишь, окрепнешь, вот тогда и будешь свою философию разводить, а покамест ложись, сил набирайся. Вишь, выпил, уже и глаза у тебя слипаются.

Я отправился к лестнице на второй этаж. В сон после бани и выпивки и вправду клонило основательно.

– Степ! – крикнул мне вдогонку отец.

– А?

– Ты чего, серьезно, что ли, пиво по фэн-шуй расставлял?

– Да.

– И энергетики?

– Ну да.

Отец захохотал.

– Учиться тебе еще и учиться! Водку ставить надо. Или самогон. Я тебе одну бутылочку михалычевскую в дорогу дам, проверишь – работает отменно, если в правильную зону установить!

Простыня была белая, небо за окном – чистое, и заснул я быстро.

Так хорошо я уже давно не спал.

Она приехала через три дня после меня.

Я выпил чашку кофе на кухне, сонно забил трубку и направился к новому тотему огородника. Мне нравилось курить рядом с этим добродушным страшилой, сидя на маленьком бревнышке. Бесконечная долина отца, родная земля; раньше я часто видел радужный даль именно здесь. Этим летом к пурпуру фацелии присоединится рапсово-желтый, и я обязательно приеду, и обязательно вот так же сяду под пугало, и покурю, и на душе полегчает, разольется что-то сладкое, разноцветное, теплое и живое, и все в мире будет хорошо.

Чучело, словно бы в согласие моим мыслям, улыбалось: за ночь на его черном пустом лице откуда-то появился озорной зеленого цвета смайл. Так на моей памяти рисовал только один человек.

– Нина! – радостно закричал я, осматриваясь по сторонам. – Эээй, Нина!

Среди старых отцовских лип шевельнулось темное пятнышко, и я направился туда.

Нина сидела на маленькой табуретке и что-то черной краской рисовала в своем альбоме. Увидев меня, она отложила альбом и пошла навстречу. Мы крепко обняли друг друга. Она была выше меня и на четыре года старше.

– Ну пойдем в дом, расскажешь, что и как там у тебя!

– Иди чай ставь. Сейчас дорисую и приду, – улыбнулась Нина.

Когда я поставил чай, послышались шаги в прихожей: пришел отец. Привез из города целый мешок сладких ватрушек, которые Нина всегда жутко любила.

– Она ночью приехала, мы тебя не будили, – сказал отец. – Куда-то ушла уже… Небось, племянника Михалыча повстречала – там будь здоров парень! Загуляет с ним как пить дать!

– Рисует она, возле лип! – Я засмеялся. – Сейчас придет.

Нина изучает эволюционную психиатрию и социобиологию за границей. Пытается временами что-то объяснить мне – я слушаю, это достаточно интересно. Отцу она ничего не пытается объяснять, ей шаманские занятия не по душе, а отцу не особо нравится весь этот эволюционный подход и научный атеизм, однако в целом они ладят. Сближаясь до минимума, находясь на одной кухне или в комнате, они, конечно, вечно спорят и ссорятся, но я знаю: отец от души радуется, когда Нина защищает научную работу или публикуется в журнале, а Нина с улыбкой вспоминает колдовские занятия отца и его возню по хозяйству.

– Ватрушки! – объявил отец и протянул вошедшей Нине ватрушку. – Кризис, конечно, но это мы себе позволить можем.

Уселись за чай, Нина принялась рассказывать о загранице.

– Безработица страшная: устроиться работать почти невозможно. Один из главных банков страны национализировали…

– Так это и у нас так.

– Пап, не перебивай.

– Я и не перебиваю… Чаю еще налей.

– Ну вот. Часто время рабочее уменьшают, работать не дают. И хорошо еще, если просто так часы урежут. У меня одну подружку на месяц в неоплачиваемый отпуск отправили. У всех долги, все чего-то зашевелились, как будто вдруг сообразили, что кредитов до черта набрали.