Как найти Джимми?

Как найти человека, который умер, причем как минимум два раза? Позвонить на тот свет и навести справки? Единственное, что мне оставалось, – ждать, пока Джимми не найдет меня сам.

Подарок для Марго у меня уже был: я купил новый бубен – миниатюрный, женский, можно сказать. Ящик по моему заказу вытатуировал на нем великолепную бабочку. Оставалось только купить немного цветов.

Тоскливая, бесконечно тяжелая музыка где-то вдали. Я шагал по темному ночному переходу, и кто-то играл о грустном, о наболевшем. Музыкант стоял, прижавшись спиной к холодной стене, и в руках у него жила скрипка, жила кровью и стонами, плачем и серым осенним ливнем. Со скрипки на пол нотами стекали слезы. В раскрытом футляре лежало несколько латов и одна пятилатовая бумажка.

– Боря?!

Он опустил скрипку, испуганно посмотрел на меня.

– Ты давно таким образом на концерты ездишь? – растерянно спросил я.

– Я никогда не выступал на концертах, – тихо ответил Боря. – Не хотел, чтобы кто-то из вас узнал…

– Так в этом же нет ничего плохого…

– Тсссс, – перебил меня Боря. – Не надо.

Я сделал несколько шагов и остановился. Боря снова начал играть у меня за спиной. Я залез в карман и достал кошелек.

Боря играл.

На автобус есть проездной, а дома – ползаначки на черный день, подумалось мне, и я вернулся и высыпал в футляр все деньги, какие у меня были с собой, все металлические и все бумажные.

Он ничего не сказал, лишь еще печальнее заплакал своей скрипкой. Ее звук стоял у меня в ушах, когда я вышел из перехода, и все то время, пока я ждал на остановке, у меня в ушах тихо мучался Боря, мой соплеменник и друг, человек, про которого я, возможно, никогда ничего не знал.

Автобус пришел быстро.

Маргарита растерянно взяла букет.

Не нравится?

Нет, просто мне никогда никто не дарил цветы, ответила она глазами. Спасибо.

Это еще не все, вот главная часть подарка!

Я протянул ей бубен, и она просияла. Я все-таки угадал.

Она поставила цветы в пол-литровый бокал из-под пива, положила бубен перед компьютером и плюхнулась на меня. Она сверху, значит, я главный.

– Я тоже тебе кое-что сегодня подарю, – сказала Марго.

Что?

Она сбросила балахон, потом стянула джинсы и трусики. Села на меня и чуть наклонилась вперед. Я подарю тебе себя, Степа.

Ты даже не представляешь, как угадала с подарком, Марго, – я потянулся к выключателю. Тяжелые бархатные шторы были задернуты и стало настолько темно, что я больше не видел ее лица, а она – моего, и говорить без слов мы уже не могли, а говорить словами не хотелось и не нужно было. Она стянула с меня свитер и провела языком по груди: давай наконец поговорим телами, мой шаман.

Телами мы говорили без устали всю ночь.

– Это было дано при инициации, – рассказывала Марго, уткнувшись в мою грудь. – Люди не помнят обо мне. Когда я ухожу, их память затирает мои следы. Они придумывают что-то вместо меня или просто напрочь забывают. Я для них не существую.

– Почему тогда я тебя помню?

– Я говорю: люди. Ты – шаман. К шаманам это не относится.

Я затянулся сигаретой.

– Потому ты одинока?

– И поэтому тоже. Я не могу укорениться среди людей, даже работать нормально не могу. Только если заказы в Интернете, одноразовые подработки. Ты знаешь, я не люблю людей.

– Но почему именно я? Почему именно я один из всех шаманов?

Ты мне понравился, глупый, ответила она взглядом. Бесконечно нежный, теплый добрый взгляд.

А бабочка? Это тоже при инициации?

Неа, это врожденный дефект. Ну… Ну Степа. Нуу… Ты устанешь ее целовать или нет? Она легонько отталкивает меня рукой.

Неа, не устану. Я ее буду любить.

Дурачок.

– Я люблю тебя.

Марго чмокает меня в лоб.

Стоп.

Так, стоп.

– Что такое? – Она приподнялась и посмотрела на меня. Я отошел к окну, приоткрыл шторы. Солнце стояло уже довольно высоко, небо было голубое, на небе был радужный даль, и снег понемногу таял. Где-то далеко началась весна.

– Нина…

Как Нина может о тебе помнить?

Марго подняла брови: ты не знал?

Нет. Не знал.

– Она шаманка. Но ты ей не говори, она не любит об этом…

– Но как?!

– Ей при инициации было дано: никогда не быть шаманом. Она училась у твоего отца и когда-то была талантлива. Она бы нас обоих переплюнуть могла, если бы не такая неудачная инициация. Но так бывает.

– И меня бы переплюнула?

– Ты только не обижайся… Честно, не обижайся, Степ. Но ты очень слабый. Ты самый слабый из шаманов, каких я видела.

Я затушил сигарету, опустился на Марго и сжал ее теплое, мягкое тельце.

– Степ, я серьезно. Может, племя недопонимает, а отец твой не хочет говорить, но это ненормально – вырубаться после ритуала и после камлания седеть… Ты очень тяжело все это переносишь, мне за тебя страшно.

Маргарита снизу. Кто снизу – тот и главный. Я ослабил хватку и откатился чуть вбок. Да, я такой. Я слабый. Хочешь – найди шамана посильнее.

Дурачок ты. Вчера ночью девственности лишил, а теперь: найди другого шамана…

Я снова забрался на нее и подтянул одеяло. Хочешь еще раз?

Хочу – она сжала меня ногами.

– Тут у меня к тебе… к тебе… никаких претензий… нет… – сквозь стоны прошептала Марго.

Я закурил и опустил руку ей на плечо, чуть прижал к себе. Марго изучала мое тело; ей понравился пупок. Ласково провела по нему пальцем, лизнула.

– На нем рисунок такой, как лапка зверя. Как будто след.

Я улыбнулся.

– А это откуда?!

Марго подняла мою руку, повернула к ней настольную лампу. Длинный белый шрам от локтя до запястья, не до конца еще заживший. Да, я резал себе вены. Бывает.

– Зачем?

Я отвожу глаза, но Маргарита обнимает меня, тянет к себе. Расскажи.

Не хочу.

Я же тебе все рассказала. Так нечестно.

Ты вправду хочешь знать?

Да, хочу. Что это?

Это осень.

Осень, и только я и Серафим. Тишина в переулках, тишина в голове, и лишь чахлая листва под ногами по вечерам. Ты одинок, ты бесконечно одинок, Степа. Ты несостоявшийся шаман, ты не умеешь камлать. Чувствуешь этот серый яд в своих венах, эту жалость к себе? Скоро и она уйдет, и останется только пустота, только пустота внутри тебя и эта осень вокруг. Проведи ритуал, Степа. Проведи ритуал и поваляйся еще пару дней без сознания, без еды и без сил, и добрый Серафим, один только добрый дружище Серафим будет лежать где-то рядом или у тебя на животе. Проведи ритуал в пятницу вечером, чтобы отойти до понедельника, чтобы пару раз кому-то вымученно улыбнуться в университете, чтобы на работе катетер из рук не выпадал, чтобы не злилась тетка-фельдшериха.

Ты бессилен, Степа. Ты почти ошибка природы. Если ты кому-то для чего-то понадобишься, то это явно будет в другой жизни. Может, было в прошлой. Но никак, прости, не в этой. У тебя были друзья? Какие-то ведь были и ушли: с тобой скучно. Ты никогда ни в чем до конца не уверен, из тебя выпал стерженек, и ты сломался. Ты потерял свою систему координат, свою начальную точку отсчета. Ты похож на амебу, Степа. Ты просто размазня. Слышишь, Степа? Ты! Ты! Ты!

Посмотри на себя в зеркало, Степа. Кусок говна ты этакий. Ты! Ткни пальцем: ты! У тебя нет ни цели, ни взглядов, ни способностей. Один только грустный бедняжка Серафим тебя любит, потому что у тебя хватает денег покупать ему еду. Купить еду себе, хорьку, заплатить за квартирку и проездной, отложить десятку в фонд на черный день – вот и все, на что хватает твоих денег. У тебя была девушка? Да лааадно, Степа. Твоя жизнь похожа на недожаренный омлет, какая тут девушка, какая тут романтика? А то, что два года назад было, – не смеши мои тапочки, ты! Ты! Я шаман, давай со мной встречаться, я грибами накормлю! Степа, посмотри на себя в зеркало еще раз. Хорошенько посмотри все-таки. Помнишь, что Нина говорила о самоубийцах? Это естественная чистка рода человеческого, избавление от неспособных, от слабых, неприспособленных. Это наш современный эволюционный механизм, наш хищник.