– Эй, – шепотом окликнул меня Александр. Он стоял в кустах, и я рассмотрел его не сразу. На какой-то миг даже показалось, что вокруг меня в темноте множество людей, но мираж тут же рассеялся. – Смотри вон туда. Видишь?

– Вижу.

Где-то вдалеке на берегу горел костерок.

– Думаешь, это знак?

– Несомненно.

Александр достал свой пистолет и снял его с предохранителя.

– Не надо.

– На всякий случай. Мало ли что.

Я закурил трубку, Александр – сигарету, и мы двинулись вдоль по берегу, к костру. Александр нервничал: выбросил недопитую баночку энергетика, курил наотмашь, правую руку держал в кармане, на пушке. Мне же почему-то сразу почувствовалось, что знак этот – хороший и бояться не стоит. Вскоре мы подошли к костру.

У костра сидел человек в длинном черном плаще. Лицо его скрывали пляшущие тени; в руках он держал книгу, рвал ее и бросал страницы в огонь. Костер неприятно пах горелой пластмассой. Рядом с человеком валялся черный бубен, перед костром стояли два вырезанных из толстых парафиновых свечек идола.

Безусловно, это был чрезвычайно серьезный шаман.

Он бросал в костер вещи. Они летели туда одна за другой: пустая сигаретная пачка, лазерный диск, старая тетрадка. Мы с Александром спросили разрешения и присели у костра рядом с ним. В костер полетела книга.

– Зачем же вы книгу сожгли? – вопросил я.

– Я прочел ее всю. Там не было истины.

Огонь, словно бы в подтверждение его словам, взялся за книгу, жадно облизал ее и принялся есть. Дым поднимался густой и черный.

– Я прочитал множество книг, но ни в одной из них не было истины, – сказал шаман и бросил в костер еще одну. Потом – старую зажигалку, детскую игрушку, пустую сигаретную пачку, пластмассовый стакан, журнал и снова книжку.

– Где же вы ищете истину теперь?

– Я больше не ищу истину. Я встал на путь разрушения.

Старая пепельница, наушники от плеера, три лазерных диска в коробочках. Еще одна книга. Внезапно костер громко жахнул возле Александра, и вождь отскочил в сторону. Видимо, зажигалка, брошенная шаманом в огонь, была не до конца пустая.

– Есть три главных этапа пути, каждый из которых суть сам себе путь: рождение, учение и разрушение, – говорил шаман, и тени плясали на его лице. – Эти этапы последовательны, и любая жизнь проходит по этому порядку, подобно закипающей воде. Когда пузырек рождается на дне чаши, он крошечный, и внутри будто бы таится эмбрион. Поднимаясь к поверхности, пузырек растет и жизнь в нем претерпевает изменения, она расширяется, вбирает в себя силы и в конце, достигнув самого верха, – лопается, чтобы испариться, опуститься в воду, дойти до самого дна и снова обратиться в эмбрион…

– Вы разрушаете то, что осталось от вашей жизни, стало быть?

– Да.

– Но ведь за разрушением должно последовать новое рождение, верно?

Шаман улыбнулся.

Ложка, брелок для ключей, ключи. Ножик, две тетрадки, пустая сигаретная пачка. Заляпанная кровью бритва. Часы, перстни, амулет. Пустая бутылка с красивой этикеткой, баночка из-под антидепрессантов, авторучка, книжка, книжка, книжка. Костер заполыхал ярче.

Я полез в карман за очками, протер стекла, надел и повернулся к шаману.

Шамана не было.

Остался только далекий загадочный звук, одновременно пищащий и гудящий. Александр смотрел куда-то в черную морскую бесконечность, куда-то прочь.

Идолы уже растекались белыми лужицами, а барабан коптил черным едким дымом, когда мы покинули костер.

Боре 19 лет. Он учится в Музыкальной академии, играет на скрипке и на гитаре, иногда получает деньги за концерты. Боря одевается по-простому и лицо у него простое, он родом из небольшой латгальской деревеньки.

Ящику 24, он работает татуировщиком. Ящик учится на факультете теплогазоснабжения и вентиляции в Рижском техническом университете. Ящик сможет управлять стихиями, когда завершит учение. Правда, его уже два раза оставляли на второй год за долги. У него черные волосы до пояса; в любое время года Ящик носит кожаный плащ. На Ящика все остальные члены племени смотрят снизу вверх. Ящик приехал в Ригу из небольшого города Краславы, и у него вот уже год как есть девушка: Элли. Элли – рижанка.

Мне 22, я учусь в Рижском университете имени Страдиня на медика. Подрабатываю на скорой помощи медсестрой. В латышском языке нет слова “медбрат”, так что я – медсестра. Я из Даугавпилса. Одеваюсь во все широкое и свободное, и всем кажется, что я упитанный. Я ношу очки.

Александр точно старше меня, но, возможно, младше Ящика. Александр – рижанин. Он учится в Латвийском университете на заочном, работает в частной компании, занимающейся аудитом предприятий. У Александра есть деньги и машина, за которую он выплачивает кредит. Лицо у Александра треугольное, стрижка площадкой и козлиная бородка. Выглядит он всегда убедительно, даже если стоит по уши в дерьме.

Все эти незначительные на первый взгляд факты становились очевидными, когда дело доходило до отношений с женщинами. У Ящика все было просто, у Ящика была Элли, всем же остальным периодически хотелось женского тепла, и нужно было его где-то искать. Мы искали в барах.

В Ильгюциемсе, где мы жили, раньше было довольно много хороших баров, но все они с приближением кризиса магическим образом трансформировались в залы игровых автоматов: и старый добрый ментовский бар, и бар возле Нельды, и даже из “Феникса” убрали столы, и заполнили образовавшееся пространство железно-неоновыми деньгоедками. Выжившие бары были нам не по карману или просто не нравились.

Поэтому мы ездили в центр.

Кризис принудил нас перебраться в бар “Готланд”, который ничем особым не отличался, разве что небольшой аквариум в одну из стенок был встроен. Пиво там было дешевое и достаточно дрянное, но люди собирались неплохие.

– Эх, девушку бы, – пробормотал пьяный Боря. Александр и Ящик ушли покурить и купить сухариков, а мне было лень забивать трубку, и я остался с некурящими – с Элли, Серафимом и Борей. – Стеееп, сделай мне амулет какой-нибудь…

Боря уже час глазел на милую девчушку в белой рубашке, сидевшую в одиночестве через два столика от нас. Все никак не решался подойти. Элли игриво подмигнула: мол, ну же, шаман, сделай уже что-нибудь. Я улыбнулся, нащупал в кармане любимый красный мячик Серафима и незаметно кинул его на пол в сторону девушки.

– Ой, ой! – вскрикнула она, заметив Серафима. Тот подобрал мячик и принялся с ним забавляться. – Ребята, это ваш?

– Наш! – согласился Боря и тут же оказался за ее столиком.

– Какой милый… А кто это, что за зверек? Фретка?

– Это хорек, домашний хорек. Они уже давно одомашнены, – пояснил Боря. – Вот на картине Леонардо да Винчи “Дама с горностаем” на самом деле домашний хорек, а не горностай. А если говорить о фретках, – это то же самое, что домашний хорек, но…

Элли состроила мне угрюмую рожицу, и мы с ней тихо посмеялись. Боря вернулся через три минуты; ему не помогло даже присутствие Серафима. Девушка ушла курить и больше не вернулась.

– Почему так? – отчаявшимся голосом спросил он, хлебая пиво.

– Потому что ты омега-самец. От этого не убежишь.

– Это еще что такое? – вяло поинтересовался Боря.

– А это основа человеческого общества: социальная иерархия. Социобиология. Так выработалось в процессе эволюции. Есть альфа-самцы, бета-самцы и омега-самцы. И далее все основные ресурсы делятся в соответствии с этим социальным рангом. Все не могут быть главными, верно?

– Какие еще ресурсы?.. – пробормотал куда-то в пиво Боря.

– Основные. Их всего три: еда, территория и самки.

– Самки, значит, – обиделась Элли.

– Ну хорошо: партнер для размножения. Так лучше?

– Так еще больше… еще животней как-то…

– А мы разве не животные? Организация племени мало отличается от организации стаи.