Дмитрий Данилович с Иваном опустили головы. В глазах Светланы блеќснула игривая улыбка. И Михаил Трофимович, поняв всю нелепость своќего последнего высказа, сделанного вроде как не по воле своей, поќправился уже словами другого Сухова в себе:

— Главное-то понять общий наш недуг, признаться себе, что больны. А как решить-ся. Порой признаваться-то надо в дурости своей собствеќнной. А покаянного тебя может подловить другая каверза: бездумное самобичевание, опять себя же, но уже под новым лозунгом — жить лучќше!.. А что для этого надо работать лучше — забудется. Вот порок на-шей теперешней обломовщины… Но петухи-то не бездействуют, прокриќчат, что пора про-сыпаться.

Михаил Трофимович в напавшей на него стихийной решимости высвобоќждал из демиургынова плена свою душу. Да и перед кем ему еще было исповедоваться… А им-то, принимавшим его исповедь мужикам-крестьяќнам, каково было нести, без осознания ско-рых перемен, свой крест праведников под игом демиургызма.

Светлана сторонилась мужского разговора. Отходила от стола к печќке, чтобы не соблазниться на свое слово и не высказать то, что веќртелось на языке: "О чем раскудахта-лись-то, петухи! Ведь еще потеќмки…" Со стороны прислушивалась к рассуждениям де-миургына и паќхарей-колхозников. Сухова она тоже принимала к страждущему люду ко-лхозного мира. Только и всего, что время выпихнуло его из низов в эти самые демиургы-ны. И вот он, стараясь понять себя такого, ищет собеседников. И подумала с усмешкой: им бы вот сейчас кондового мужичка-сократа в собеседники. Он бы и навел на толк свои-ми немудќреными выспросами. Этим Сократом могла бы стать и она. Но ее высказы могли бы окуражить председателя Облисполкома. И в нем и взял бы верх демиургын. А так, в полумолчании и пахарей, и ее вот, Сократихи юбке, он и поосвободил себя от того, что накопилось в должностном принуждении… Но вот поле-то, сотворенное мужиком-крестьянином, Дмитрием Даниловичем остается колхозным. Оно — ничье, бесхозное. И творитель его, считая его как бы своим, может быть отринут от него особо активным де-миургыном. А то и так случится, что самим Суховым по указке того демиургына, что над ним. Творец Божий всегда бескорысќтен и гоним завистью тленной.

3

Самой Светлане мысли о неотстанном ожидании пахарями благих перемен, на-веивались рассказами о дедушке Даниле. Задумав повествование о нем, о роде Кориных и доме их, она собирала воспоминания о Даниле Игнатьиче. Записывала в свою тетрадь рассказы о нем тех, кто знал его. Записала и разговоры с Михаилом Трофимовичем Дмитрия Даниловича, Ивана и свои во время дойки Питерянки. В них тоже дедушка Данило был как бы главным лицом. Фамилию Сухова в записях не упоминала, излагала высказы вроде услышанные от "никого". В эти ее раздумья о дедушке Даниле и Михаиле Трофимовиче какой-то тихостью вошли слова, услышанные в очереди у магазина. "Что толковать-то, — вымолвила бабушка ученика Саши Кринова, — человек повелся многодонный". Сказано это было без какого-то осуждения такого человека, а как бы даже в похвалу за эту его многодонность. Тут же из-за спины бабушки другой голос: "И то сказать, как нынче без того жить-быть".

Светлана не придала этим высказам какого-то особого значения. Они как бы теря-лись в общем досужем говорении. Мало ли неожиданных высказов об этом самом своем житье-бытье, как бы просто объясняющих жизнь уложившуюся. А тут вот, раздумывая о застольных разговорах с высоким гостем, слова о многодонности нынешнего человеќка назойливо и выползли наперед. Эта многодонность увиделась и в самом председателе Облисполкома, Михаиле Трофимовиче. Да и в нем ли одном. Она стала самозащитой как самих демиургынов, так и "раб-отников" от них. У одних эти "донья" потолще и понадежней припрятаны, а кое у кого совестью уже выдавливаются наружу. Но без "донышек" затаенных, под коим сокровенное прячется, как уцелеть и матерому демиургыну. И само собой мысленно высказываќлось как бы уже целостное понятие: "Многодонный демиургын". И повторялось услышанное у магазина: "Иначе-то как жить-быть". Это уже липло и к Михаилу Трофимовичу: "Иначе-то как и ему".

И вслед за этими раздумьями укорный выспрос и самою себя: "А мыќ-то сами все — какие? И ты вот сама?" Тоже ведь не без такого потаќенного донышка… Может и вправду без этого уже нельзя при демиургызме?.."

Так выходит, что беды в нас от веков. И скапливаем мы их в себе своим окаянст-вом. Ходим непокаянными по земле отчей, втаптывая в нее прегрешения свои вольные и невольные, мысленные и действенные. Дом Кориных тоже вот держит свои думы о Дани-ловом поле и тайну о Татаровом бугре и Лягушечьем озерце под особым своим доныш-ком. И самой Светлане наречено быть причастной этой тайне.

Старик Соколов Яков Филиппович, как только минули всякие проверќки по наве-там, пришел к Кориным, и как тайну из-под своего донышка высказал: "Пуганье нынеш-нее кончилось. И надо вот ждать вестника с напутствием благим". И как подумалось Светлане, сказал это только для нее. И помедлив, дав как бы вслушаться в свои слова, досказал: "А молодым во крещение их новой души, звезда небесная спадет на чело". И Светлана, сама того не осознавая, стала ждать во крещение своей новой души этой небес-ной звезды.

Сухов уехал, ободрив и Дмитрия Даниловича и Ивана какой-никакой, а все же на-деждой, что доносам и кляузам не будет поддержки. И впрямь все забылось, будто и не было их. И солнце стало щедрее пригреќвать, и на душе легкость.

Теплым вечером, на третий день после отъезда Сухова, Светлана выќшла к деревьям во дворик. Сквозь просветы пожелтевшей уже листвы проглядывались осенние звезды. Благостное настроение как бы взывало отыскать в небесной выси свою звезду. Вспомни-лись и слова Старика Соколова о крещении новой души небесной звездой. И она вгляды-валась в небо с миром в душе. И на этот ее мысленный зов выказалось в небесной выси светящаяся точка. Светлана позвала ее и она стала плавно спускаться к ней. Лучик ее, как живой птенец, осел вначале на рдеющей кисти рябины. Светлана опять позвала его, и он пал на ее лицо, разойдясь теплом по всему телу. Затем вошел в дом и там остался. В этот же миг Светлана ощутила в себе биение ноќвой жизни. И сама она стала как бы другой, освещенной, с новой дуќшой. Охватил восторг причастности всего своего существа ко Вселенскому миру. Она — в этом большом небесном мире, как бы часть его. И сам весь этот большой мир — также в ней.

О своем приятии сошедшего на нее лучика, Светлана не решилась сраќзу рассказать даже Ивану. Может это тайна для нее одной. И расскаќзом она вспугнет надежду на бла-гость в доме. Прислушавшись к сеќбе, осознаю уже перемены, духовное обновление. Как бы расширилось видимое пространство, стало больше света. И свет этот был уже каким-то другим, особо озаряющим и отепляющим. Этим светом оживлялось все в доме. Пере-жив перемены в себе, она сказала о них Ивану.

— Мы все уже теперь не те, что были от роду, — вымолвила с верой.

— Дедушка тоже говорил, как и Старик Соколов, что мы живем в окружении неви-димых нашим глазам многих других жизней. Он это чувствовал. Эти силы и приходят нам на помощь, как и ему приходили.

Вроде бы случайно при выходе из школы Светлану встретила старуха Ручейная. И ровно ведая о ее раздумьях, напутно сказала:

— Держись веры в себя, молодка, и бодрись. Вы, Корины, в обережении от лихостей мирских.

Светлана, как о привидевшемся ей сне, который хотелось разгадать, поведала о сошедшей на нее лучике с выси небесной. И Марфа провидќчески растолковала это виде-ние почти словами Старика Соколова:

— Крещение второе Святым духом и сошло на тебя. И на дом ваш, и на младенца твоего в тебе. В молитве оно и возвысится над прегрешениями. И радуйся вот.

В этот же день под вечер зашел и Старик Соколов Яков Филиппович. Разговори-лись о повседневном. Светлана сидела за самоваром. Яков Филиппович посмотрел на нее, вымолвил обычное: "Как деќло-то, дочка?.." Светлана и сказала, что вот сбылось его предсказание о доброй вести.