Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Молодцы, девки. Хорошо спели, развеселили… Только вот где теќперь сядите?.. — Постоял минутку, улыбнулся, как вот Пахарь на каќртинке, и пошел, приветливо махнув рукой, припадая на левую ногу.

Художник, Андрей Семенович, тоже поначалу было остерегал, прочиќтав наброски Светланы. Но после каких-то своих раздумий, "добровольно", как он сам сказал, вклю-чился в написание фельетона. И намалеќвав героев его, сказал: "Ничего, будем вместе обо-рону держать и тыл крепить". Истолковал и свои рисунки.

Так вот было. А теперь дома, вместе с веселием, усиливалась и опасливая насто-роженность. Такое настроение бывает в сенокос у коќсарей при затяжном ненастье. Непо-года переждется и все уляжется и забудется. Так и тут будет, пронесет. Демиургыны по-пугают гроќмом и молнией и отойдут от гнева, когда стеннуха исчезнет из глаз. Но в памя-ти-то все равно она останется. И будет свое дело делать незримо и невысказываемо.

4

Стенгазета провисела чуть больше суток. Все, кому досуг и недоќсуг, прибегали и читали. Зоя в клубе задержалась до темноты. Кое-кто списывал разговоры Сократа и Па-харя. Даже и фотографировали. Пахарь в пересказах превращался в балагура Тарапуню. Называли и Дмитрия Даниловича, но это как-то не поддерживалось, характер не тот. В Сократе видели Старика Соколова. И без того его так прозывали. А о Платоне были уже мудреные рассуждения степенных мужиков. Назван, вишь, нашим. Есть такие и среди нынешнего деревенского люда. Две вот мудрицы в юбках с художником где-то и углядели его. Глаз-то зоркий и ухо востро… Каждый и гадал, говорил-высказывал, что на ум шло. Тут же складывалось и общее мнение: "Как вот и где правду матку выведать, если не в своем слове. Для чего же тогда гаќзетку клеить, если себя не выказывать. Не углядишь высмеха над соќбой, то и не поумнеешь".

Посмеяться-то посмеялись. Но тертые старички-молчуны головами поќкачивали, слушая разговоры. Приговаривали как бывало и при старой беде: "Ну, ну… Коли вот сами не спаслись, то и жди опасения". И уже про себя договаривали: "Ласково по головке и погладят". Не выветрилось из памяти, как совсем еще недавно безвестно пропадали краснобаи. Порой из-за одного какого-то полуслова. А тут такое наќписали и на стенку повесили. Невольно уже и выговаривалось почти что хором, и опять же со смешком: "Ой бабы-мужики, как и впрямь худа бы всем нам не нажить".

И вот на второй день нагрянул Горяшин. Не заходя в контору — пряќмо в клуб. Снял со щита газету и, не читая, свернул в рулончик.

Учитель Климов, секретарь партбюро, трусцой за завом, райкомовским демиургы-ном. В клубе и состоялся у них пресерьезный "двустороќнний разговор", как говорится, с глазу на глаз, словно у заморских послов о вылазке третьей державы. Заметку-памфлет вместе и читали, перечитывали. И как говорится, оба впервые. У того и у другого поќрой в глазах возникал смешок: "Сократы и Пахари… надо ж такому в голову придти". У пар-торга, заметившего смешливое лучение в очах зава, промелькнула в себе мыслишка: "Смехом бы вот и кончить,

и угомониться. Вреда от этого тем же демиургынам — никакого. А по-за должна быть, как же — критика, к которой сами же и взывают".

Николай Петрович сразу же открестился, отговорился. Пора горячая. В клуб не за-глядывает. Да и на совещании был, а там в бригадах. Парќторг Климов тоже по бригадам и по деревенькам мотался. Дело государственное — выполнение "первой заповеди". Но что заметку не читал, и стенгазеты не видел, не признался. Кто нынче отважится сказать, что газет не читает, обязывают выписывать. Перед Горяшиннм оправдыќвался: "Так ведь ком-сомольцы, молодые, с задором, с недостатками борются. Перегнули, увлеклись. Посмеют-ся и забудут". Сказать, что завклубом и учительница ссамовольничали, к парторгу не об-ратились, двойную кару на себя навлечь. И он вяло промямлил, уловив презритеќльную иронию в глазах зава: "Сразу-то вроде и не показалось ничеќго такого…"

Горяшин передразнил парторга: "Показалось, не показалось…" Окреќстил памфлет-заметку привычными словами: "Вылазка замаскированных антисоветчиков…" И пере-спросил, глянув в упор на партийного сеќкретаря: "Кто это у вас такие Сократ с Паха-рем?.." Парторг, учиќтель Климом притворно-растерянно пожил плечами. Помолчал, вроде раздумывая, и сказал: "Пахари-то все, кого выделить. А Сократ — хоть бы вот Авдюха Ключев. Говорун, любит поучать, советы всем даќвать… А такого, чтобы вредного, вроде и нет…" И тут вынужденќное лукавство. Как признаться, согласиться, что "антисоветчиќна". Но отвергать прямо — опрометчива поступить: а вдруг да?.. Уж потом покаяться, когда прижмут, "убедят". Этим и начальству польстишь. И учитель Климов, малость уже поднаторевший в увертках, разќведя руки, попробовал объясниться насчет "антисоветчины": "Критика и самокритика и в стенной печати нужна. Партия нас к тому призыќвает. Вы тут правы, перестаралась комсомолия. Увлеклись художественной стороной…" Горяшин вроде бы посмягчился, и парторг, ободрясь, досказал: "Коли сухо написано, то мимо проходят, не читают. А тут чуть ли не каждый колхозник в клубе перебывал. Даже из других деревень приходили…"

Последнее-то, пожалуй, зря брякнул учитель Климов, парторг колхоќза. Сорвалось нечаянно опасливое с языка, увильнуло из-под внутренќнего контроля должностного лица державшееся взаперти.

Горяшин покосился на парторга и тут же презрительно передразнил: "Художест-венной стороной… каждый колхозник в клубе пербывал…" Встал и свернул в рулончик клубную колхозную "стеннуху".

С невеселым настроением проводил учитель Климов рабкоровского зава. Осталось ждать выводов и самых ценных указаний.

Минул день, другой. Но даже и сиверком не пахнуло. И это настораќживало. Похо-же готовилось какое-то строгое решение. Но тут же само собой напрашивалось и спаси-тельное объяснение: у райкомовских демиургенов, как вот и у колхозных, тоже свой страх. Не дай Бог таќкое до области дойдет. "Первый" тут первым и ожидай шумной про-рабоќтки. А так со своей паствой и можно не торопясь тихо расправится… Парторг с пред-седателем этого и опасались: домашнее наказание закоќнов не знает.

У самого колхозного люда, коли гром сразу не грянул, интерес к крамольной стен-газете поостыл. Врало верх рассуждение: а что особенного. Порчи какой-то ни для себя, ни для начальства и нет. Над кем только не насмехаются в наше время. А пуще над на-чальством, но тихо. А тут вроде гласно. Но оно, начальство-то, такой гласноќстью не по-перхнется. Как здравствует, так и здравствовать будет.

Прошла неделя. Иван пришел домой расстроенным. Сказал как-то нехотя Светлане, что готовится "ответственная комиссия". Нагрянут с проќверкой откуда трубы взялись для фермы и молотильного тока. Николаю Петровичи доброхоты из райкома и позвонили втихую, предупредили, остерегли.

О слухах о комиссии Иван пока решил не говорить отцу. С Лестеньковым они го-товятся к уборки Кузнецова поля с обмолотом овса в нагуменнике. К чему спозаранку остерегать, расстраивать. У мужика всегда в надежде свое: авось пронесет, обойдется. Грешным делом Иван и сам на это надеялся.

Светлана терзалась, осознавая, что эту комиссию вызвала их стенгаќзета. Сама со-бой возникала и другая досада: Горяшин конфисковал это их творение. А памфлет с ри-сунками известного художника. С годами возник бы, можно сказать, исторический инте-рес. Вроде как летопись минувших событий. И взглянули бы на эту газету, словно на ске-лет диќнозавра. И подивились бы: вот какая была пречудная жистенка, из коей мы все вы-шли. Жистенка — мужицкое слово, значит — не жизнь. Памфлет этот незамысловатый и служил бы, каким ни на есть, а документом, для истолкования бытия, определявшего соз-нание народа. И не только колќхозного. Все мы, и городские, вроде как в колхозе. А вот в деревенском колхозе ярко и проглядываются все нелепицы и казусы страдного наќшего времени. Они как язвы на теле убогих. Демиургыны и стараются их прикрыть доступной им казенной одежонкой. Сокрытое, изъятое, что умершее за глухим забором… А чего бы прикрываться-то. Жизнь нароќда — она только вечна. Прикрывателям ее одно уготовано — суд потомќков. Это суд Христов… Всякое сокрытие да станет явным. Это библеќйское о неминуемом свершении страшного суда над неправедной жизќнью. Может в первую оче-редь нашей, демиургыновской. И надо бы смелее истолковывать не страшась кого-то уни-зить.

54
{"b":"133174","o":1}