Хозяйка застеснялась, что застали ее врасплох за будничной работой. Извинилась и скрылась в другой комнате, чтобы принарядиться. А они присели на диван, все еще не освободясь от сковывающей обоих немоты, недуга прожитых лет и судьбины века.

2

Что Андриан Алистархович с семьей были сосланы в Хибины, Дмитрий Данилович знал от деда Галибихина. Мать Беловых, как и мать Галибихиных, умерла в дороге от какой-то болезни. От горя за детей, что вот и их жизнь сломлена. Ссыльные покаянно ругали себя, корили: "Алчность наша… Жили бы как голь зимогорная, и остались бы целы". Ни Андриан Алистархович, ни сыновья, ни дочери станции той не знали, где была оставлена мать… Тут судьбы совпадали с судьбами солдат. Что-то оди-наковое повторялось в каждой семье… Вынесли тело матери ночью из битком набитого телячьего вагона, и где-то закопали-схоронили, как забредших в чужие края нищенок. Вроде бы в этом был упрек уцелевшим. Голос души и бередил, пощады не давал. Был стыд и мучила боль, что такое при жизни всех их могло случиться с родными и просто с согражданами. Но вслух это не говорилось. И страждущие обращались не во злобе к никому в сложенной самими молитве и кого-то просили простить за вину свою невиновную, как это заветано в христианской заповеди.

В Хибинах Беловы — отец, три сына и четыре дочери работали, строили. В бараках обжились. Ходили в гости к Галибихиным, а Галибихины к ним. Перед войной и Беловым, и Галибихиным дали свободу. Андриан Алистархоќвич поселился на окраине Ярославля, купив старенький брошенный домишко. Детей разметала война. Сыновья и две дочери ушли на фронт. Была в том своя гордость: вызов обидчикам, их унижавших. Чувство Родины ничем и никем в них не могло истребиться… Сестры Павла Андриановича повыходили замуж. Оба брата погибли под Москвой. Одинаковость судеб с теми же Галибихиными. В пятидесятом году старик, Андриан Алистархович, не больно веря в свою свободу, тайком приезжал проведать хутор. Остаќваться в своем доме у сестер побоялся. Уехал в Москву к старшей доќчери поделиться увиденным.

Павлу Адриановичу посчастливилось. Прошел всю войну, отделался чеќтырьмя ра-нениями. Стал офицером, отличился, окончил военную академию. Вышел в отставку пол-ковником. Теперь — лесник.

— Благодарю вот судьбу. Она благосклонна ко мне. Привела меня в отчий дом, родные места. Чего же лучшего ждать, — поведал он о сеќбе. — У сыновей и дочерей моих свои семьи. Вот внуки здесь, племянќники. Целая лесная колония. И приучаются землю-матушку в труде люќбить. Чего же лучше-то. Лес тут у нас новый будет.

И опять Дмитрий Данилович уловил в словах бывшего хуторянина недосказан-ность, надежду затаенную, что может вот и станет этот хутор ихќней родовой землей. Прежнего от Сослачихи Алистарховича чуточку и осталось, оно и будет держать память вековую.

Осмотрели усадьбу, следы плотины на ручье. Ручей совсем пересох, но может то-же возродиться. И опять можно будет назвать его речќкой. Ведь и рыба в него откуда-то заходила. Павел Андрианович в наќдежде на то, сделал запруду и удерживал воду в быв-шем мельничном омуте. Вдоль ручья, на бывшей тогда пашне разбит большой огород. За огородом лесопитомник, вырастали елочки и сосенки.

— Электричество вот протянул, — указал Павел Андрианович на столбы, уходящие за ручей в сторону Александровки. — Тоже сам… Разрешили и то ладно… — И задорно рассмеялся, высказав шутливо, что помощь оказал работникам хорошим. Свет включили и пришли гурьбой. — Как было магарыч не поставить по такому случаю… Держится, брат, во мне кулацко-хуторская жилка. Дело сделано и с недругом хочется радостью поделиться. — Говорил с легкой усмешкой, так, наверное, рассказывал о себе леснике и Толюшке Лестенькову. Тому у увиделся в нем мужик-пройдоха. Дмитрий Данилович усмехнулся этим своим мыслям. Павел Адрианович задумчиво посерьезнел: — Погоны, брат, не придавили во мне мужиково. Жилы и кости все выдержали, и душа в теле прежней осталась. Чтобы вот и они знали наше и понимали… — кивнул в сторону ребятни, сновавшей за ними, — откуда что взялось и куда должно дальше идти. При своем доме понадежнее все и повиднее. Ты и смелешь. Отчий преќдел тушит в тебе и лютые думы. И волю, коя природой тебе усмотрена, бережет в тебе.

И опять Дмитрию Даниловичу подумалось, что и мысли, и даже слова у Павла Ан-дриановича те, что и в Мохове, у них вот, у Кориных, говоќрились. Трудно вот нам стало верить в сбыточность благих помыслов человека… Но хутору Беловых в Сослачихе, как дому и роду Кориќных в Мохове, судьбой означено уберечься. Это вехи к устройству жиз-ни завтрашнего крестьянина. Да и только ли крестьянина?..

Павел Андрианович был еще не очень опытным лесником. Но все же не совсем новичком, как вот Дмитрий Данилович. Но их одинаково томила тяга к разгадыванию тайн живого мира природы, в котором они осознавали себя творцами. И жили, ожидая от своих действ чуда, надеясь, что оно дастся им.

На другой стороне ручья, на очищенной от кустарника делянке, выраќстали редкие для этих мест деревья: дубки, лиственницы, липы, клены. В прогнивших старых пеньках на подсыпанной земле, взялись кедры. О них и поговорили, вспомнив рощицу дедушки Данила в Каверзино

— По всему этому склону и засажу такую вот рощу разных деревьев, — поделился своими думами Павел Андрианыч. — Она кого-то и заманит. Моќжет тоже из служивых, отставников, а то и молодых. Память наша и буќдет длиться в грядущих Беловых. Глядишь Сослачиха и прославиться… — Печально поглядел на Дмитрия Даниловича, и высказал слова, говоренќные в своем Мохове и ими: — Этой бы силой и крепиться державе. Длиться-то может кем-то начатое в труде. От Бога — Божье, от человеќка — человечье. Но тоже должно быт в добре, как и Божье.

Дмитрий Данилович и тут услышал говоренные слова Стариком Соколовым Яко-вом Филипповиче, художником и им самим… Судьба их всех — Беловых, староверов Соколовых, Галибихиных, Кориных, и вот художника — в живой крестьянской плоти, в глубинных корнях людей от земли… Корни эти берегутся от блудного глаза, от окаянства. Они и удержат праведность, и не дадут изжиться ладу, усмотренному человекам Начаќлом. Свет и разгонит тьму. Человек, сотворенный по подобию Творца — не должен осатаниться.

Осмотрели пасеку. Обошли смороденник, малинник, рассаженные как и прежќде по берегу ручья-речки. Новый хозяин Сослачихи оберегал это особо. Пора такая подступила беречь то, чем природа одаривает тебя, и чего всегда было много без особого бережения. Но вот теперь настала пора это многое беречь. И как уже сказку слушай о том, какой была жизнь. И не везде уже можно увидеть ее, но тут вот, погляди. И загадывай, и с верой на-дейся, что не оступится человек и не разруќшит усмотренное ему житие Началом.

Из Сослачихи Дмитрий Данилович уехал на четвертый день. Походили по лесу, оглядели новые посадки и посевы сосны и ели, Павел Адрианович проводил до станции на своей двуколке, самим смастеренной. Лошадь тоже не казенная, своя. Тайно и содержа-лась, выдаќваясь за корову. Ехали прямой неторной дорожкой, не изуродованной тракто-рами и машинами. Двуколка на рессорном ходу и резиновых шинах, катила мягко. И это как-то напоминало Дмитрию Даниловичу езду их, Кориных, по праздникам в Сослачиху на рессорном тарантасе.