– Но это же очевидно: если бы он убил, то не стал бы проводить расследование.
– Фиона умерла чуть больше года назад, – зато сказала леди Эштон. – Думаю, мистер Столбридж решил, что пора искать новую невесту. Однако старые слухи и подозрения могут сильно осложнить для него поиски подходящей партии. Полагаю, он захочет взять в жены девушку из хорошей и родовитой семьи, богатой и принадлежащей к сливкам общества. Как я уже говорила, Столбриджи могут похвастаться исключительно солидным генеалогическим древом, их финансовое положение за последние несколько лет заметно улучшилось, и, соответственно, не должно быть недостатка в семействах, желающих с ними породниться. Однако…
– Я понимаю, на что вы намекаете, – сказала Луиза, стараясь подавить растущую тревогу.
– Многие благородные семейства могут усомниться, стоит ли отдавать дочь замуж за человека, над которым висит подозрение в убийстве.
– Даже если они не верят сплетням об убийстве. Достаточно того факта, что он хотел расторгнуть помолвку. Отец любой девушки просто обязан задуматься: что, если мистер Столбридж сделает это снова? Никто из родителей не захочет подвергать свое дитя риску такого унижения.
– Одним словом, не важно, в чем подозревают мистера Столбриджа: в убийстве Фионы Ризби или в том, что он собирался ее бросить, – у него все равно есть веский повод искать человека, которого можно обвинить в убийстве, – заключила Луиза.
– Ему потребуется отыскать веские доказательствам вины Гастингса и предъявить их – только тогда имя его будет очищено от подозрений. И он сможет выбрать для себя невесту, и все семейства, даже самые богатые и родовитые, будут счастливы породниться с ним.
Глава 8
Элвин Гастингс смотрел на свою молодую жену. Они вступили в брак всего два месяца назад, и он прекрасно знал, что многие мужчины искренне завидуют ему. Лилли действительно очень красива. А если к ее природной красоте добавить роскошь и стиль, то она просто само совершенство. Вот, например, как сейчас. Даже самая строгая ревнительница тонкого вкуса и моды не нашла бы ни малейшего изъяна в тщательно уложенных парикмахером волосах теплого цвета меда или в платье оттенка свежей листвы, скроенного по последней моде.
Гастингс опустил глаза, смиряя пожиравшее его желание. Больше всего ему хотелось схватить со стола тяжелую хрустальную вазу и опустить ее на эту тщательно причесанную и красивую, но совершенно безмозглую головку.
– Будьте добры в следующий раз показать мне список приглашенных на бал гостей до того, как Кромптон начнет рассылать приглашения, – сдержанно сказал он. – Вы поняли?
– Да, конечно. – Лилли сжала руки, и было видно, что ей неприятен его тон, этот разговор, да и сам муж не вызывает у новобрачной восторга. – Однако вы сами дали мне понять, что Кромптон знает, кого именно следует пригласить на бал. Не вы ли заверили меня, что ваш секретарь в курсе всех обычаев и традиций этого дома, особенно когда дело касается ваших и моих светских связей? Вы также сказали, что я могу целиком на него положиться.
– Я немедленно поговорю с Кромптоном и прикажу навсегда вычеркнуть Энтони Столбриджа из списка тех, кого я хочу видеть на своих вечерах.
– Не понимаю, почему вас так рассердил его визит. Мистер Столбридж принадлежит к весьма уважаемому роду. Он племянник графа Оукбрука. Более того, поговаривают, что именно он унаследует титул своего дяди, потому что граф стар, но у него нет наследников и он не собирается больше жениться.
– Оукбрук невероятно эксцентричный человек… как и большинство других членов этой семьи. – Сдержанность и ровный тон давались Гастингсу со все большим трудом. – Все знают, что старый маразматик не интересуется ничем, кроме дурацких археологических раскопок… Так что я вполне в курсе, из какой именно семьи происходит Энтони Столбридж. И хочу повторить еще раз и прошу вас, Лилли, хорошенько запомнить, что я не желаю видеть его среди своих гостей.
– Я была так рада… мне казалось, что вчера все прошло прекрасно. – Лилли расплакалась, закрыв хорошенькое личико дрожащими ладонями.
Слезы Гастингс терпеть не мог.
– Это все. Ступайте, Лилли. – Он поднялся из-за стола и отошел к окну, чтобы не видеть плачущую жену.
Но слезы миссис Гастингс мгновенно сменились вспышкой гнева. Она вскочила, щеки вспыхнули сердитым румянцем.
– Я не понимаю причины вашего дурного настроения! – воскликнула она. – Что такого сделал вчера мистер Столбридж? Говорят, он покинул бал довольно рано и не один, а с дамой, которая приходится дальней родственницей леди Эштон. Она приехала откуда-то из провинции, и я позабыла, как ее зовут.
Мужчина скрипнул зубами. Он не собирается рассказывать этой глупой девчонке, что вчера вечером случилось нечто ужасное и он подозревает, что удар был нанесен именно Энтони Столбриджем.
– Вас совершенно не касаются причины, по которым я не желаю видеть в своем доме этого человека, – процедил он.
– Каждый раз, как я спрашиваю вас, что именно происходит, вы повторяете одно и то же: это меня не касается! И со дня нашей свадьбы вы все время пребываете в дурном настроении. Вас словно подменили… Когда вы просили у дедушки моей руки, когда ухаживали – вы расточали комплименты и были милы и дружелюбны. Но после свадьбы все изменилось. Вас раздражает все, что я делаю! Я только и слышу – это не то, это не так! Ума не приложу, как можно вам угодить!
– Оставьте меня, Лилли. Мне нужно заниматься делами.
Она закусила губы и почти бегом покинула комнату. Гастингс облегченно вздохнул, когда дверь за женой захлопнулась. Он выбирал себе невесту очень тщательно, и Лилли отвечала всем требованиям, всем критериям, в соответствии с которыми он искал себе вторую жену: она была молода, очень красива, а самое важное – являлась наследницей значительного состояния. Ее кровь трудно было назвать голубой, потому что дед Лилли нажил свое огромное состояние, занимаясь торговлей, но через пару поколений богатство открывает двери в общество не хуже, чем титул, и на происхождение невесты можно посмотреть сквозь пальцы… особенно учитывая размеры состояния ее деда. Гастингс выбирал долго и тщательно, но теперь… теперь глупость молодой жены, страсть к нарядам, светским сплетням и развлечениям доводила его буквально до бешенства. А, кроме того, в постели она оказалась для него совершенно бесполезна. Вот Виктория – та прекрасно понимала, что именно нужно мужу, и умела пойти навстречу его желаниям.
Определенно бывали моменты, когда он действительно скучал по Виктории. Впрочем, не так давно он нашел прекрасное заведение на Уинслоу-лейн, где особенные требования богатых господ встречались с полным пониманием и все капризы и пристрастия удовлетворялись наилучшим образом.
Честно говоря, Гастингс уже был сыт по горло новой женой и с удовольствием избавился бы от нее, но сейчас рано думать об этом. Он немного просчитался и только в день свадьбы с ужасом обнаружил, что состояние Лилли не переходит к нему как к мужу немедленно. Ее дед, этот старый проходимец, составил финансовые документы таким образом, что каждый год банк переводит на текущий счет супругов определенную сумму, но само состояние Гастингс тронуть не может. Таким образом, супругам выплачивается своего рода содержание. Но если с Лилли что-нибудь случится, деньги немедленно перестанут поступать. Это так унизительно для любого человека, который был бы такого высокого мнения о своем происхождении и своих деловых качествах, как Гастингс. Настоящее оскорбление, и кто нанес его – какой-то торгаш! Вот что получается, когда люди низкого, подлого происхождения допускаются в высшее общество. Да если бы не деньги старика, он, Элвин Гастингс, никогда не опустился бы до брака с женщиной столь низкого происхождения, как Лилли!
Подумать только: уже второй раз он женился из-за денег и на женщине, стоящей ниже его на социальной лестнице. Сначала Виктория, а теперь Лилли. А всему виной опять деньги. Почему же человек его рода, его происхождения вынужден торговать собой? Элвин Гастингс почувствовал, что ему трудно дышать: гнев и злость спазмом сдавили горло, пальцы судорожно сжались. Он схватил первое, что попалось под руку – тяжелое серебряное пресс-папье, – и швырнул в стену. Стена, обтянутая роскошной синей тканью, приняла удар, погасив его разрушительную силу, и серебряный шар с глухим стуком упал на мягкий ковер.