— Куда вы, эй! — крикнул один из них. — А-ну давай все сюда, сейчас мы его как…

Уловив негромкий звук, Ярат метнулся обратно, туда, где спала Инга, втащил уже почти пролезшего в окно бандита. Тот с испугу не сопротивлялся, и это спасло ему жизнь. Привычно надавив нужные точки у основания шеи, Ярат уложил обездвиженное тело на пол и послушав, на месте ли тот, у входной двери, вернулся в соседнее помещение. Все произошло так быстро, что четверо головорезов едва успели подойти к дверному проему и были мгновенно от него отброшены. На этот раз Ярат предпочел сразу действовать убедительно, потому как хулиганы не прислушивались к здравому смыслу и не отступили, пока не поняли, что их действительно могут убить.

Инга поднялась на ноги и, крепко сжимая ворот Яратовой куртки, вслушивалась в доносящиеся из соседней комнаты звуки, но при этом не отводила взгляда от неподвижного тела на полу. Вскоре шум стих, а потом вернулся Ярат. Не говоря ни слова, он подцепил за шиворот лежащего без сознания бандита и потащил к двери. Откатил чурбачок, выволок тело на крыльцо, закрыл дверь.

— Что там? — спросила девушка.

— Да ничего, уже все ушли.

— Ушли? — переспросила Инга и, не удержавшись от сарказма, добавила: — Сами?

На губах Ярата появилась усмешка.

— Кто сам, кому помогли. Спи лучше. Сегодня уже не потревожат.

— Верю, — отозвалась девушка. — На, забери свою куртку.

— Спасибо.

Поблагодарив Ингу неизвестно за что, Ярат снова лег и на этот раз сразу провалился в сон.

Ветхая сморщенная старушка, пошатываясь, стояла перед распахнутой дверью. Двое невысоких парней о чем-то расспрашивали ее, но явно безуспешно. Светловолосый арант в куртке на меху саомитской кошки смотрел издалека, не приближаясь к домику, крыльцо которого паутиной опутал виноград. Казалось там, в полумраке, что живет своей жизнью, дышит, едва заметно шевеля края шерстяной шали, в которую была завернута хозяйка, притаилось что-то отвратительно неживое, а сам дом истлел настолько, что стоит сказать громкое слово на пороге — рассыплется, погребет под грудой серого праха тех, кто неосторожно окажется поблизости. Люди пугались этого ощущения, и потому не слишком рьяно допрашивали старую женщину, мысля об одном — поскорее уйти подальше и от дома, и от его хозяйки, но опасались проявить трусость или суеверную глупость перед молодым командиром.

На бледном лице аранта появилась усмешка. Стиг не верил во зло из иных миров — слишком часто оно проявлялось в его родном мире, порой сменяя маску добродетели на звериный оскал, а нередко принимая вид столь устрашающий, что демоны подземных пещер могли бы ужаснуться, встретившись с ним лицом к лицу.

Зло было многоликим: оно ходило с факелами и топорами по родному лесу, оно встречало арбалетными болтами путников на дорогах, стальными когтями рвало и резало припозднившихся прохожих на улицах столицы, пело дикие, завораживающие песни, после которых нормальные миролюбивые люди сходили с ума, хватались за оружие и могли поднять руку на отца, на брата…

"Пусть его будет хоть немного меньше, этого зла" — так говорил старший брат Стига, когда уходил на императорскую службу. Он смог перевезти семью из родного леса, поредевшего за последние годы, на окраину столицы. Здесь мальчишка по имени Стиг чудом — иначе и не скажешь — попался на глаза господину Самриту Шану, тогда новому начальнику императорской тайной полиции, и стал его учеником. Сначала он мало выделялся среди сверстников, но со временем учитель стал все пристальнее присматриваться к молодому аранту, все чаще проводить отдельные уроки, обучая теперь не только искусству боя, но и многим наукам. А еще были беседы… увлекательные разговоры по вечерам, и Стиг далеко не сразу понял — это тоже обучение, причем очень важная его часть.

Тем временем зло гуляло по империи, умножаясь, совершенствуясь в хитрости, изворотливости, слишком часто оставаясь безнаказанным. Не всех преступивших закон предавали смерти — темницы и подземелья императорской тюрьмы никогда не пустовали, и запертое в каменных лабиринтах зло стерегли простые люди, такие, как брат Стига. Но и оттуда зло находило путь на свободу.

Стиг оставил четырех человек в пустом доме Вонга, остальным приказал возвращаться в столицу. Ночь была светлая, лунная, дорогу хорошо видно. Молодой арант ехал впереди, на его бледном лице лишь промелькнуло выражение недовольства, но тут же исчезло. Подчиненные не могли узнать, насколько раздосадован командир сегодняшней неудачей.

Они опоздали всего на пару часов, но в таком деле и минута может сыграть решающую роль. Беглеца спугнули, скорее всего, люди Вонга — точно неизвестно, однако Стиг был уверен в правильности собственной догадки. Почему Даен Вонг предпочел лишь напугать беглеца, но не связаться с ним? Возможно, на этот вопрос ответит Учитель Шан. Но, как бы то ни было, чудовище снова сбежало, и хотя в этот раз не оставило после себя множество бездыханных тел, Стиг был уверен, что это затишье — временное.

В памяти всплыл солнечный день конца весны — чуть меньше двух лет тому назад. Тогда Учитель Шан отменил урок, что делал только в исключительных случаях, и вместе с несколькими учениками, среди которых был и арант, отправился к императорской тюрьме, откуда пришло известие о побеге особо опасного заключенного.

На тюремном дворе ученики господина Шана увидели тела двух часовых, но, когда вошли в сырой, пахнущий плесенью коридор — трупов стало больше. Они лежали в разнообразных позах в коридорах и на лестницах, отмечая путь, по которому неслось наверх, к весеннему солнцу и пахнущему цветами воздуху вырвавшееся из самых глубоких подвалов зло.

В одном из охранников, словно прилегшем отдохнуть на грязных каменных ступенях, Стиг узнал своего брата.

Ветер дохнул в лицо снежной крошкой, Стиг обернулся.

— Аел, — позвал он, и один из следовавших за ним приблизился к командиру, — как прибудете — найдешь меня у господина Шана. Я поскачу вперед.

Пришпорив коня, светловолосый всадник понесся навстречу метели.

Город встретил нас оттепелью и грязью. Вот удивительно — как столица может быть такой некрасивой, особенно на въезде, где с нею впервые знакомятся многие путники. По дороге попался небольшой базарчик, кроме продуктовых лотков еще несколько прилавков с разной мишурой — бусики там, серьги, браслетики и прочая бесполезная дребедень. Хотя пестрота и блеск украшений все же радовали глаз, но я предпочла не смотреть — глупо, но какой же девчонке не захочется перебрать да перемерить хоть часть этих безделушек? Нет, лучше и вовсе не обращать на них внимания.

Ярат вел нашу единственную лошадку, но вместо того, чтобы смотреть себе под ноги, поглядывал из-под шапки по сторонам. Мы уже прошли базар, когда он вдруг спросил:

— Инга, скажи, а какому подарку ты бы обрадовалась?

— Я?

— Ну, не ты, а вообще…

— Как это: «вообще»?

— Я хотел спросить, что может понравиться Нэлии…

Ах, Нэлии… Мы едва сбежали из Болоченки, потеряли лошадь, а он думает о подарках для Нэлии!

— У нас нет денег на подарки!

— Да знаю, — виноватый взгляд, опускает голову. — Я просто спросил.

Дальше идем молча, Ярат больше не смотрит по сторонам. Наверное, зря я с ним так — говорят, влюбленные все немного ненормальные, думают о всяких глупостях, обижаются и переживают, как дети. Вот и Ярат: обиделся, нет — непонятно, но что расстроился — так это видно сразу.

Я тоже опустила голову, глядя на покрытые грязью камни, и вдруг в этой грязи что-то заманчиво блеснуло. Наклонившись, я подняла серебряную монетку в десять гран, повертела в пальцах, протирая от грязи. Мелочь, а приятно, можно будет разок перекусить или…

— Возьми, — я протянула монетку Ярату.

— Зачем?

Пожимаю плечами.

— Легко пришло — легко и ушло. Возьми, авось и хватит на какую-нибудь мелочь: бусики там… или еще что-нибудь.