— Видишь ли, Грегуар, — Альфиери поморщился, но решил, что стоит рассказать правду, хотя бы по той причине, что никакие выдумки все равно бы пользы не принесли, — Деньги у нас с братом были. Но Джанфранко вывернул на турнир всю городскую казну, и мне пришлось тоже вложиться. Так что аванс тебе полностью дал епископ.

— Из церковной казны, надо понимать? — уточнил Бурмайер.

— Откуда еще? Конечно, из церковной. У него золото копится быстрее, чем у царя Мидаса. Монахи, считай, за еду работают, и к порядку склонны больше, чем горожане с крестьянами вместе взятые. Городу он налоги не платит, церкви десятину не платит, а в Рим отсылает гроши и жалобы на неурожай.

— Про церковную казну мне понятно. Епископ сдох, денег черта с два возьмем. А ты что, планировал захватить город полностью за счет брата и моими руками? Если не врешь, то скинулся на турнир ты очень давно, еще до того аванса. Что, с тех пор ничего не подкопил?

— С тех пор! Да я бы уже через месяц с тобой мог полностью рассчитаться. Если бы не чертовы монахи.

— Попросили вернуть аванс?

— Если бы. Брат никогда не был в ладах с Медичи, родственниками Папы. Джанфранко некстати так расхвалил свой турнир, что в Риме вспомнили, что на белом свете есть такая Феррона, в которой, если хорошо подумать, есть должность епископа, которая, с ума бы не сойти, приносит изрядный доход. После чего брата предупредили, чтобы он ждал сначала визитаторов, а потом нового епископа.

— Так вот почему пошла эта распродажа активов, про которую нам намекнули в кукольном спектакле! Значит, ты потратил все деньги на скупку церковного имущества, а со мной собирался рассчитаться этими же самыми монетами, но из церковной казны? Хитер, хитер… Только братик не вовремя копыта отбросил, да? Что будешь делать?

Альфиери с трудом сдержал ругательство и даже дал нормальный ответ.

— Все равно возьму из церковной казны. Если святой престол проведет ревизию, виноват будет епископ. Пусть к нему в рай визитаторов посылают.

— У него тут залежи золотых флоринов? — ухмыльнулся Бурмайер, — Что-то я не вижу сундуков с монетами.

Альфиери вздохнул, подошел к столу епископа, повернул какой-то выступ и извлек из недр стола несколько свитков пергамента с печатями.

— Покойный братик, светлая ему память, не хранил деньги в звонкой монете, а, презрев запрет родной церкви на ростовщичество, давал деньги в рост. Вот по этим векселям я получу золото у Нанни.

— Ха! — изобразил смех Бурмайер, — Кому проще всех грешить, как не духовному лицу? Нагрешил и тут же себе грехи отпустил!

— Отпускать грехи самому себе неэтично, — поправил его Альфиери.

— Какая разница! — фыркнул Бурмайер, — вызвать какого-нибудь попика, каких тут полный монастырь и приказать ему отпустить грехи по списку.

Отсмеявшись, Бурмайер хлопнул ладонью по столу.

— Ладно! Солдаты пусть поспят после карнавала, завтра с полудня я держу всех в готовности, а сейчас пойду спать. А ты, — палец уперся в грудь Альфиери, — еще раз проверь, не Сфорца ли тут поработали.

Оставив Макса и Марту наблюдать за епископским мостом из таверны, Шарлотта отправилась с деловым визитом к Джакомо Нанни. Нанни считался самым богатым торговцем в Ферроне и председателем 'Партии Папы' в противовес Джованни Велутти, второму в рейтинге и председателю 'Партии Дожа'. Причиной визита была экспедиция за кастильскими пряностями. Габриэль еще утром намекнул, что информация о выгодной сделке не имеет смысла для того, у кого нет средств, чтобы заключить эту сделку. Потому Шарлотта, не желая, чтобы рыцаря чести на середине турнира кто-то перекупил, взялась познакомить его с местными финансистами.

В качестве охраны Шарлотта наняла стражников под руководством лично лейтенанта Бонакорси, который снял восьмерых более-менее надежных людей с постов и патрулей и приставил охранять сеньору. Швейцарцы и Марта были нужны на случай возможных осложнений Макса с епископом. Кроме того, горцы, не привыкшие быстро ориентироваться в городской толчее, не знакомые с местностью и не говорившие по-итальянски, все равно не смогли бы обеспечить сколько-нибудь эффективную охрану на карнавале.

Бонакорси, в отличие от остальных стражников, одетых в цвета Фальконе и Альфиери, красный и синий, нарядился доктором и надел потертую маску 'дотторе' с длинным носом. Обычно в этот нос доктора закладывали матерчатые фильтры с благовониями, которые должны с Божьей помощью защищать от инфекций.

Как сказал Бонакорси, Джакомо Нанни этим вечером надо было искать у главного моста через канал. Этот мост, самый широкий и самый старый, находился ниже нового епископского, и через него проходила главная улица, соединявшая городские ворота. По праздникам ферронцы устраивали на этом мосту итальянское шоу 'джоко дель понте' (битва на мосту), где две команды горожан, запакованных в неловкие, но защищающие доспехи, оспаривали мост друг у друга. Одну команду финансировала партия Папы, другую — партия Дожа. Почетные зрители традиционно наблюдали за эпическими битвами со специально выстроенных много лет назад балконов по обе стороны моста. Заодно выяснилось, что если бы Нанни отказался вкладывать деньги в экспедицию, можно бы было перейти канал и обратиться к Велутти.

Не успел любезно предоставленный стражниками паланкин преодолеть и половину пути, как на выезде с епископской площади столкнулся с пешей процессией, изображавшей чудовищ. Музыканты в шапочках с рожками, какие-то шуты с крыльями горгулий, Серый Волк в настоящей вольчьей шкуре, уменьшенные копии турнирных левиафана и элефанта, еще какие-то развеселые чудища и посередине процессии Аурелла Фальконе верхом на испуганной лошадке.

— С дороги! Кто такие? — невежливо обратился к носильщикам паланкина крупный мужчина, возглавлявший процессию. Из-под его огненного красно-оранжевого плаща виднелась кираса и перевязь с мечом.

— Ее светлость Шарлотта де Круа! — тут же подскочил с ответом Бонакорси.

— Лотти? — окликнула Шарлотту Аурелла голосом Виолетты.

— Виолетта? — высунулась из окна Шарлотта.

Носильщики подвинули паланкин к правой стороне улицы, а 'чудовища' начали обходить его по левой. Виолетта остановилась прямо напротив паланкина, и ее спутники столпились вокруг, перекрыв движение в обе стороны.

— Лотти, почему ты не веселишься, а скрываешься в этой коробке? Где твой красавец-муж? Неужели мамочка снова его соблазнила?

— Муж, слава Богу, предается мужским развлечениям в мужской компании, — не покривив душой, ответила Шарлотта, — а почему ты в этом платье и в этом парике? И где твой муж?

— Никколо остался смотреть 'джоко дель понте'. А я оделась самым страшным чудовищем и возглавляю крестовый поход чудовищ. Мы соберем по городу всех, кто в масках чудовищ, и пойдем пугать епископа.

— Зачем?

— Он выйдет на балкон и обольет всех святой водой, а потом заставит причаститься вином. Монастырское вино намного лучше, чем та кислятина, которую раздают в кабаках за папочкины деньги.

— Ты с ним уже договорилась?

— Алессандро договорится. Они вместе должны быть уже во дворце.

Тут к Виолетте протолкался через 'чудовищ' паренек с манерами небогатого оруженосца и подал ей аккуратный конвертик. Виолетта кивнула, и посыльный затерялся в толпе.

— Легок на помине, — прокомментировала Виолетта, разворачивая письмо, — смотри, Лотти, а письмо-то не мне, а мамочке. Этот дурачок обознался, надо будет его выпороть.

— Немудрено перепутать.

— Если ты скажешь, что я на нее похожа, я тебя убью.

— Зачем ты тогда надела платье и парик?

— Ах да, я и забыла.

Виолетта сложила письмо в конверт и порвала в мелкие клочья.

— Если не секрет, что там было написано? — в шутку спросила Шарлотта.

— Ты же не думаешь, что я буду хранить мамочкины секреты? 'Сегодня ночью. Твой Алессандро'. Ее, представь себе, Алессандро! Как это романтично! Дура старая.