— Почему они не должны были меня послушать? — искренне удивился Бык, — Вчера они под моим руководством потушили пожар и никто не искал других начальников.

Епископ глубоко вдохнул и выдохнул.

— Так… Значит, у меня в монастыре некому возглавить богоугодное дело кроме мирянина? У меня в монастыре монахи все утро отчитываются, что погубили монастырское добро, а первый человек, который что-то спас из пепла — мирянин?

Монахи, коих вокруг стояло изрядное количество, вжали головы в плечи. Келарь ссутулился и попытался исчезнуть, но его не пропустили и вытолкнули обратно.

— Брат повар, скажите мне честно, Вы не хотите здесь остаться? — неестественно добрым голосом продолжил епископ, — Настоятель уже третий год серьезно болен и совсем не управляет этими бездельниками. Я порекомендую Вас на его место, как только он посчитает нужным его освободить.

Монахи ахнули. Как читатель и сам легко может догадаться, епископ является региональным руководителем Церкви и не обязан лично заниматься управлением каждым отдельным монастырем или приходом на территории епископства. Начальником монастыря является настоятель или аббат, который избирается пожизненно из числа монахов с согласия руководства. В Ферроне исторически сложилось так, что епископское подворье имело некоторое общее хозяйство с монастырем. Руководство монастырем должен был осуществлять настоятель, но, поскольку настоятель был прикован к постели, его обязанности и, особенно, права часто брал на себя епископ, и по многим причинам никто не решался ему возразить.

— Ему нельзя! Он замечен в сквернословии! — крикнул из толпы какой-то завистник.

— Неужели? — усмехнулся епископ, — Какую матерь Вы поминали вчера вечером, брат повар?

— Божью, Ваше преосвященство! — уверенно ответил Бык. На самом деле Богоматерь он упоминал только один раз, в благодарственной молитве, когда погасли последние языки огня.

— Ну и отлично, — закончил допрос епископ, — кто-то еще хочет что-то сказать про убытки? Маэстро Горгонзола?

— Да пес его знает, — ответил грустный Горгонзола, чем тут же снискал расположение епископа.

Епископ вздохнул еще раз и произнес проникновенную проповедь, которая постучалась в сердце, в желудок и в печень каждого монаха.

— Повар!

— Слушаю, Ваше преосвященство!

— Обед отменяется. Готовьте ужин.

— Ужин так ужин, — согласился Бык.

— Братия!

— Слушаем, Ваше преосвященство!

— Немедленно всем вытащить весь мусор, отмыть собор и отчистить все, чтоб сверкало! Всем, я сказал! Чтобы каждый толстозадый ленивец в сутане тут стоял на карачках с тряпкой и не дай Бог кто-то дезертирует! Прокляну! Живыми отпою! Если я вернусь и увижу, что где-то грязно, ответственный за этот угол отправится на две недели в подвал. На хлеб и воду! Потом всем молиться. Добросовестно молиться от всей души и непрерывно.

— О чем молиться? — спросил кто-то смелый.

— О моей удаче, — ответил епископ, — Я поехал на турнир. Если вдруг случайно для меня турнир закончится раньше, чем я изолью свой праведный гнев на головы добрых рыцарей, я вернусь и изолью остаток гнева на ваши головы!

Этим же утром, чуть позже, чем все вышеперечисленные, собрались на ежедневную оперативку преступные элементы. Председательствовал недовольный Винс. Вчера вечером ему не удалось протолкаться через всю толпу сначала из-за наметившейся парной дуэли, потом из-за того, что на пути встали хозяева со свитой. Потом пришлось зарезать своего человека, которого стражники тащили в замок. Подозреваемому в поджоге церкви грозило обвинение в оскорблении светской и духовной власти и допрос под пытками. Несмотря на то, что тот парень лично костер на раскладывал и не поджигал, едва завидев инструменты палача, он бы выдал с потрохами и Винса, и Кабана.

— Зря вы нас не послушали! — начали вчерашние 'оруженосцы', — мы же говорили, какой он быстрый, какой он сильный!

— Тихо! — хлопнул по столу Винс, — Сам знаю. Меня волнует, кто нас выдал. Почему он начал действовать первым? Еще меня волнует, что за оруженосец располосовал Пьетро? Мы же видели, что друзей у них не было, и свита осталась в замке.

— С оруженосцем как раз все понятно, — ответил Кабан, — Молодежь вечно сует нос не в свои дела. Увидел, что двое простолюдинов силой уводят даму и схватился за нож. Чище надо работать. Вот ты, Винс, вроде умный, а люди у тебя смешные. Много ты на улице видел, чтобы даму обнимали сразу двое? Девку-то понятно, хоть пятеро. А даму? Тем более, твои мужики…

— Мужики в поле пашут! — фыркнул Винс.

— Гы-гы-гы! Расскажи это тому оруженосцу. Им всякий, кто не рыцарь и не поп, тот мужик, хоть золотом его облепи.

— Ты бы лучше сделал?

— Хуже сделать надо талант иметь. Бабы же все одинаково устроены. Ткнуть ее вот сюда, она и голос потеряла. Потом берешь ее аккуратно за ручку, вот так, за два пальца, — Кабан показал захват, заламывающий два пальца, на ближайшем соседе, — и ведешь, куда хочешь. Только вести даму все равно должен не мужик, а служанка или доктор.

— Где бы я тебе взял там служанку и доктора?

— Думать надо было раньше. Но, если соберешься еще раз повторить, то доктором сам оденешься, а вот тебе и служанка, — Кабан указал на вошедшую Марту.

К утру второго дня между замком и трибуной появились размеченные дорожки и барьеры для конного турнира. Поединок с использованием копий был чрезвычайно популярен с древних времен. На начало 16 века в итальянских землях был наиболее популярен турнир через барьер, где рыцари съезжались левым боком друг к другу. Задачей максимум было выбить противника из седла ударом копья в закрепленный на его груди щит. Задачей минимум было хотя бы преломить копье, что указывало на правильность нанесения удара. Для того, чтобы все поединки уложились в отведенный день, на один поединок было отведено три копейных сшибки, при этом рыцари после первой сшибки не должны были возвращаться на стартовые позиции, а должны были развернуться и получить новые копья на другом конце барьера.

Еще в первый день герольды поделили рыцарей на две примерно равные партии. Сторона Моря говорила по-итальянски, а на сторону Суши были зачислены гости. Зачинщиками турнира традиционно считались хозяева, значит, право вызова оставалось за претендентами.

После пира оказалось, что регламент несколько усложняется. Раньше предполагалось, что рыцари будут по ходу турнира ударять в щиты кого-нибудь из противоположной партии (ударом копья в щит традиционно обозначался вызов на копейный поединок), а герольды будут по ходу процесса вести протокол. Теперь оказалось, что вызовы уже сделаны, а герольды о них представления не имеют. Рудольф Амати мобилизовал всех помощников герольдов и оруженосцев знакомых рыцарей, чтобы составить расписание, кому с кем съезжаться.

При таком количестве вызовов перед герольдами встала задача уплотнить в один день как можно больше боев. Ведь бюджет, как им уже было сказано, не бездонный, и семь дней на весь турнир — все, что хозяева небольшого города могут оплатить. Вторая неожиданная задача состояла в том, чтобы снова поделить рыцарей на две партии, поскольку добрый хозяин поссорил гостей с гостями и местных с местными.

Положение частично спасало изобретение Горгонзолы — турнирная таблица. При чем здесь художник? При том, что в эпоху Возрождения живописец, то есть, человек, умеющий понятно изобразить на плоскости то, о чем он думает, частенько оказывался еще и скульптором, или архитектором, или механиком, то есть человеком, знающим сопромат и теормех, не говоря уже о геометрии с арифметикой. Сверх того, творцы эпохи Возрождения в рамках общей эрудиции владели огромным багажом античных знаний о мире, а ведь всем известно, что каждое современное изобретение, кроме, может быть, пороха, имеет аналог если не у древних греков, то у римлян. Потому в то время было вполне логично обратиться к попавшему под руку художнику с математическими проблемами, и этот художник в большинстве случаев мог найти решение.