Взгляд Виолетты остановился на Бонакорси.

— Антонио!

— Слушаю, Ваша светлость!

— У тебя тут под рукой не меньше пяти человек. Найди мне хоть из-под земли десяток шлюх. Вам ведь все равно больше делать нечего. Таких, чтобы почище, но чтобы на мордах было написано, что шлюхи. Спляшу с ними на площади, раз всякое быдло принимает меня за мамочку.

— Но, Ваша светлость…

— Бегом! Уволю к чертовой бабушке, снова будешь зубы рвать и клизмы ставить!

— Слушаюсь!

Бонакорси виновато посмотрел на Шарлотту. Она, не желая ссориться с Виолеттой, кивнула. Пятеро стражников в красно-синих накидках вместе с командиром отправились выполнять задание, а трое мужчин в маскарадных костюмах сопроводили паланкин до наименее заметного места в изгибе улицы и сняли ближние факелы со стен, оставив паланкин в тени. Шарлотта предупредила, что следует ожидать нападения банды в десяток рыл, поэтому охранники принимали все возможные меры предосторожности.

К основному действию Шарлотта из-за Виолетты опоздала. Партия Папы победила в трех сходах из пяти. На мосту братались только что лупившие друг друга горожане, а на обоих берегах помощники складывали снаряжение в телеги. Большая часть зрителей разъехалась. Недовольный Габриэль сказал, что Джакомо Нанни только что взгромоздился в свой паланкин с восемью носильщиками и отбыл домой. Бонакорси послал за ним человека, и тот вскоре вернулся в сопровождении приказчика, который передал, что глава торгового дома Нанни приносит свои искренние извинения, что посмел не дождаться, будет очень раз принимать у себя таких почетных гостей и готов предоставить им не только стол, но и ночлег. Бонакорси подтвердил, что стол и ночлег у Нанни достойны уровня французской графини и рыцаря чести, поэтому Шарлотта и Габриэль отправились на улицу Богачей. В 'Пьяного монаха' отправили мальчишку с приглашением для Макса, чтобы он поднимался туда же, когда закончит свои дела с епископом.

Максу в это же время было совершенно не до каких-то там дел. Он тонул. Неровное дно опускалось под ногами по мере того, как неплотно лежавший мусор утаптывался под весом тяжелого рыцаря. Дойти по дну до берега не представлялось возможным. Через пару шагов ноги уже не нащупывали не точек для опоры. Нет, лучше снимать доспех и плыть. Макс отстегнул наплечники, отжал защелки на предплечьях и сбросил латные руки. Людвиг-Иоганн, подпрыгивая и отплевываясь, вытаскивал из пряжки намокший ремень, которым его турнирный шлем крепился к кирасе.

Кираса Макса держалась на плечах при помощи железных скоб, а не ремней. Две скобы на плечах и защелка на боку расстегнулись в три движения. Людвиг-Иоганн за это время освободился только от шлема. Ремни его кирасы скрывались под массивными турнирными наплечниками. Наплечники крепились шнурками, а развязать мокрый кожаный шнурок одной рукой весьма затруднительно. Кираса и латные ноги мешали ему подпрыгивать и вдыхать, а чем больше времени он тратил на дыхание, тем сложнее было сражаться с ремнями и шнурками.

В воде время идет намного медленнее, чем на поверхности. Макс еще не избавился от лишнего железа, а поединок во дворе монастыря уже закончился, швейцарцы отступили, а за ними пробежал отряд во главе с Фениксом.

— Сеньор! — крикнули с берега.

Макс обернулся и увидел троих стражников.

— Смотри, это же 'сеньор пятьдесят флоринов', толкнул один другого, — надо его вытаскивать!

— Но он пока еще стоит на ногах, а тот рыцарь вот-вот утонет.

— Да и Бог с ним, у нас сейчас рыцарей как у собаки блох. Одним меньше, никто и не заметит.

Стражники связали ремнем две алебарды и вытащили Макса, который уже успел избавиться от большей части доспеха. Дно у берега и правда уходило вниз, так что он нахлебался воды, преодолевая последние десять футов. Втаскивали его наверх человек шесть на четырех ремнях, которые Макс намотал на руки. За всей этой суетой никто не попытался спасти Людвига-Иоганна, который, как позже сказали, все равно был обречен, во-первых, потому что до него было не дотянуться, а во-вторых, потому что его, такого толстого и в доспехах не смогли бы втащить на берег.

На воздухе оказалось, что вода была не такая уж и теплая, а на самом деле и вовсе холодная. Стражники отвели спасенного в ближайший трактир, которым, что неудивительно, оказался 'У пьяного монаха'. На пороге их встретила Марта, раздала горсть монет и утащила Макса на второй этаж, который был оплачен до утра.

Наверху продрогший Макс согрелся при помощи сухого полотенца (порвалось при растирании), горячего глинтвейна (пролил половину кувшина) и женской ласки (сломали стол и чрезвычайно смутили публику на первом этаже). Потом он с чувством глубокого морального удовлетворения снова надел свой парадный костюм, оставленный здесь же при переодевании в доспехи, и принялся за весьма кстати принесенное жаркое. Марта рассчитывала на продолжение, но на всякий случай надела платье.

Не успело показаться дно тарелки, как появился посыльный с приглашением к Нанни. За неимением лучшего варианта, Макс приглашение принял, приказал оседлать коня и отправился наверх. Марта сказала, что раз уж 'У пьяного монаха' место сбора для швейцарцев, то она дождется первого из них и узнает, чем закончилось сражение в епископском дворце.

К тому времени, когда Макс добрался до палаццо Нанни, Шарлотта уже завершила переговоры. Джакомо и Габриэль подписали соглашение о намерениях, которое гласило, что, если не случится никаких форс-мажорных обстоятельств, то торговый дом Нанни инвестирует крупную сумму в поставку груза пряностей из Кастилии на французский рынок и получит половину планируемой прибыли от продажи пряностей во Франции.

Гостевые комнаты Нанни были достойны того, чтобы принимать благородных гостей. В сторону монастыря и реки выходили высокие окна размером с двери. Этот дом не опасался штурма с той стороны. Огромный камин не дал бы гостям замерзнуть. На стенах висели картины местных мастеров, а на полу лежал дорогой турецкий ковер.

— Неплохо, — сказал Макс, — и что у нас новенького?

— У меня все в порядке, это всего-навсего коммерция. А что у тебя?

— Поединок на мосту. Чуть не утонул.

— С кем? С епископом?

— Нет, с Людвигом-Иоганном с турнира.

— Откуда он взялся?

— Из монастыря. Там была засада с ландскнехтами. Меня вытащили стражники. Марта сказала, что Франц и все остальные убежали через монастырь. Не знаю, жив ли Патер или кто-то из наших швейцарцев.

Макс подробно пересказал, что он видел и что рассказала ему Марта. Шарлотта задумалась. Макс молчал, он уже устал ломать голову.

В дверь постучали. Слуга привел Марту и Франца. Франц выглядел не только живым и здоровым, но еще и веселым и не сильно обеспокоенным.

— Они нас не догнали! — возвестил Франц.

— И где все остальные? — спросил Макс.

— Пьют. Я оставил их в подвальчике 'Луиза и Лютеция', отдал им все деньги, что у меня были, и приказал не давать музыкантам покоя. Пусть или играют, или пьют. Когда музыканты упадут под столы, тогда нужно будет нажраться самим. Я правильно понимаю, что нельзя, чтобы кто-то проболтался?

— Правильно, — ответила Шарлотта, — Что с Патером?

— Жив. Ранен, но жив. Говорят, он долго спорил с епископом, потом епископ вызвал его на 'божий суд'. Мы оставили Патера и его людей в монастыре, в домике для паломников. Никто не удивится, даже если будет обыскивать монастырь и найдет паломников там, где им и положено быть.

— Епикоп вызвал на поединок простого священника? — удивился Макс.

— Да. Говорят, что перед этим он посоветовался с каким-то немецким рыцарем.

— Наверное, с Грегуаром Бурмайером, — предположила Марта, — я не видела его самого, но первый вышедший из монастыря отряд возглавлял его родственник Людвиг-Иоганн, а второй отряд — Мокрая Курица, его оруженосец.

— Епископ победил, но не стал добивать? — уточнил Макс.