От площади Макс и Марта через епископский мост вернулись в замок. Женское собрание уже второй час должно было 'вот-вот' закончиться. Макс решил заглянуть на конюшню, посмотреть, не забыли ли конюхи покормить и его коня.

На конюшне тоже ждали, что собрание 'вот-вот' закончится. Наиболее торопливые дамы уже послали вниз записки с требованием запрягать. Кучер Шарлотты, бургундец средних лет, доложил, что кони из упряжки и конь Макса накормлены и почищены. Макс не нашел себе дела на конюшне и направился встречать жену у дверей зала, где проходило собрание. Проходя по галерее с выходившими во двор высокими окнами, он встретил нескольких скучающих рыцарей и шумную женскую компанию в десяток служанок и каммерфрау, где уже заняла хорошее место Марта.

Один из скучавших рыцарей, по виду француз, преградил Максу путь и потребовал бескомпромиссным тоном:

— Прошу Вас, мессир, подтвердить, что мадемуазель Розалинда де Бонневиль самая прекрасная девушка во всем белом свете.

Ничего подобного Макс в жизни бы не подтвердил. По рыцарским правилам, в ответ надо было назвать другую 'самую прекрасную' даму. Обычно каждый рыцарь заранее решал, кого будут объявлять прекраснейшей. Не принято было прославлять кровных родственниц и особенно жен. Не вполне уместно называть отсутствующих на турнире. И отсутствующей даме никакой радости, и присутствующие дамы будут все до одной недовольны. Макс взялся было вспоминать, кто из виденных им дам мог бы претендовать на это почетное звание, но тут же обнаружил, что он как с утра приехал, так ни одной дамы и не встретил.

— О чем Вы раздумываете, мессир? — нагло переспросил незнакомец, — Вы согласны, но не желаете этого признать, только потому, что я сказал первый? Или Вы не согласны и боитесь в этом признаться, чтобы я не вызвал Вас на поединок?

— Прекраснейшая дама во всем белом свете — ее светлость Аурелла Фальконе, — назвал Макс первую же даму, про которую он точно знал, что она присутствует на турнире. Этим он поставил собеседника в неловкое положение, поскольку, находясь в замке Фальконе, очень невежливо было бы спорить с комплиментами в адрес хозяйки.

Но незнакомец был не из тех, кто охотно встает в неловкие положения.

— Какой Вы хитрый, мессир. Уверен, что прекрасную Ауреллу Вы в глаза не видели, а назвали ее, чтобы я не стал с Вами спорить. Я же видел, что Вы задумались, а прекраснейшую не выбирают, задумавшись. Может быть, дамы Вас вообще не привлекают?

Последнюю фразу можно было понять по-разному. Это мог быть намек на некуртуазность, что, хотя и не красит рыцаря, но встречается частенько, равно, как и другие плохие манеры. Замечание же о плохих манерах тяжким оскорблением ни по закону, ни по совести не является. К тому же, известны многие славные рыцари, не увлекавшиеся куртуазными играми. Это мог быть намек на импотенцию, на каковую тему в мужских кругах шутят постоянно, и, случись кому посчитать, что такое намек его страшно обидел, остальные поймут это как признание в мужском бессилии. Но Макс, ожидая подвоха, а также от неуверенности в французском, решил, что его обвинили в содомском грехе, каковой, со слов Шарлотты, в солнечной Италии был распространен куда больше, чем некуртуазность или импотенция.

Лотти говорила, что в конфликтных ситуациях не обязательно убивать хама на месте, достаточно дать ему пощечину. Не вопрос. От всей своей добросовестной немецкой души Макс вложился в удар. Толчок правой ногой — поворот бедер — поворот плеч — поднимается локоть — плетью взлетает рука — Плюх! Незнакомец не успел отреагировать и с удивленным лицом вылетел в закрытое окно.

На звон стекла и треск рамы обернулись все, кто был в галерее. Из зала выскочила служанка и поинтересовалась, что здесь происходит. Марта опередила всех с ответом.

— Мессир де Круа сказал, что прекраснейшая дама на турнире — Ее светлость Аурелла Фальконе, а другой мессир сказал, что мессир де Круа Ее светлость в жизни не видел и говорит так только из вежливости. Мессир де Круа тогда дал тому мессиру пощечину, а тот мессир обиделся и выпал в окно.

Другие женщины не следили внимательно за Максом, но слышали, что он назвал имя хозяйки, после чего второй рыцарь сказал что-то, за что Макс его ударил. Возражать и дополнять никто не стал. Рыцари, хотя и прислушивались к беседе, не поспешили давать ответ какой-то служанке. Та, в свою очередь, выслушав Марту, юркнула обратно в дверь, не дожидаясь, пока до нее снизойдут рыцари.

Через некоторое время дамы закончили свои женские дела и начали расходиться. Шарлотта вышла в числе последних, беседуя с Виолеттой Сфорца. Макс подошел и был представлен Виолетте, после чего она откланялась и ушла по своим делам.

— Ты сам додумался назвать прекраснейшей дамой Ауреллу, или тебе кто-то подсказал? — сразу же спросила Шарлотта.

— Просто я тут больше никого не знаю. А что?

— Слишком многие дамы собирались тебя рекомендовать. И рекомендовали бы, но графиня обозвала их курицами, а их мужей — каплунами и пообещала какое-то страшное итальянское бедствие тем, кто хоть пальцем коснется твоего шлема или будет на тебя наговаривать герольдам.

— Сама графиня? С чего бы это?

— Учитывая твою репутацию, графиня решила, что ты ей намного более интересен, чем мужья этих дам. Особенно после того, как ты в ее честь кого-то выбросил из окна. Кстати, что ты тут натворил?

— Дал пощечину какому-то французу, а он зачем-то улетел в окно и я даже не успел его вызвать на поединок, — спокойно ответил Макс, — Я за ним не пошел, поэтому, если он ничего себе не сломал, то вызовет меня сам.

— Я же тебе говорила, что благовоспитанный молодой человек не должен в ответ на мелкое оскорбление выбрасывать обидчика в окно. Ты понимаешь, что такое 'пощечина'?

— Понимаю. Это боковой удар в голову открытой ладонью.

Шарлотта вздохнула.

— То есть, я могу не беспокоиться, что дамы допустят меня к турниру? — спросил Макс.

— Дамы, во всяком случае, французские и итальянские, допустят тебя, куда ты только захочешь.

— Эээ?

— Именно так это и понимать. И сюда, и сюда, и даже сюда, если тебя это заинтересует, — Шарлотта жестами продемонстрировала, куда именно, — Мораль и нравственность тут не в моде. Надеюсь, ты не будешь слишком увлекаться дамами, мы все-таки не за этим сюда приехали.

— Да? А я был у брата, он рассказал, что меня тут все не любят. И даже он сам не рискнет мне сколько-нибудь помочь. Все это светское общество напоминает какой-то террариум. Клубок целующихся змей. Мошенники с титулами предъявляют претензии к тем, кого им не удалось надуть, а люди, у которых руки по локоть в крови, жалуются, что я сражался не так, как им бы хотелось.

— Милый, но на турнире же не только твои враги! — возразила Шарлотта, — Ты не представляешь, как все замечательно! В замке было так скучно, а здесь так весело. Ты даже не догадываешься, каким ужасным чудовищем тебя здесь считают.

— Как раз догадываюсь, но не пойму, почему тебя это радует.

— Это же Италия, глупенький. Здесь каждый кондотьер воевал за все стороны во всех местных конфликтах, и ни один крестьянин не возьмется за меч бесплатно. То, что в твоей непонятно почему все еще любимой Германии считается 'плохой репутацией', здесь приводит всех просто в восторг. Ты только подумай, гости с севера приезжают уже две недели, и про тебя ходят такие восхитительные легенды, что я купаюсь в лучах твоей славы. Никколо Сфорца в шутку предложил нанять тебя против французов, на что кто-то из французов высказал идею нанять тебя против Сфорца. Кондотьеры рангом ниже были бы рады, если бы ты их нанял не важно против кого, а всякая мелочь наперебой выражает тебе свое почтение.

— То есть проблем у нас на самом деле нет?

— Разве я это сказала? Во-первых, за твою голову назначена награда. Когда я об этом узнала, я через посредника подняла приз в два раза.

— Зачем? И когда ты успела?

— По переписке. Зато теперь твою шкуру будут делить самые лучшие наемные убийцы, если здесь таковые есть, а всякая шушера не рискнет и пальцем тебя коснуться. А еще они все будут думать, в чем подвох и где им грозит опасность, ведь не просто так за тебя назначена цена в три раза больше, чем за кого угодно в истории города.