— Узнаете? — тихо спросила меня медсестра, когда мы оказались далеко за пределами слышимости и пациенток, и их родственников.

Я кивнула, затем поинтересовалась, как идет лечение этих девушек. Медсестра пожала плечами.

— У одной есть шанс, и неплохой, — сказала она. — Как и многие модели, морила себя голодом. Желание похудеть стало у нее просто маниакальным. Ну и пошли нарушения: и по женской части, и желудок, и кишечник. Сейчас у нее нормальный вес, наши психологи с ней поработали, что называется, мозги прочистили, наверное, выпишем к концу лета. Отец, надо отдать ему должное, приложил титанические усилия, чтобы убедить дочь: на карьере модели свет клином не сошелся. Ее ведь сюда прямо с какого-то конкурса красоты привезли. Грохнулась в обморок на подиуме. Истощение, много выступлений на показах, да и ненависть участниц всех этих конкурсов сыграла роль. Станешь ненормальной в такой обстановке… Отец убедил ее пойти учиться. К ней сюда даже специально преподаватели приезжают.

— А вторая? Наркотики?

Медсестра кивнула и заметила, что второй случай оказался гораздо тяжелее. С наркотической зависимостью всегда трудно бороться, и никто не может гарантировать стопроцентного излечения. Конечно, если человека полностью изолировать от всех источников, из которых он может достать «колеса», — тогда да. Но разве у нас в городе такое возможно?

— Но давайте поговорим о вас, — предложила медсестра. — Вернее, о вашей проблеме. Вера мне вкратце объяснила, что вы ищете на этот раз… Но, признаться, я не совсем поняла… Вам нужно знать, есть ли у нас клиентки, считающие себя амазонками?

— Это только первый вопрос.

— Амазонок нет, — улыбнулась медсестра. — И на моей памяти никогда не было. Как-то нетипично для нашей местности… Вообще редко встречаются нетипичные случаи… Была одна царица Клеопатра, и все.

— А не было ли мужчин, встречавшихся с амазонками? Тех, которых амазонки преследовали, держали в плену, отучали от пристрастия к бутылке?

— У нас вообще мужчин очень мало, — сказала медсестра. — В клинике в основном лечатся женщины. Мне кажется, вам лучше обратиться в обычные психушки. Я дам вам пару телефонов, сошлетесь на меня. По крайней мере, они скажут, есть ли там такие. Вы же понимаете, Лана, у нас элитная публика. Лечение стоит недешево. Да и не все попадают в клиники. Сейчас же ужасная статистика: каждый сороковой житель Петербурга имеет какие-то отклонения в психике. При всем желании наши психиатрические больницы не могли бы вместить тех, кого следует подлечить. И к психоаналитикам народ не идет. И не принято, и дорого.

Как я поняла, больше мне из бывшей Веркиной коллеги ничего не вытянуть. Она просто ничего не знает по интересующему нас вопросу. Правда, оставался еще один. Поддерживает ли она контакты с кем-то из бывших коллег их с Веркой специализации? Или, может, по крайней мере знает, с кем можно связаться?

— Вера — единственная, с кем я общаюсь, да и то нечасто. Признаться, не хочется вспоминать тот период моей жизни… И не из-за занятия проституцией… Многие через это прошли… Просто тот период был самым тяжелым.

Я кивнула, поблагодарила Веркину знакомую, и мы все вместе отправились к машине, после чего тронулись в направлении Павловского парка. Оставив машину на стоянке рядом с туристическими автобусами, зашли и обосновались на травке на берегу одного из водоемов. Сашка с молодцами Афганца купались, я же просто лежала, наслаждаясь солнышком. Правда, в голове все время крутились события последних дней. Я пыталась найти разгадку, но пока ничего не получалось.

Часа в четыре мы решили, что пора трогаться в сторону Питера. Сынок заметил, что будет неплохо перекусить по дороге, в особенности раз дядя Костя не ждет нас дома с горячим обедом.

— Тебе хочется есть горячее? — удивилась я.

— Не хочется, — признался Сашка. — Но чего-нибудь бы перекусил.

— Светлана Алексеевна, Алексей Петрович вообще-то велел вас отвезти к себе, — сказал один из молодцев. — Там и обед будет, и ужин… И вас еще велено сегодня свозить к вдове мумии, то есть Сергея Ветрова, которого вы в склепе нашли.

— Ладно, тогда поехали побыстрее.

Мне тоже хотелось есть. Но по пути захотелось в дамскую комнату. Я пожалела, что не посетила в Павловске желтенький домик, но лень было к нему идти. Думала: дотерплю. Однако теперь поняла: никак.

— Мальчики, — попросила я с заднего сиденья, где сидели мы с Сашкой, — остановите у ближайшей рощицы. Или хотя бы у каких-то кустиков…

— Мама, я тоже хочу, — признался Сашка.

— Теперь ближайшие — при выезде на Пулковское шоссе, — заметил один из парней. — Там под горой сходите. Здесь же вон все поля…

Наконец машина встала у обочины, и мы с Сашкой рванули выбирать место. Я взяла с собой только свою сумочку (научена никому ее не оставлять), правда, полотенца и подстилки, если так можно выразиться, были казенными: все предоставил Алексей Петрович, вернее, его люди. Почему-то вся прислуга у Лешки была мужского пола. Или теткам не доверяет, или опасается, что присутствие женщины в его апартаментах мне не понравится, даже бальзаковского возраста, даже той, которая не может его искусить ни при каких условиях?

Я пристроилась в высокой траве, Сашка — в папоротниках. Но больше я ничего сделать не успела: на дороге рвануло. Голой попой села на какие-то сухие палочки и стебли, по всей вероятности, оставшиеся от прошлогодней зелени. Очнулась, когда меня укусила какая-то тварь, правда, не взвыла, а, быстро завершив начатый процесс, ради которого удалялась в укромное местечко, трусы натянула и высунула из высокой травы свой любопытный нос.

Машина на обочине догорала…

— Мама! — раздался шепот справа от меня.

— Сваливаем, — так же тихо ответила я.

— Куда?! — прошипел сынок. — Тут же открытая местность!

— Ты же закрыт, — ответила я. — Так что по травке, в травке и наверх — к танку.

— Выйдем раньше, — заметил Сашка.

— Значит, раньше и будем ловить машину.

— Ты в своем уме?! — опять зашипел сынок. — А если в машине?..

— Не думаю, что с нашей семьей хотят поквитаться все жители города, хотя таких, наверное, немало. Садиться будем только к мужчинам. И еще можно вызвать дядю Лешу.

— Это твоя самая разумная мысль за последние минуты, — порадовал сынок своим мнением обо мне.

Но перед тем как в самом деле звонить Лешке (трубка лежала в сумке, болтавшейся у меня на плече), я опять выглянула на шоссе. Рядом с взорванной машиной никто даже не остановился.

Я набрала Лешкин номер, вкратце описала ситуацию. Афганец выматерился, спросил, как ребята.

— Боюсь, что… Леша, я не буду спускаться к машине.

— Но и тачку тоже не ловите! — крикнул Лешка в трубку. — Знаете что? Там автобус где-нибудь ходит?

— А я откуда знаю?

— Так иди и ищи. Должен ходить. Люди же ездят и в Пушкин, и в Пулковскую обсерваторию… Давайте-ка на автобусе для перестраховки. До Московского доберетесь, на метро проедетесь, ты молодость вспомнишь, а до моего дома прогуляетесь. Или я ребят пошлю вас у метро встретить. Точно пошлю. Будут стоять при выходе с эскалатора. И осторожнее, Лана! Кстати, оружие у вас с собой хоть какое-то есть?

— Одна граната, — вздохнула я. — «Ручка» и «пачка сигарет».

— Ну это уже кое-что, — ответил Афганец и отключил связь.

— Еще у меня пистолет, — прошептал сынок и его продемонстрировал, достав из глубокого кармана длинных шорт.

Я закатила глазки, но потом поняла: гены. И дурной пример заразителен, в особенности собственных родителей.

— Куда будем пробираться? — спросила я сына. — В какую сторону?

В это мгновение в сторону Пушкина из города как раз прошел двухдверный небольшой автобус. Я даже вспомнила, как в юные годы ездила на автобусе в Пушкин. А Афганец вообще негодяй: как можно говорить женщине «вспомнишь молодость»? На свою бы физиономию в зеркало посмотрел. Я выгляжу на десять лет моложе, если не на пятнадцать, хотя на самом деле у нас всего год разницы.