— Ты представляешь, какой это круг? — спросила я у Верки.
— Не такой уж большой. Сколько Витя проходил за час? Да по лесу, ночью? Думаю, километра четыре. Ты уверена, что у нас в тех краях местность густо заселена? Нам нужен замок. Поспрашиваем местных жителей. Должны знать. Ну пусть не про амазонок, а про эту домину.
— В тех краях много замков, — заметила я. — В особенности, в понимании Вити. Пусть земля будет ему пухом.
— Но не могли эти амазонки нигде не засветиться! — встрял одноклассник. — Местные жители должны про них знать! Вера права. Поехать и спросить: где у вас тут профилакторий, или как он там называется? Поймут местные, о чем речь. Ведь Витька же говорил, что там не его одного держали. А если еще и «Скорая» к ним туда клиентов привозит… Ух вы, бабы!
Одноклассник хлопнул следующую рюмку. Хорошо пьется на халяву.
Сынок, заглотивший вторую порцию макарон с тушенкой и явно подумывающий о третьей, поинтересовался, нельзя ли как-то связаться с Мариной, женой, то есть вдовой Вити, и узнать у нее адрес профилактория, клиники, логова амазонок или что это такое. Ведь ей же в любом случае надо сообщить о смерти мужа.
— Она на автогонках в пустыне, — сказала я. — Связи нет. Вернется в следующую пятницу, через неделю.
— А чего ее туда понесло? — удивился одноклассник. — Других мест для отдыха, что ли, не нашлось? Правда, мы с мужиками всегда считали, что у Витьки баба с большим приветом.
— Мама, а ты и такие туры организуешь? — поинтересовался сынок.
Я объяснила, что организую всякие — по желанию клиента. Если клиент готов платить, можно отправить его куда угодно, на любую «развлекалову», как любит говорить часть постоянных клиентов моей турфирмы — из тех, что не так давно сняли красные пиджаки.
Конечно, если бы с Мариной можно было как-то связаться, я бы это уже сама сделала — и выяснила все про фирму, куда она сдала Витю на лечение. Хотя… мы можем обыскать ее квартиру. Надеюсь, она меня простит — и поймет. И ведь квартиру же убрать надо после праздника, устроенного там Витей и его товарищами с «пьяного» угла.
— Так, — сказала я, — все быстро собираемся и отправляемся к Вите. Пили там? А прибрать за собой?
Одноклассник с появившимся в кухне Михаилом Николаевичем потупились, но тоже стали собираться. Михаил Николаевич поддерживал одноклассника, с трудом стоявшего на ногах. Мы с Веркой прихватили купальники, полотенца и джинсовые куртки на случай похолодания: больше домой заходить на собирались. В ту же спортивную сумку втайне от гостей положили три гранаты, два пистолета с глушителями — для нас с Сашкой (у Верки «беретта» теперь постоянно хранится в потайном углублении — бардачке в бардачке, сделанном по спецзаказу), одна из любимых «ручек» лежала у меня в кармане шорт. Мы также прихватили бинокль, веревку, наручники и фонарик. Загрузились в Веркин «Сааб», чтобы поменьше искушать стражей правопорядка, сумку пока держал на коленях Сашка, сидя на заднем сиденье. Одноклассник с Михаилом Николаевичем радовались, что хоть семь минут удалось проехаться на иностранной машине — столько времени занял путь до Витиного двора.
«Но неужели Костя так далеко заходит в своих путешествиях по магазинам?» — подумала я. Хотя «пьяный» угол располагается на полпути между нашим домом и Маринкиным. А ради того, чтобы пообщаться с единомышленниками…
За рулем сидела я, так как знала дорогу, в отличие от Верки. Припарковавшись напротив нужного парадного, высадила пассажиров, и мы дружною толпою проследовали в Витину квартиру, которую я отперла выданной мне Мариной связкой ключей. Убрать остатки пира, конечно, следовало бы вчера…
Мы с Веркой отрядили на это дело мужское большинсто (Сашка скривился), а сами рванули к серванту, из ящика которого Витя извлекал документы, которые демонстрировал мне.
Ничего, хотя бы отдаленно касающегося клиники или профилактория, мы не нашли. Хотя очень вероятно, что там не выдавали никаких квитанций по оплате счетов. Бумаги, написанные Витиной рукой, в доме имелись — старые конспекты лекций бывшего студента Института водного транспорта, но, во-первых, почерк с годами может измениться, а во-вторых, в те годы Витя, вероятно, не был таким поклонником зеленого змия и все-таки ходил на лекции не с такого бодуна, с какого он рисовал план — если, конечно, рисовал он.
— Слушай, а ведь листок вырвали из какой-то тетради в клеточку, — заметила Верка. — Если бы ее найти…
В пределах досягаемости лежали только эти самые старые Витины конспекты. Если он вырвал листок, то из одной из этих тетрадей.
Листов было вырвано много… И большая часть тетрадей была как раз в клеточку.
Мы с Веркой вновь уставились на план.
— Ты уверена, что это Витя его рисовал? Зачем? Почему ты так решила? Потому что Сашка нашел его за трубой в комнате, где Маринкин муж с приятелем пережидали бурю? Почему он вообще решил его там спрятать? Для кого?
Я не была ни в чем уверена. Но ведь кто-то же рисовал эту бумажку, причем явно очень торопился… А листок, похоже, все-таки вырвали из одной из этих тетрадей.
По центру листа определенно — лес. Художник попытался изобразить елочки пятью палочками каждую: одной вертикальной и по две наклонных по бокам. Лес занимал самую большую площадь — или просто Витя воспринимал его как очень большой. Сколько там ему пришлось по нему пробираться? В верхней части листа — река и, по всей вероятности, деревня (каракули напоминали домики). И отдельно стоящий замок. Перед замком — нечто непонятное: какие-то прямоугольники, вернее, геометрические фигуры, претендующие на то, чтобы их называли прямоугольниками. Они, кстати, были вырисованы наиболее тщательно. Более того, на двух фигурах стояло множество точек: словно рисовавший «бил» по ним кончиком ручки. В другой стороне — той, куда шел Витя, — после леса находилось поле, потом опять лес. И вот дорога. Железная? Если соединить этот план с планом Михаила Николаевича, то получалось, что старая финская деревня должна располагаться на окраине поля. Более того, Михаил Николаевич хорошо помнил, как течет река, и изобразил ее продолжение — отсутствующее на Витином чертеже.
— Ну что, все равно поедем? — спросила Верка.
— А ты можешь предложить что-то другое?
Мы убрали документы на место, полили цветы, следуя инструкции, и уже собрались подключиться к мужчинам, чтобы побыстрее закончить работу, когда раздался звонок в дверь.
— Это менты! — прошептал в ужасе одноклассник. — Нас сейчас заберут в кутузку.
— Никого никуда не заберут, — ответила я. — Но лучше не высовывайтесь. Вера, пошли со мной.
Мы на пару приблизились к двери, я глянула в глазок и увидела на площадке одну женщину. Однако жизнь научила меня никому не доверять и я спросила уверенным голосом:
— Кто?
— А Марину можно? — раздался голос. — Это ее подруга.
Я решилась открыть дверь.
На площадке стояла женщина примерно моего возраста, ухоженная и, несомненно, прилагающая немало усилий, чтобы сохранить уходящую молодость. Правда, в облике чувствовалась какая-то потрепанность, взгляд — хищницы. Одета была стильно, благоухала «Диором» и явно тянула на подругу Марины. Но я не успела сказать ни слова.
— Катенька, никак ты? — спросила Верка, прищуриваясь. Тон подружки мне не понравился. Она, конечно, всегда недолюбливала баб, но тут чувствовалось страстное желание впиться гостье в физиономию или выцарапать глаза.
Женщина слегка дернулась и уставилась на Верку.
— Гренадерша? — обалдела она. И, похоже, у нее тут же возникли желания, аналогичные Веркиным.
— Ну вообще-то я теперь — Вера Николаевна, — гордо произнесла подруга, вздергивая подбородок.
Гренадерша — это Веркина кличка с первых лет карьеры «ночной бабочки», которую подружка терпеть не может. Хотя кликуха очень подходит: у Верки рост — метр восемьдесят три, широкие плечи, бюст шестого размера, но узкие бедра.
Я отступила в сторону, пропуская не известную мне Катю и еще раз убеждаясь, как тесен мир. Вместе с нами Катя проследовала в гостиную, которую мужики уже убрали, теперь орудуя на кухне.
