— Спасибо, Ричард.

Рубен представил, как у Ричарда крадут призового Маг нификата, чтобы разжиться штукой баксов, продают и переименовывают в Барсика. Он слабо улыбнулся.

— Я так понял, ублюдкам нужен наш манускрипт. Если мы его отдадим, нет никаких гарантий, что они вернут Донну целиком, да?

— Да, если мы отдадим наш манускрипт, нет никаких гарантий, что они вернут Донну целиком, как ты изящно выразился.

Ричард остался глух к сарказму:

— Я хорошо понимаю, что тебе пришлось пережить. Я знаю, что такое стать жертвой невежества и недопонимания. Тебя обозвали нацистом. Какой позор, тебе нельзя с этим мириться. Как солдаты, которые гибли, сражаясь за свободу и демократию, мы платим высокую цену за верность науке, правда?

— Наверное.

— Если я могу помочь, только скажи. Я уже просил похитителей отпустить твою дочь. Передал всем на работе, что случилось, и наказал тебя не тревожить.

— Спасибо за беспокойство, Ричард, — едва выговорил Рубен и бросил трубку. Он невыносим. Как же, волнуется он за Донну. Просто надеется, что я не променяю манускрипт и его мечты о научной империи на ее свободу.

Рубен радовался, что последовал совету инспектора не встречаться с журналистами до появления новой записки. За нарушение эмбарго, согласно пресс-релизу, в дальнейшем Рубен отказывался от любых пресс-конференций и интервью на эту тему.

Инспектор полагал, что любые пресс-конференции и мольбы Рубена перед телекамерами об освобождении Донны надо отложить на потом, если они вообще понадобятся. Он надеялся решить дело раньше.

Полиция вернулась вскоре после того, как Рубен расправился с поздним ужином, больше по привычке, чем утоляя голод.

— У меня новости. Немного, но начало хорошее.

Инспектор рассказал, что собака учуяла следы Донны у китайского посольства, а охранник премьер-министра заметил кое-что необычное: школьницу, похожую на Донну, положившую голову на плечо мужчине на заднем сиденье серого «седана», который вел еще один мужчина.

Инспектор подтвердил, что Донна не появлялась в школе, и никто из друзей ее не видел. Сообщений на сотовый тоже не получали.

По сведениям телефонной компании, сообщение с мобильника Донны прислали из центрального делового района.

— Возможно, Донна там. Или похитители знали, что мы их выследим, и решили нас обмануть, отправив сообщение из города, — добавил полицейский. Потом спросил Рубена, как тот себя чувствует, и снова посоветовал обратиться к психологу.

Вечер тянулся мучительно долго. Рубен пытался читать легкий роман. Сюжет напомнил ему об ухаживании за Джейн после их встречи в университете Доминион, когда Рубен вернулся с учебы в Оксфорде.

Вначале он не обратил на Джейн внимания, потому что искал девушку, похожую на Мириам, с которой мимолетно познакомился в Израиле. Мириам разожгла его романтическое воображение своей кокетливой сексуальностью и манящей красотой. Но Джейн, преподававшая английскую литературу, постепенно завладела его мыслями.

Их соединило не страстное увлечение или идеализированный образ. Любовь выросла из крепкой дружбы, множества споров, уважения и общих ценностей, вскормленная близостью и интимной жизнью. Когда появилась Донна, они наслаждались тем сумбуром, который она внесла в их однообразные жизни, с гордостью показывали ребенка друзьям. Рубен и Джейн сотворили маленькое чудо, которое еще больше их сблизило. Теперь их маленькое чудо попало в беду.

По телу прокатилась волна тошноты, грудные мышцы опять свело. Рубен уже это проходил — когда дежурил у кровати Джейн последние пять дней ее жизни, беспомощный и убитый горем.

Он уронил книгу на пол и снова задремал на диване. На сей раз ему приснилась Джейн. Она тихонько напевала и кормила Донну грудью.

В начале шестого ожил телефон. Родственники и друзья сочувствовали, обещали молиться за них и предлагали всяческую помощь.

Позвонила Эмма, подружка Донны, и расплакалась так, что Рубену пришлось ее успокаивать, заверять, что Донна сильная, неглупая и умеет о себе позаботиться. Он надеялся, что говорит убедительно. В его словах не было лжи. Только вот похитители подтасовали карты в свою пользу.

Бен, приятель Донны, сообщил, что послал ей сообщение, но ответа не получил. К удивлению Рубена, Бен вызвался приготовить ему ужин. Он поблагодарил за любезное предложение, но побоялся, что в таком пришибленном состоянии не сможет как следует принять гостя.

Чуть позже семи в дверь постучали. Анна заключила Рубена в объятия.

— Боже мой, — проговорила она по-русски. — Какой ужас. Я смотрела вечерние новости и думала, что речь о ком-то другом, пока не увидела фотографию Донны. Телевизионщики разыгрывали похищение с другой школьницей там, где Донну запихнули в машину. Не могу поверить, что кто-то мог причинить зло такой милой юной девушке. Я так расстроилась. Тебе, наверное, очень плохо. — Анна отстранилась и со слезами на глазах посмотрела на Рубена. — Тебе кто-нибудь приготовил ужин?

— Я пообедал, спасибо. Нет аппетита.

Рубен не хотел показываться друзьям в таком состоянии. Когда болела и умирала Джейн, он видел, как его эмоциональная трагедия восхищала и даже заряжала остальных. Может, утром ему полегчает, но у него еще оставалась гордость, и не было никакого желания доставлять удовольствие родственникам и друзьям, позволяя сострадать его тревоге и горю.

— Ничего. Я приготовлю нам обоим. Если тебе не захочется, я не обижусь.

— Анна, твои люди связаны с похищением?

В душе Рубен уже обвинил ее боссов. Но инспектору насчет Анны пока не обмолвился, она — единственный черный ход, который мог его привести к Донне и похитителям.

— Ни в коем разе, — по-русски ответила Анна и перевела: —Нет. Они мне ничего такого не говорили. Мне поручено только убеждать тебя, или искать, где спрятан «манускрипт». Я все тебе рассказала.

— За мной или Донной кто-нибудь следил? — Рубен догадывался, что она ответит.

— Нет. Мне ни о ком не сообщали со времени взрыва на газовой заправке… то есть на бензоколонке, — Анна помялась и добавила: —Правда, мне не все говорят. Только то, что мне надо знать. Меня предупредили о «жучках», чтобы я их не выдала по ошибке и подводила тебя ближе во время разговоров. Я тоже думаю, что тебе полагалось их найти.

— И я.

— Меня известили об агентах, которые вас преследовали, потому что ты мог заговорить со мной о них и о тайнике, куда спрятал манускрипт. Но о Донне речи не заходило. Так что я знаю не больше тебя… Прости. Мне очень жаль.

— И мне, — уныло пробормотал Рубен.

— Я в ужасе. Донна такая невинная и милая… Я приготовлю тебе что-нибудь поесть. Не говори, что у тебя нет аппетита. Это плохо. Донна хотела бы, чтоб ты поел и перестал беспокоиться.

Анна оказалась права. После еды Рубен чуть повеселел. Они пытались разговаривать на разные темы весь вечер. Но каждые пять минут мысли Рубена возвращались к Донне. Анна внимательно слушала, а он рассказывал о первых днях жизни дочери, о том, что она делала, о ее забавных особенностях, открытиях, вспомнил, как неделю назад она помогала ему спасать людей, и предположил, чем занимается сейчас.

Когда они выпили на двоих чайник зеленого чая, Анна уселась на диван рядом с Рубеном.

— Я бы с радостью сняла твою боль, — пробормотала она. — Это ужасно и неправильно. Пусть у меня будут неприятности с боссами из-за того, что я тебе сейчас скажу, — прошептала Анна ему на ухо. — Мне плевать, что случится с манускриптом. Маме необязательно ехать ко мне в Америку. Донна важнее. И твое счастье тоже, потому что я люблю тебя. Поступай так, как тебе подсказывает совесть, и возвращай Донну.

— Обязательно. Спасибо.

— Я бы хотела заняться с тобой любовью. Передать тебе силу своего тела.

— Мне лестно, Анна, очень мило с твоей стороны. Но я слишком расстроен.

— Понимаю. Я тоже. Я с радостью буду ждать, пока ты не почувствуешь то же, что и я. Нам обоим должно понравиться.

Когда Анна ушла, в доме стало тихо, Рубен заглянул в комнату Донны и поплелся в свою спальню, молясь сквозь слезы, чтобы скоро увидеть дочь живой.