На терминале Лод их встретили другие молодые люди с автоматами «узи» и пистолетами. Один держал американскую полуавтоматическую винтовку M16, которой в том же году было суждено превратиться в стандартное военное оружие. Многие были в штатском.

«Уже не такая легкая добыча», — сделал вывод Рубен, заметив, как охранники перехватывают взглядом любое движение пассажиров.

На стенах до сих пор виднелись следы от пуль.

«Нет средств на ремонт, ждут бюджета следующего года. Или специально оставили — мол, Израиль пал жертвой терроризма, и в системе безопасности не может быть послаблений», — размышлял Рубен, стоя в очереди.

На пограничном контроле Рубен промучился почти два часа: его просветили рентгеном, расспросили о планах, потом обыскали чемодан и проверили каждую вещь в багаже, прежде чем вернуть «оружие» и отпустить.

Дэвис едва не рассмеялся, когда толстая охранница схватила его фотоаппарат и, не спросив разрешения, «щелкнула» Рубена. Он вовремя сдержал остроту, которая сорвалась бы с языка в обычной ситуации: «Внимание, снимаю — метким выстрелом».

Это явно было бы ошибкой. Угрюмые взгляды и движения служащих говорили о полном контроле и строгой официальности. Никому и в голову не приходило обсуждать полномочия персонала, а уж тем более шутить на тему пуль или взрывчатки. Охранники видели в фотоаппарате удобное прикрытие для бомбы или пистолета. От их бдительности зависели жизни людей, в том числе — их собственные. «Ширут Битахон Келали» или «Шин Бет» — Общая служба безопасности, ответственная за внутренний порядок в Израиле, — обучила их сначала действовать, а потом задавать вопросы.

Рубен облегченно вздохнул, сев наконец в автобус до Иерусалима.

Он не знал, что его прибытие в Израиль в сравнении с отлетом сошло бы за идеальное.

Древний автобус извергал черные клубы, громыхая по шоссе 90 мимо базы «Неватим» ВВС Израиля к местечку, которое на туристической карте обозначалось, как «самое низкое на земле». Вскоре они поедут в четырехстах метрах ниже уровня моря по северо-западному берегу — территории, оккупированной израильтянами во время Шестидневной войны 1967 года.

Зимой в Иорданской долине было довольно тепло, но Рубен не торопился снимать пиджак. Днем станет гораздо жарче.

Скоро будем на месте, — проревел водитель автобуса, перекрикивая шумный мотор.

Вы в Национальный парк Кумран?

Вопрос задала симпатичная девушка в военной форме. Она сидела напротив, и Рубен не сводил с нее глаз от самого Иерусалима.

В путешествиях он успел привыкнуть к вооруженным солдатам в гражданских автобусах, но все еще удивлялся множеству новобранцев женского пола.

Да. — Рубен улыбнулся, радуясь возможности взглянуть незнакомке в глаза.

Я бы на вашем месте поплавала в Мертвом море, а потом смыла соль в роднике у Айн-Паши. Он недалеко от Кумрана. Оттуда легко добраться до развалин. На древние монастыри вам хватит нескольких часов.

Она говорила с легким нью-йоркским акцентом.

Спасибо. Я так и сделаю. Не хотите ли со мной?

Рубен сам себе удивился. Обычно он терялся с женщинами, но на отдыхе проще забыть о правилах. К тому же ему хотелось угодить привлекательной девушке и познакомиться с ней поближе.

Она кокетливо сверкнула улыбкой.

— Я бы с удовольствием. Но по службе нам приказано явиться в Негев. Точнее сказать не могу. Запрещено. В армии нет места для развлечений и романов, — с притворным отчаянием пожаловалась девушка и оглядела мужчин из своего подразделения — те последние двадцать минут только и делали, что разбирали, чистили и собирали оружие. — И потом, я не захватила купальника. Но заметьте, меня бы это не остановило.

Рубен порозовел. Симпатичные женщины не считали его объектом страсти и еще ни разу не предлагали вместе искупаться нагишом. Рубен тоже не взял плавок, но мысль подурачиться в воде с загорелой незнакомкой пришлась ему по душе.

В ее жестах сквозило недвусмысленное приглашение. Все желанные девушки давали Рубену от ворот поворот. То есть ему так казалось, и он не слишком-то старался понравиться, отчего дамы обижались, и Рубен оставался с носом.

— Я скажу водителю, где вас высадить.

Девушка заговорила с водителем на иврите.

— Видите вон те утесы?

Дэвис уставился на двухсотметровые известняковые утесы на «Левом берегу» справа от автобуса.

— Наверху — одиннадцать пещер, где нашли свитки — Свитки Мертвого моря. Знаете?.. Вы ведь ради них приехали в Хирбет-Кумран?

— Читал кое-что. — Рубен перенял у англичан привычку к преуменьшению. — О братьях пастуха из бедуинского племени таамире, которые лазили по ущельям и пещерам в поисках древних сокровищ.

— Думаете, так все и произошло? — скептически хмыкнула новая знакомая.

— Да, — настойчиво подтвердил Рубен, воодушевляясь. — Они, наверное, решили, что наткнулись на пещеру Аладдина, когда отыскали сорок вонючих треснутых кувшинов. Большую часть бедуины разбили, чтобы добраться до сокровищ. И наверняка здорово расстроились, обнаружив лишь семь полуистлевших свитков.

— А я бы на их месте с ума сошла от счастья, — радостно заявила прекрасная попутчица. — Вы, наверное, правы. В том, что бедуинов племени таамире устраивало только золото или древние религиозные ценности. Все, что имеет отношение к Библии, стоит гораздо дороже.

— Серьезно? Насколько дороже?

— Так говорят… Сдается мне, вы прилежно учили уроки. Расскажите еще. Я заинтригована.

— Ладно, если вы настаиваете, расскажу, — с воодушевлением ответил Рубен, перекрикивая рев автобусного двигателя. — В первой пещере находилась лишь одна полная книга, свиток Исайи из Библии, и много фрагментов.

Он удивился собственному необоримому желанию произвести впечатление.

— Угу, — девушка кивнула, чтобы он продолжал. Рубен сел на любимого конька.

— Члены рода приняли письмена за сирийские и отнесли свитки антиквару в Вифлеем, а тот показал их сирийским торговцам, которые, в свою очередь, отвезли находку сирийскому православному архиепископу в Иерусалим. Архиепископ Самуил, если не ошибаюсь, распознал иврит.

— Возможно, это был арамейский, — вставила попутчица.

— Верно, — согласился Рубен. — Говорят, архиепископ поднес спичку к уголку одного из свитков и почуял запах горящей кожи. Так он понял, что писали на шкурах животных — другими словами, на пергаменте.

— Способ действенный, но излишне радикальный.

В прекрасных глазах девушки светился интерес, который, как подсказывала Рубену интуиция, выходил далеко за рамки обычного любопытства, вызванного рассказом о Свитках Мертвого моря.

— Архиепископ купил четыре свитка за сумму, эквивалентную ста долларам США, — продолжил он. — Показал находку друзьям, и те решили, что перед ними подделка или современные еврейские свитки в плохом состоянии.

— Конечно. Только архиепископ не мог не знать истинную цену свиткам. Он вывез их из Израиля контрабандой.

Рубен улыбнулся, радуясь, что красавица всерьез заинтересовалась.

— И не без причины. Разве вы тогда не воевали за независимость? Архиепископ отвез свитки в Бейрут на сохранение, а когда обстановка стала накаляться, переехал в США. Там он выставил сокровище в музее, чтобы собрать деньги для палестинских беженцев. Сейчас свитки возвращены Израилю. — Он снова улыбнулся и добавил: —Археолог из Еврейского университета, профессор Сукеник, приобрел множество других манускриптов Мертвого моря и несчетное количество фрагментов.

Рубен узнал об этом накануне, посетив необычный с виду музей — Храм Книги в Иерусалиме. Музей построили в форме крышки тех кувшинов, которые почти две тысячи лет хранили в себе древние свитки.

Девушка обезоруживающе улыбнулась в ответ:

— А я собиралась поведать вам сказку о пастухе, который набрел на пещеру в поисках заблудшего козла.

Рубен почувствовал себя свободнее: