— Может и так. Я читал, бедуины племени таамире охотились за историческими артефактами. Они знали, где и что искать… Возможно, наверху есть и другие свитки.

— Да. Может. Но я сомневаюсь. К моему рождению — в середине пятидесятых — археологи нашли все манускрипты. На случай, если вы не знаете, большая их часть на арамейском — нашем языке в начале первого тысячелетия, некоторые — на иврите и греческом, — удовлетворенно сообщила попутчица.

— Верно. — Рубен снова широко улыбнулся и спросил: —Кажется, почти все свитки обнаружили иорданские власти, когда территория находилась под их контролем, до Шестидневной войны?

— Да, — ответила девушка, заметив, насколько голубые глаза скрываются за стеклами его очков. — В музее Аммана до сих пор хранится несколько свитков, в том числе медный — он уникален. Есть фрагменты в США и Великобритании. Мы проходили в школе. О них тогда много говорили.

Рубен знал, что часто забывается, когда речь идет о предмете его страсти. Ему не хотелось утомлять свою пленительную слушательницу скучной лекцией. Он сменил тему:

— Кстати, у вас случайно не найдется подлинного свитка? Я бы даже расстался с сотней баксов ради такого случая.

— Увы, — посетовала девушка. — Один-единственный свиток стоил бы сейчас миллиарды долларов. Я бы уволилась со службы в двадцать один год, нарожала детей, взяла бы нянек, чтобы присматривали за ними, ела бы шоколад и потягивала шампанское на солнце у бассейна… Растолстела бы, наверное.

Их взгляды встретились. В то мгновение они без слов сказали друг другу, что не просто ведут светский разговор о древних манускриптах. Рубен быстро отвернулся. В ее больших темных глазах он увидел тепло, искренность и затаенную страсть.

Говорят, женщинам нравятся мужчины в форме. После пятиминутной беседы Рубен едва не терял голову от рядовой в бежевой армейской юбке и оливково-зеленой рубашке. Короткая стрижка, обрамляющая веселое круглое лицо, только подчеркивала ее отличие от остальных. Умная, интересная девушка. Именно с такой, чувствовал Рубен, у него могли бы завязаться близкие отношения.

— Хорошо, что у вас нет свитка на продажу, — поддразнил он. — Как не стыдно: толстеть от шоколада и шампанского, пока другие надрываются на работе.

Автобус остановился.

«К черту развалины и пещеры! Я хочу быть с ней!» — звенел голос страсти в голове Рубена. Разум отвечал с холодной расчетливой логикой: «Ты не из ее подразделения, ты не можешь ехать с ней». Он неохотно двинулся к выходу.

Ощущение близости развеялось, Рубен не знал, что сказать попутчице. Ему вдруг срочно понадобилось проверить, на месте ли полукадровый «Кэнон». Снимки получались не самого лучшего качества, зато на одну пленку выходило в два раза больше цветных фотографий. Рубен тупо напомнил себе, что экономия превыше всего. Спасла положение девушка.

— Рада была познакомиться. Не скучайте! — крикнула она ему вслед, когда закрывались двери автобуса.

Кровь стучала в голове, но Рубен вдруг запутался в словах. Он вздохнул, когда автобус выпустил первый клуб выхлопных газов.

— Да, я тоже рад. Вы замечательная. Если бы только…

Чувство было взаимным.

Рядовую Мириам Кранц очаровали яркие голубые глаза, широкие плечи, интеллектуальный задор и чувство юмора. Искра вспыхнула в мгновение ока. Она твердо решила выучиться на археолога и пойти работать в Еврейский университет или Израильский департамент древностей и музеев после службы в армии, через полгода. Может, она вновь встретится с этим мужчиной — когда-нибудь.

За шесть недель до приезда Рубена в Израиль, неподалеку от развалин древних стен, которые вдохновили автора негритянского спиричуэла «Иисус выиграл битву за Иерихон», в старом доме на боковой дороге чуть в стороне от трассы к Тель-эль-Султану, произошел важный разговор.

Четверо старших членов арабской семьи Диаб были из тех палестинцев, что получили хорошее образование в зарубежных школах, Бейрута и Европы.

Грядет новая война. Через несколько месяцев, через год… скоро. Надо позаботиться о сокровище, — с медлительной патриаршей властностью заявил тщедушный семидесятивосьмилетний Самир.

Трое его детей средних лет кивнули.

Для супердержав это будет война по доверенности, как во Вьетнаме: Америка выступит за сионистов, а Советский Союз поддержит арабов. Палестинцы окажутся между молотом и наковальней. Возможно, нам придется бежать из страны… Я молился и чувствую, что перевозить надо сейчас, — заключил Самир.

Дети обменялись встревоженными взглядами. На сей раз отец говорил серьезно.

Найдя сокровище двадцать три года назад, Самир зарыл его в саду — пока «не уляжется пыль от проклятого арабо-израильского конфликта». Он собирался передать находку в палестинский музей. Но конфликт все гноился и прорывался бунтами или стычками вплоть до Шестидневной войны пятью годами позже. В результате израильтяне заняли Иерихон и западный берег Иорданской долины.

А значит, израильские власти имели право обыскать дом и земли Самира при малейшем подозрении в хранении оружия — или краденого сокровища.

— Не дай бог, нас убьют на следующей войне. В прошлый раз едва спаслись. — Самир невольно передернулся. — Тогда его никогда не найдут… Оно погибнет или пропадет навеки. Таким сокровищем нельзя рисковать. Вы спросите, почему бы не доверить его заботам церкви? — он печально покачал головой.

Ответа не требовалось. Семья знала, что бегство христиан в другие страны из-за конфликта снизило влияние церкви, кроме того, церковные власти могли уничтожить сокровище как святотатственное, использовать его в корыстных целях или спрятать под замок из чрезмерной осторожности.

Укрыть его где-нибудь в окрестностях Иерихона — тоже не лучшая мысль.

— Место неудачное, — добавил Самир. — Сокровище обнаружат застройщики. Да и безработные эмигранты гоняются за древними артефактами для черного рынка, порой даже не понимая истинной ценности своих находок.

— Ты уверен, отец? — спросил старший, Язид.

— Вспомни, как фермер обнаружил кувшин в пещере у Наг-Хаммади в Египте, — хмыкнул Самир. — Он разбил его, расстроился, что внутри нет золота, и с досады выбросил дюжину артефактов в кучу соломы, которую его мать приготовила на растопку. Представьте, что кто-нибудь найдет наше сокровище и продаст его невежественному туристу за несколько монет, а тот, пресытившись новой игрушкой, выбросит ее вместе с мусором.

— Ты видишь все в мрачных тонах, отец. Если тебе неспокойно, мы можем положить его в банковскую ячейку.

Дочь носила женский вариант отцовского имени — Самира.

— Он испортится в закрытом помещении. Опять же персонал банка узнает и доложит властям, — устало привел отец те же доводы, которые повторял всякий раз, когда они обсуждали судьбу своей находки.

Потягивая из стакана «ахве» — традиционный арабский кофе с кардамоном — и машинально выбирая оливки из закуски, приготовленной для этой беседы, Самира гадала, почему отец и братья не принимают ее всерьез. Любой их план казался куда рискованнее ее простых решений.

— Ну хорошо, раз мы не доверяем банкам, почему бы не отдать его зарубежной организации для выставки — например, нью-йоркскому музею, каирскому или в музей Аммана?

— Теоретически мысль хорошая, — насмешливо отозвался Язид. — Но подумай, как мы вывезем его? Перенесем через границу в сумке или прыгнем в самолет с сокровищем в ручной клади?

Как она могла забыть, что их, палестинцев, ждет тщательный обыск?

— И все-таки — что, если отдать его неарабу?

— А их не обыскивают? После бойни в Лоде? Ты полагаешь, израильские органы безопасности ничему не научились?

Критика брата обидела Самиру. Чтобы скрыть раздражение, она принялась для отца намазывать на хлеб смесь оливкового масла и приправы «захтар».

— Может, ты и прав, — кротко согласилась она, не желая ссориться, и тут же переключилась на новый план: —А почему бы отцу просто не передать его Еврейскому университету или археологическому музею Рокфеллера в Восточном Иерусалиме? Я знаю, после войны музей отошел израильтянам, но специалисты по крайней мере умеют обращаться с сокровищем. — Самира не теряла надежды отыскать простой безопасный выход. — Подождите, дайте мне закончить, — продолжила она, заметив, как братья насмешливо переглядываются — мол, придется слушать ее бредовые идеи. — Передадим его на глазах у представителей международной прессы, чтобы весь мир следил за условиями договора. Тогда израильтяне не посмеют его нарушить.