Вдыхая головокружительный вечерний морской воздух, они завороженно смотрели на неверные отражения портовых огней. Когда стал различим низкий гул двигателей, оглянулись на межостровной паром, который гнал перед собой белую пену, вспарывая носом прибой.

Прямо как в Сан-Франциско, только без моста Золотые Ворота, — нарушила молчание Анна. — Веллингтон — маленький романтичный городок, мне нравится здесь, на краю мира. Я так рада, что вы пригласили меня прогуляться. Я никогда не ела оленины под соусом из голубики и всегда мечтала попробовать маракуйю.

Донна надоумила отца сводить Анну в модный ресторан на берегу. Она знала, что без ее ненавязчивого поощрения никакого романа не будет.

В воскресенье я иду в кино с Эммой, переночую у нее, — заявила Донна. — Так что пользуйся моментом и развлекайся. Кто знает. Иногда везет даже таким чудаковатым старикашкам, как ты. Анне ты понравился. Не представляю, чем.

Рубен заметил лукавый огонек в глазах Донны. Хорошо, что она его благословила. Он никогда бы сам не признался, но дочка давно стала для него хранительницей памяти о Джейн.

Застеснявшись от мысли, как ему может «повезти», Рубен проигнорировал намек о своих отношениях с Анной и, глядя Донне в глаза, спросил:

— Кто еще идет в кино, и что намечается после?

Донна, естественно, взорвалась.

— Ну, па! Ты что, мне не доверяешь? Ты чересчур обо мне заботишься. Родители моих друзей не страдают такой хреновней.

— Просто не ври мне и всегда говори, где ты. Случиться может что угодно. Вдруг недавнее землетрясение окажется мини-репетицией нового? К нам дважды залезали бандиты — и прекрати выражаться, юная леди.

— Да ладно тебе, пап. Мы идем вдвоем. Просто в кино! Я скину тебе сообщение, если соберусь куда-нибудь после фильма. Даже если не соберусь, все равно скину. Ты же будешь волноваться.

Рубен представил, какое она пришлет сообщение: «Встр с др у Эм».

— Кажется, она имела в виду, что жива и с друзьями, — вздохнет он, желая дочке безопасного и приятного вечера.

Анна пришла в длинной красной юбке с большим разрезом сбоку. На белой блузке оказалось удивительно глубокое для поклонницы консервативного стиля декольте, но Анна смягчила эффект антикварным серебряно-черепаховым крестом на изящной цепочке.

— Нравится? Это семейная реликвия. Бабушкин подарок.

Анна наклонилась над столом, показывая крест, и от запаха духов, вида обнажившейся ложбинки меж грудей, тепла ее тела у Рубена проснулось желание близости.

Насмотревшись на паромный причал, они пошли обратно в город, наслаждаясь вечерней кутерьмой на пристани. Болтали, выбирая безопасный путь мимо подъемников, которые в свете прожекторов выгружали ящики с коммерческих кораблей и замороженные поддоны кальмаров с рыбацких лодок.

— Может, выпьем у меня кофе? — робко спросил Рубен. Анна могла решить, что он преступает границы дружбы, а откажи она, Рубен почувствовал бы себя дураком. Волновался он зря. Анна охотно согласилась.

— Да, конечно. С удовольствием. Вы так добры.

В доказательство своей готовности взяла его за руку. Их пальцы сплелись, и от ее ободряющего прикосновения Рубена накрыла волна удовольствия. Они пошли домой вместе. Магия вечера и бутылка шампанского, которое они выпили за ужином, на время притупили отчетливое предчувствие беды.

Когда Рубен открыл дверь и выключил сигнализацию, Анна подошла, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Спасибо за прекрасный вечер. Как приятно, что вы заботитесь обо мне.

Рубен вспыхнул. Ему хотелось близости, только он не знал, как ответить и что будет потом. Всплывут ли подавленные воспоминания о любви с Джейн? Он мучился от неловко: сти, а потому, усадив Анну в кресло, улизнул на кухню.

Заранее зная ответ, Рубен все же выкрикнул:

— Эспрессо, верно?

Обшаривая посудомоечную машину в поисках чистых кружек, добавил:

— Может, двойной? Добавить виски или ликер?

— А водка есть? Двойной со стаканом водки было бы здорово. Себе нальете то же самое? — крикнула в ответ Анна.

— Нет, себе — зеленый чай, чтобы хорошо спать.

— Спать рано. Нам еще рано.

Анна слегка выделила слово «нам». Она предвкушала длинный вечер, и Рубен понял, что ему это нравится.

— Да. В такой замечательный вечер глупо не рискнуть, я выпью то же, что и вы.

Банальность, но Рубену не пришло в голову ничего умнее. Пока он готовил кофе, Анна сидела в гостиной и читала журнал.

— Я люблю кофе с водкой. Напоминает об Украине. Я говорила, что у нас на широкой дымовой трубе каждый год вьет гнездо аист? Современные трубы слишком узкие для гнезд. Мы верим, что аисты приносят в дом счастье, а иногда и чудных ребятишек. Даже если не приносят, попробовать все равно приятно. Думаю, приятно… с любимым человеком… Я слишком много болтаю.

Анна заметила, как Рубен улыбнулся, представив домашнего аиста, подбрасывающего ребенка в дымоход, и как умиление сменилось мрачностью, когда она упомянула о том, как «приятно попробовать».

Она задумалась, не торопит ли события. Рубена тянуло к ней, но, наверное, стоит с ним полегче, не так вульгарно.

— Аисты напомнили мне о друзьях и моей стране. Я так соскучилась, — поспешно добавила она, спасая разговор. — В войну немцы многих убили, а остальных увели в рабство. Пострадали семьи моих друзей. И моя семья тоже.

— Ужас.

— Да. Многие оказались в концлагерях, был нанесен урон нашей культуре и истории. Наши произведения искусства разворовали и уничтожили. Согласитесь, нельзя лишать народ его культуры, потому что он утрачивает себя — свою историю и личность. Так бывает, когда покидает любимый человек. Мы плачем и переживаем, потому что у нас забрали самое дорогое.

— Наверное.

Рубен не понимал, куда она клонит, и не хотел болезненных воспоминаний о смерти Джейн.

— Из Египта в Европу увезли много всего. Одна из величайших древних ценностей, изваяние прекрасной головы Нефертити, сейчас в Берлинском египетском музее, а это нечестно. Египет хочет вернуть ее на родину.

— Я слышал.

— Еще грабят Израиль и другие страны Ближнего Востока. Вы с Донной говорили, что в XIX веке у маори отнимали сокровища и увозили в европейские и американские музеи. Маори требуют свои достояния обратно, потому что они принадлежат их племенам и истории. — Заметив недоумение Рубена, Анна замолчала и улыбнулась. — Извините, сегодняшний вечер напомнил мне о дорогих людях и вещах, о чувствах, которые мы испытываем, теряя их. Я буду скучать по вас в Чикаго. Очень. Но уезжать еще совсем не скоро, — прошептала она с обольстительной улыбкой.

— Да, я тоже буду скучать. Мне хорошо с вами. Заметьте, я открыто обвиняю вашу чикагскую школу экономистов в некоторых социальных болезнях Новой Зеландии. Наши лидеры конца восьмидесятых — начала девяностых многого достигли, но их идеи — ложное сокровище, которое не следовало сюда привозить. Многие из нас с удовольствием вернули бы его Чикагскому музею.

Анна расхохоталась:

— Вы меня дразните.

Теперь можно пересесть к нему поближе. Она встала с кресла, устроилась подле Рубена, заглянула ему в глаза и кокетливо улыбнулась.

Не зная, как реагировать, Рубен улыбнулся в ответ. Анна подалась вперед, положила руку ему на колено и поцеловала в щеку.

— Мне нравится, когда меня дразнят. Дома дразнили брат и отец. Так они выражали свою любовь. Было забавно.

Не переставая говорить, она провела рукой по ноге Рубена от колена до середины бедра.

Его дыхание слегка участилось, мышцы напряглись, сердце забилось быстрее. Близость Анны усиливала действие двойного кофе. Ее ладонь на бедре разжигала страсть, которой Рубен не испытывал уже много лет.

— Спасибо, — тихо пробормотал он, посмотрел на ее руку и позволил взгляду задержаться на бедре, заманчиво белеющем сквозь разрез юбки.

Анна удовлетворенно отметила его взгляд и поцеловала снова, шепча: