– Анализ ДНК дал положительный результат?

– Да, полное совпадение с кровью жертвы.

– Свидетель опознал моего брата на очной ставке?

– Дело в том, что мы ее не проводили. Звонок был анонимный, из телефона-автомата. Свидетель отказался назвать свою фамилию. Не хотел ввязываться. Но мы и без него обошлись. Дело можно включать в учебник по криминалистике. В коридоре квартиры, где совершено убийство, обнаружен отпечаток точно такого же ботинка, как у вашего кузена. И вообще он здорово наследил.

– Косвенные улики?

– Пожалуйста: следы крема для бритья, крошки картофельных чипсов, частички удобрения для газона – все однозначно совпадает с тем, что найдено у него дома и в гараже.

Нет, не однозначно, отметил про себя Райм. Вещдоки подразделяются на несколько категорий. Есть прямые, «индивидуализирующие», улики вроде ДНК или отпечатков пальцев, поскольку свойственны только одному человеку. Зато косвенные, или «однотипные», вещественные доказательства обладают общими характеристиками со всеми предметами, изготовленными из того же материала, и могут принадлежать разным владельцам. Взять, к примеру, ворсинки от ковра. Положительный результат анализа ДНК крови, обнаруженной на месте преступления, показывает однозначное совпадение с кровью жертвы. Найденные же там ворсинки лишь ассоциируются с волокнами, из которых соткан ковер, украшающий жилище подозреваемого. Это тем не менее может дать присяжным повод предположить, что он все же был на месте преступления.

– Ну а насколько близко они были знакомы? – спросила Сакс.

– Он утверждает, что вообще не знал ту женщину, однако мы нашли у нее две записи, одну в офисе, другую дома. В первой говорится: «Арт – в баре», а во второй только: «Артур». Да, и еще его имя есть у нее в телефонной книге.

– А номер телефона, рабочий или домашний? – нахмурился Райм.

– Ни тот ни другой. Мобильник с предварительной оплатой. Никаких сведений о владельце.

– Так вы полагаете, они не просто дружили?

– Это приходило нам в голову. А как еще объяснить его нежелание дать ей свой рабочий или домашний телефон? – Лагранж усмехнулся. – А ей, видать, было абсолютно все равно. Порой диву даешься, на что только люди готовы купиться и не задавать при этом лишних вопросов.

«Чему ж тут удивляться?» – подумал Райм.

– А сам телефон?

– Не нашли. Как в воду канул.

– И вы думаете, Артур убил любовницу, потому что та принуждала его уйти от жены?

– Во всяком случае, такой будет позиция обвинения на предстоящем суде. Ну, или что-то в том же духе.

Райм попытался проанализировать эту схему, взвесив все «за» и «против», но не сумел; он просто недостаточно хорошо знал своего двоюродного брата, с которым не виделся больше десяти лет.

А Сакс задала очередной вопрос:

– Был ли мотив для убийства у кого-нибудь еще?

– Нет. Родственники и друзья утверждают, что Элис Сандерсон встречалась с мужчинами, но нерегулярно и без всяких скандальных разрывов. Я даже прикинул, не жена ли Артура – Джуди – отправила ее на тот свет, но у нее твердое алиби.

– А разве у Артура нет алиби?

– Нет. Он якобы был на пробежке в Клинтон-стейт-парке, но подтвердить это некому. Парк большой и безлюдный.

– Любопытно, – заметила Сакс, – а как он ведет себя на допросах?

Лагранж усмехнулся:

– Забавно, что вы спросили об этом. Именно то, как он держится, и удивляет более всего во всем этом деле. Прибалдевший какой-то. Наше появление в его доме он воспринял как что-то совершенно невероятное. Я на своем веку упаковал немало волчар, в том числе матерых. Профессионалов своего дела, так сказать. Но он, в натуре, ловчее всех косит под невинную овечку. Большой артист! За ним и раньше такое водилось, детектив Райм?

Криминалист вместо ответа спросил:

– А что случилось с картиной?

Вопрос вызвал некоторое замешательство.

– Картину так и не нашли. Вот какая штука. Ни в доме, ни в гараже. Зато заднее сиденье машины и пол в гараже испачканы землей, идентичной по составу с почвой в лесопарке рядом с домом, где он бегал по вечерам. Похоже, там и закопал картину.

– Еще один вопрос, детектив, – продолжал допытываться Райм.

В ответ из динамика раздался чей-то отдаленный голос, произносящий слова, неразличимые в порыве ветра.

– Да, слушаю, – снова заговорил Лагранж.

– Можно мне ознакомиться с материалами следствия?

– С материалами следствия? – замялся Лагранж. – Детектив, дело верняк, даю слово. Расследование проведено по всем правилам.

– Детектив Лагранж, мы ни на минуту не сомневаемся в этом! – вмешалась Сакс. – Однако, как мы поняли, Артур Райм отказывается признать себя виновным.

– А, так вы хотите уговорить его? Теперь понятно. Такой расклад для него самый лучший. Вообще-то все материалы вместе с вещдоками уже у помощника окружного прокурора, у меня осталась только копия дела. Могу одолжить, только ненадолго. Денек-другой вам хватит?

Райм молча качнул головой. Сакс обратилась к детективу:

– Я сама заберу копию дела из архива, только поставьте их об этом в известность.

В динамике опять засвистел ветер, но внезапно прекратился – очевидно, Лагранж зашел в какое-то помещение.

– Ладно, я сейчас позвоню им.

– Спасибо.

– Без проблем. Желаю удачи.

Выключив телефон, Райм едва заметно улыбнулся:

– Какая трогательная забота о моем брате! Все будто сговорились. Это я о сделке с правосудием.

– Ты прекрасно знаешь, с кем имеешь дело, – ответила Сакс и, перекинув через плечо ремешок сумочки, зашагала к выходу.

Сакс обернулась до Полис-плаза-один и обратно намного быстрее, чем если бы воспользовалась муниципальным транспортом или воспринимала всерьез запрещающие сигналы светофоров. Райм догадался, что она опять отрывалась на своем багровом «камаро-СС» производства 1969 года, не позабыв, правда, водрузить проблесковый маячок на переднюю панель. Сакс перекрасила машину несколько лет назад, так чтобы та гармонировала с любимым цветом Райма, избранным им для своих инвалидных колясок. Ей до сих пор по-ребячески не терпелось при любой возможности выжать из мощного двигателя максимум скорости, так чтобы визжали покрышки и пахло паленой резиной.

– Все отксерила, – сообщила она, входя в помещение с толстым скоросшивателем в руках, и болезненно поморщилась, опустив его на лабораторный стол.

– Что, прихватило? – посочувствовал Райм.

Амелию Сакс мучил застарелый артрит. По этой причине она беспрестанно поглощала таблетки глюкозамина, хондроитина, адвила и напросина, бросая их в рот, будто мармеладки, однако редко жаловалась на недомогание вслух – опасалась, если узнает полицейское начальство, пошлет ее на медкомиссию и переведет на канцелярскую работу. Даже наедине с Раймом Сакс старалась не подавать виду, что ей больно. Но сегодня призналась:

– Да, чего-то петли скрипят.

– Сядь, передохни.

Она отрицательно мотнула головой.

– Ну, рассказывай, что у нас есть.

– Полный отчет, опись вещдоков и копии фотоснимков. Все, кроме видеокассет. Их передали окружному прокурору.

– Так, давай-ка перепишем все на доску. Я хочу видеть то, что обнаружено на месте преступления и в доме Артура.

Сакс подошла к доске из гладкого белого пластика – несколько десятков таких досок были развешаны по стенам лаборатории Райма – и принялась писать под пристальным взглядом криминалиста.