Я вспомнил вдруг слова долговязого преподавателя, взывавшего к своим студентам перед Санта-Мария делла Грацие: «Леонардо смотрел на своего "Витрувианского человека" — распятого на кресте материи и колесованного духом — и понимал, во что человек превратит свое будущее. Все последние годы своей жизни Леонардо рисовал картины Потопа, картины гибели человечества. И сейчас вы увидите фреску "Тайная Вечеря". Это главная картина Леонардо. В каком-то смысле это его Страшный Суд…»

— Что, витрувианский человек? — переспросил я.

— Их двое, — пояснил Дик. — Один символизирует материю — он в квадрате, стоит ровно, раскинув руки, как распятый. А другой — в круге, он Божественное символизирует. Круг — это символ Вселенной, Бога.

— Дик, ты услышал, что ты сказал?… — у меня потемнело перед глазами.

— Услышал, но ты посмотри сюда, — не унимался Дик, сам увлекшийся своим рассказом. Теперь он принялся рисовать таблицу. — Это еще не все! Вот этот код этбаш — одиннадцать букв слева направо, и вторые одиннадцать — справа налево. В книге Дэна Брауна был английский алфавит, но должен быть иврит. Вот как это выглядит…

— Видишь? — спросил Дик, заговорщицки показывая мне на первый столбец.

— Что?…

— А-а! — спохватился Дик. — Забыл сказать! Буква тау — двадцать вторая, обозначает крест. Первая — алеф — Бога, а последняя, то есть стоящая в таблице этбаш прямо под ней, — крест. И теперь добавь сюда, что алеф — это крест, состоящий из йод, вав и двух хе, обозначающих человека, и ты получишь сумасшедшую конструкцию! Во как!

— Дик, ты понимаешь, что ты сказал?… — у меня перехватило дыхание.

Получалось, что алеф и тау — парные буквы. Близнецы! Но одна обозначает Бога в человеческом образе, а другая — распятого человека!

— А что? — испугался Дик и уставился в собственную таблицу. — Ничего особенного. Они так играют буквами. Постоянно. В этом вся Каббала и есть — двигаешь буквы с одного места на другое, с одного на другое… А что?

— Дик… — прохрипел я, превозмогая глоточный спазм.

— А что? — Дик растерянно смотрел на меня, искренне не понимая причин моего состояния, и продолжал оправдываться: — Я тебе рассказывал только про апокрифические Евангелия детства. Так там, например, есть история про то, как Иисус, еще мальчиком, учил раввинов, как правильно читать букву алеф и каков ее смысл…

— Учил букве алеф?! — я закашлялся.

— Да. А что?… — недоуменно кивал Дик. — Это в так называемом «Евангелии детства от Фомы». А что?

— Евангелие от кого?! — прошептал я, чувствуя, как теряю сознание.

Перед моими глазами, словно это происходило прямо сейчас, пронеслось воспоминание — синьор Вазари обращается к Дику, принявшему апостола Фому за близнеца Иисуса: «"Фома", в переводе с арамейского языка, значит не что иное, как "близнец". Но произошла банальная ошибка — близнеца стали называть Фомой, а Фому — близнецом».

— От Фомы… — Дик схватил меня за плечи, потому что тело мое поехало вниз. — А что?!

— От близ-не-ца! — мне казалось, что сейчас от этого спазма, от этого удушья у меня глаза вылезут из орбит.

— Господи! — Дик в ужасе уставился на свою таблицу. — И правда, апостол Фома не мог написать «Евангелие детства». Откуда ему было знать детство Иисуса? Это ошибка, это Евангелие не от Фомы, это Евангелие от близнеца!

— Кого распяли, Дик?… Кого распяли?! Бога не могли распять…

— Что?! — пробормотала проснувшаяся из-за возникшей суматохи Франческа.

— Анна — это не Анна, — хрипел я, — она не женщина, Анна — ангел. Все то же, что «В скалах». Все то же… Богородица защищает сына. Брат-близнец — агнец… Человек — агнец… Его распяли…

«Вы хотели свободы воли? — я снова услышал внутри своей головы голос. Тот самый, что звучал во мне, когда я стоял завороженный перед "Тайной Вечерей". — Вы хотели быть Царями Земными? Что ж, Я не прятал от Адама плоды Древа Познания, Я не буду прятать от вас и тело Иисуса. Делайте что хотите. И по делам вашим да будет вам»…

— Это они жертвы…— прошептал я. — Ибици груэс…

По истечении трех недель Джованни потребовал от Леонардо каких-то результатов его работы как анатома.

Да Винчи собрал свои рисунки, записные книжки и поднялся в кабинет кардинала.

Хоть работа еще и не была закончена, ее результаты все равно впечатлили Медичи.

— В теле женщины имеется особая камера, полый мускульный мешок. После соития с мужчиной она может зачать и вынашивать плод. Беременность длится около восьми месяцев, — Леонардо показал рисунок. — Плод располагается вот так. Он сжат со всех сторон и соединен с матерью общим сосудом, пуповиной, которую во время родов перерезают.

— Почему же одни женщины зачинают, а другие нет? — спросил кардинал, морщась.

— Я не могу с точностью судить об этом, но полагаю, это происходит из-за несовершенства их утробы, — да Винчи показал другой рисунок. — Я много раз обращал внимание на то, что у здоровых, пропорционально сложенных, красивых людей и внутренние органы расположены со строгой симметрией и изяществом. Они так же пропорциональны и хорошо развиты, как и все тело внешне. Если же у человека имелось какое-то уродство, горб, к примеру, то и внутренние органы его были сдавлены, деформированы и оттого слабы.

— Я слышал, горбуны отличаются большой силой, — заметил кардинал.

— Но не здоровьем, — покачал головой Леонардо. — Их кости искривлены, а грудная клетка вдавлена. От этого сердце зажато. Они с трудом переводят дух и могут умереть от усталости, если нагружать их физической работой слишком долго. Я доказал это на примере одного каменотеса. Он был горбат и внезапно умер. Причиной тому стало его слабое сердце. Вероятно, женщины, которые не могут зачать, имеют слабую утробу, не способную выносить ребенка.

— Хм… — Джованни встал и начал ходить из угла в угол. — То есть вы хотите сказать, мессере да Винчи, что мона Панчифика не способна произвести потомство?

— Скорее всего, — кивнул Леонардо. — Этого нельзя утверждать, потому что процесс зачатия остается божественной тайной. Я так и не нашел ответа, как внутри женской утробы происходит превращение мужского семени в плод.

— Это Божественное чудо, — разъяснил ему кардинал.

— Благодарю вас, ваше высокопреосвященство, — поклонился да Винчи. — Это все объясняет.

— Что еще? — недовольно шикнул Джованни.

— Я также выявил определенную закономерность между частотой и интенсивностью обычных женских хворей и детородными способностями, — продолжил Леонардо. — На протяжении жизни я обращал внимание, что женщины, что произвели на свет нескольких здоровых детей, страдают сильными и короткими кровотечениями, которые начинаются в строгом соответствии с фазами Луны. Обычно их начало совпадает с новолунием. Точность — до нескольких дней. Но Луна всегда ущербна…

— Господи, какая гадость! — недовольно поморщился Джованни. — Как вы можете обо всем этом думать, мессере Леонардо?

— Тогда, — невозмутимо продолжал да Винчи, — я обратился к женщинам, не имеющим детей либо не способным выносить или произвести на свет живого ребенка. Я говорил с двадцатью такими несчастными здесь в Урбино и окрестных деревнях. Оказалось, что у всех них начало женских хворей не совпадает с лунным календарем либо они проявляются нерегулярно и выражены слабо. Из разговора с Кроче, служанкой Панчифики, я выяснил, что ее женский недуг почти миновал. Она уверена, что это знак Божьей благодати, потому что девушка чиста душой и телом. Однако я склонен думать, что дело в другом. Недавно я анатомировал тело молодой женщины, которая покончила с собой…