Я подошел к спальне Гарда и постучал. Его комната была первой, спальня Орли следующая по коридору, а потом комната Сольвэ: она находилась прямо напротив наших апартаментов.

На стук долго никто не отвечал. Линн замерла у нашей двери и напряженно прислушивалась. Ее губы беззвучно шепнули: "ну что?", и я пожал плечами. Тишина. Наконец, послышались шаги, Гард открыл дверь и отошел назад, пропуская меня. И пошатнулся. Я успел его поймать — руки кольнуло чужой болью. Не спрашивая ни о чем, потом, все потом, я помог ему дойти до кровати и приступил к осмотру.

Синяков было много, пару царапин на лице я залечил сразу. На животе синячище размером с дыню — ногами его били, что ли?

— Где еще болит?

— Рука. Левая. Сломали, кажется. Гады! — последнее слово Гард выплюнул с ненавистью.

Я прощупал — перелома нет, но есть вывих. Обезболил слегка и дернул. С громким щелчком сустав встал на место. Гард зашипел, не в силах сдерживаться.

— Спокойно, уже все позади. С кем дрался?

Гард молчит, уставившись в потолок.

— Надеюсь, они остались живы? — реакции никакой, для семнадцатилетнего характер у нашего мальчика железный. Кидаю пробный камень:

— Она того стоила?

— Да, — и он наконец-то улыбается.

Ну, слава богам, разобрались!

— Мне придется наложить повязку. Постарайся не нагружать руку. А еще я хотел с тобой поговорить….

Наш разговор занял полчаса. Парень то краснел, то бледнел, но все, что я сказал, он выслушал, почти не перебивая. Я с облегчением вздохнул и направился к выходу. Удивился тому, что чувствую себя, как выжатый лимон — и для себя твердо решил, что с Орли на эту тему говорить не буду — попрошу Рона.

— Спасибо, — услышал я уже в дверях.

— Не за что!

— Ну как? — Линн успела принять душ, и от нее пахло яблочным мылом.

Я сделал глубокий вдох и прислонился спиной к двери.

— Влюбился наш мальчик и подрался за честь прекрасной дамы. Но жить будет. Хотя синяков на нем….

— Ой, а в кого?

— Ха. Так он нам и скажет, в кого. Придется самим выяснять. Димку попрошу. Кстати, а Рон не появлялся?

— Не знаю, надо у Арисида спросить. Приводи себя в порядок — а я пока детей домой загоню. Жду тебя внизу.

Когда Гард вошел в столовую, Линн подскочила к нему, взяла за руку и что-то шепнула на ухо. Я не расслышал — был занят приятной беседой с Ником. Мне нравился этот молчаливый бывший солдат. История их знакомства с матерью Ларселя все еще была тайной, но я и не настаивал на его откровенности. Пусть все остается, как есть. С доброй улыбкой Ник смотрел на детей. Мокрых, румяных и счастливых, их с трудом удалось загнать домой. Только когда стемнело, они поддались на уговоры. Их заставили переодеться в сухую одежду и привели в столовую буквально минуту назад. Они еще не успокоились, и до сих пор восторженно рассказывали, кто, кого и как подбил.

Наконец, все сели за стол. Мне пришлось прикрикнуть, только тогда разговоры стихли. Гард молча ковырялся в тарелке, ну да — он же страдает от первой любви, а от нее всегда пропадает аппетит.

— Гард, — я привлек его внимание. — Рон ничего не говорил вчера на тренировке о своих планах?

— Нет, он обещал погонять меня сегодня. А что, он не приходил?

— Пока нет.

Мы приступили к десерту. Крохотные корзиночки с воздушным карамельным кремом, украшенные цукатами и свежей клубникой, стараниями детей со скоростью ветра исчезали с огромного блюда. Именно этот момент выбрал мой старший сын, чтобы войти в столовую.

— Добрый день. Прошу меня простить за опоздание.

Рон поцеловал в щеку Линн, обошел стол, чтобы обменяться рукопожатием со мной, Ником и Гардом. Потрепал по волосам Орли и Сольвэ и поднес к губам тонкую перемазанную кремом ручку Аги. Затем он взял одно пирожное, съел стоя и посмотрел на меня.

— Дела задержали, и, к сожалению, я должен вас покинуть. Отец, можно тебя на пару слов?

Нас проводили недоуменными взглядами. Пока мы поднимались в мой кабинет, сын молчал. Он не стал ничего говорить и тогда, когда я закрыл дверь. Я зажег настольный светильник, и тонкий язычок пламени, разгораясь, преломился на сотню огоньков в хрустальном плафоне.

— Что случилось? — не выдержал я.

— Дарий заходил. Есть две новости — хорошая и плохая. Начну с хорошей: семейный сабантуй намечается. Приглашены мы все, включая детей. Альвир с женой уже прибыли. Ждут Серона и Влада.

— Линн обрадуется. Диму ты сам возьмешь?

— Да, я только что был у него.

Рон прошел к бару, налил нам выпить. Сделал глоток и опять замолчал.

— Говори, — подтолкнул его я, предпочитая не томиться ожиданием, а услышать, наконец, что могло до такой степени расстроить Рона.

— Ларс умер, — тихо произнес, наконец, сын, и я вздрогнул, настолько жуткой была эта новость. — Альдинир сумел сохранить его душу. Так что надежда есть.

В кабинете стало так тихо, что можно было услышать, как шуршат снежинки по стеклу.

— Прости, отец, что расстроил тебя. И еще раз прости за то, что я должен тебя покинуть — у меня есть дело, нетерпящее отлагательств.

Я поднял взгляд на него, но Рон отвернулся, и я понял, что в это дело меня посвящать не собираются. Ну вот, еще один Гард на мою голову!

Мы попрощались, и сын ушел порталом туда, где мела метель. До того, как прокол закрылся, ковер успел покрыться тонким слоем снега. Я налил себе еще и сел в кресло.

Я решил пока ничего не говорить ни Линн, ни семье Ларселя. Если есть надежда, лучше не торопиться. Мой отец слов на ветер не бросает.

Сознание включилось внезапно. Белый свет, неяркий, но со всех сторон…каких сторон? Мне стало смешно — я плыл, слегка покачиваясь на волнах, от равномерного движения укачивало, и думать было лениво. Боль, разрывавшая тело на части и туманившая сознание, пропала, словно и не вонзался мне в спину болт, выпушенный рукой недобитого пирата. Как ни странно, я четко осознавал и помнил все, что предшествовало моему появлению здесь. Помнил, как спрыгнул с дракона на парус, как пробивался к борту, Алину, капитана, вкус бренди, и боль… кроме самого главного: как я сюда попал? Умер, что ли?

Темноте я бы не так удивился, как бесконечному мутному свету, где нет ни низа, ни верха, и нет возможности вырваться. Я прислушался к себе: паники не было, и мысли лились плавно, не кидаясь судорожно из стороны в сторону. Надо было самому добить тех уродов, что остались лежать на мостике…. Алина! Боги, а если бы он попал в неё!

Я стал биться, пытаясь сбежать из светового плена, но мне ощутимо стукнули по мозгам, и я опять отключился.

Потом раздался голос, который скороговоркой произнес длинную фразу на незнакомом мне язык, после чего что-то щелкнуло, и я увидел всю свою жизнь от смерти до рождения: воспоминания мелькали со скоростью ураганного ветра. Боевой хлыст, на смертоносном конце которого находились основные вехи моей жизни, со всей дури хлестал по сознанию, заставляя корчиться от заново переживаемых эмоций. Я дошел до самого конца, и наступил момент истины: резкая вспышка света, и все покатилось назад. Рождение…. Воспоминания о прошлом в обеих реальностях неслись параллельно, и я уже смиренно ждал, когда перестанет мельтешить перед глазами. Только не было у меня глаз — иначе я бы закрыл их, и не было ушей, которые можно заткнуть, чтобы не слышать и не видеть. Меня заставили вытерпеть все до конца, и я с радостью встретил очередное беспамятство.

Меня разбудили звуки: кто-то негромко переговаривался недалеко от меня. И я обрадовался темноте — такой родной темноте, той самой, в которой мы прячемся, опуская ресницы. Она не бывает сплошной, наполненная красноватыми бликами, она не пугает, а успокаивает — ведь ресницы можно в любой момент поднять?

К моему удивлению, слова незнакомого мне ранее языка оказались понятыми. Я приоткрыл глаза и прислушался. Одним из говоривших оказался Альдинир, а второго я не узнал.