Консьерж здания носил сшитую со вкусом пурпурную униформу, как нельзя лучше гармонировавшую с богатой пурпурной обивкой кресел, стоявших в мраморном с золотом фойе, словно демонстрируя, что перемены в жизни общества, произошедшие за последние четыре тысячи лет, были не так уж велики.

— Мисс Уинстон-Смит неважно себя чувствует, — сообщил консьерж.

— Какой ужас! — воскликнул я. — Скажите, а вы ее сегодня, случайно, не видели?

— Она не спускалась, — покачал он головой.

— Вы уверены, что не можете позвонить ей насчет нас? — спросила Джен.

— Тут перед вами уже приходили ее друзья, и она сказала, что сегодня вниз не спустится. — Консьерж прокашлялся. — То есть, если быть точным, мисс Уинстон-Смит сказала, что вообще не спустится в этом году. Думаю, вы ее знаете.

Я знал. И если Хиллари действительно пострадала от «Пунь-шама», мне стоило лишь порадоваться тому, что меня не допускают к ее августейшей особе.

— Очень жаль… — заговорил я, вежливо отступив на шаг.

И тут до моего слуха донеслись клики — Джен набирала номер. Мы с консьержем, оба парализованные изумлением, обернулись к ней. Я и не знал, что Джен перенесла из адресного списка в свою телефонную книгу номер Хиллари, а он, наверное, был поражен тем, что кто-то позволяет себе говорить с мисс Уинстон-Смит в таком тоне.

— Хиллари? Это Джен, мы встречались два дня назад, на тестировании у Мэнди. Так вот, мы с Хантером стоим в холле твоего дома, у стойки консьержа, и у нас имеются кое-какие соображения насчет того, как найти контрагент для шампуня, которым ты пользовалась сегодня утром. Нам нужно, чтобы ты уделила нам немного времени, и тогда мы, может быть, сможем помочь тебе в решении этого… пурпурного вопроса. Но нам сейчас указывают на дверь, так что, если ты не…

Позади стойки ожил интерком, и в помещении зазвучал скрипучий, надломленный голос Хиллари.

— Реджинальд? Отправьте, пожалуйста, их наверх.

Привратник заморгал и даже не сразу ответил мисс Уинстон-Смит, однако, совладав с собой, хотя глаза его округлились от изумления, указал пальцем на лифт.

— Одиннадцатый этаж.

Хиллари находилась в саду, разбитом на огромном балконе, откуда открывался вид на Центральный парк. Она была в купальном халате, с тюрбаном из полотенца на голове и, судя по тому, как морщинилась на всех открытых местах, включая подушечки пальцев, кожа, провела целый день под душем и в ванне. Глаза ее припухли от слез. Лицо, руки, предплечья до локтей, несколько локонов, выбивавшихся из-под тюрбана, — все было окрашено в необычайный, трепещущий, королевский пурпур.

Вид у нее был потрясающий. Краска равномерно распределилась по коже и ошеломляюще контрастировала с голубыми глазами. Репутация Хиллари как крутого интервьюера одного известного музыкального кабельного ТВ-канала во многом и была создана этими ледяными глазами. Весь ее облик нес такой же несомненный отпечаток «голубой крови», как и ее социальные связи, и, хотя, на мой взгляд, в нем всегда ощущался некоторый избыток коммерциализма, пурпурный цвет придал ей особое, присущее деловому центру, правдоподобие.

— Хантер, как вышло, что ты остался нормальным? — спросила она, как только мы с Джен выступили на солнце.

Служитель, проводивший нас сквозь дебри многоэтажных апартаментов, быстро исчез.

— В каком смысле нормальным? — не въехал я.

— Не пурпурным!

Я поднял руки, несмотря на все мои старания, еще хранившие следы кратковременного соприкосновения с «Пунь-шамом».

— Погоди, а ведь точно.

Ее пурпурные брови сдвинулись, указывая на мучительную попытку припомнить вчерашние события.

— Точно, я ведь уже спрашивала у тебя про это вчера вечером.

— Правильно, — согласился я, не врубаясь, к чему она клонит.

— Хантер! Вчера вечером, когда мы встретились, эта гадость уже была у тебя на руках. Почему ты не предупредил меня?

Я отрыл было рот, да и закрыл обратно. Хороший вопрос. Вообще-то меня больше волновало, как не оказаться пленником за компанию с Мэнди, чем как не дать кучке обладателей «голубой» крови не обзавестись к ней в придачу пурпурными волосами. (Честно говоря, мысль о том, чтобы поднять тревогу вообще, меня не посещала.)

— Ну, вчера вечером все так перепуталось, и…

— Мы выполняли тайную миссию, — встряла Джен. — Пытались выяснить, кто за всем этим стоит.

— Тайная миссия? — Хиллари подняла пурпурные брови. — Что за чушь ты городишь? И кто ты вообще такая?

— Мы встречались на…

— Я знаю, где мы встречались, но откуда ты такая взялась? И почему с тех пор, как ты появилась, всюду творится какая-то дурь?

Фиолетовая ярость Хиллари прямо-таки дырявила меня. Да, с того момента, как мне повстречалась Джен, со мной стали происходить всякие странности — на это я и сам пару раз обращал внимание, но только в момент ментального прояснения до меня дошло, что, не встретившись с ней, я, конечно, не попал бы на эту презентацию и в «Оперативную рекламку».

В этом смысле, не влезь Джен на той встрече со своими словами насчет формата отсутствующей чернокожей, Мэнди не пригласила бы нас в расселенный дом, а возможно, и сама не пропала бы в то утро, а продолжала бы вести свои дела, собирая «фокус-группы» и фотографируя ребят в беретах, вместо… вместо того, что произошло.

Но на самом деле Джен нисколько не была виновата в том, что Хиллари приобрела такое обличье. Вечеринка «Хой Аристой» планировалась не один месяц, и Джен вовсе не обладала какой-то зловредной способностью заставлять такие события случаться. Просто у нее было на них особое чутье: она представляла собой что-то вроде компаса, безошибочно направлявшего меня навстречу всяческим странностям.

Примерно так.

Я решил, что с этим разберусь позже.

— Как сказала Джен, мы работаем тайно. Вчера пропала Мэнди, и мы пытаемся ее разыскать.

— Мэнди?

Хиллари подняла со стоявшего рядом с ее шезлонгом столика «Кровавую Мэри» и допила до дна. Даже выкрашенная в пурпурный цвет, Хиллари казалась какой-то зеленоватой: надо полагать, сказывался избыток выпитого накануне «Благородного дикаря».

— А она-то тут с какого боку?

— Мы не вполне уверены, — пробормотал я. — По правде, так вовсе не уверены.

Хиллари закатила глаза.

— Ну, Хантер! Вы, ребята, меня заинтриговали.

— Как я уже говорил, это дело запутанное, но мы думаем, что можем выяснить, что за люди учудили этот прикол с «Пунь-шамом». Нам просто нужна от тебя кое-какая информация.

— Но ты даже не…

Она заморгала, и на мгновение мне даже показалось, что вот-вот заплачет. Я отвел глаза, глядя мимо экзотических растений и деревьев в кадках, глядя за парк, на зазубренный силуэт небесной линии Среднего Манхэттена, небоскребы которого торчали над зеленью, словно зубы.

Хиллари ограничилась тем, что всхлипнула.

— Ты просто взял и ушел, Хантер. Ничего мне не сказал, а ведь знал же, что это краска.

— Ну, наверное, да. Но я действительно не имел ни малейшего представления о том, что там на самом деле происходит. Я хочу сказать, все эти мелькающие вспышки вконец меня заморочили…

— Хиллари, позволь спросить, — встряла Джен. — Выйдя из душа и увидев себя в зеркале, ты сразу начала обзванивать своих друзей, чтобы предупредить их?

— Я, — начала было она, но ее слова растворились в пурпурном смущении. — Ну, может быть, не сразу. Но это было этим утром. А Хантер знал о том, чем все обернется еще вчера, на вечеринке.

— И ты считаешь, что…

Она отмахнулась от Джен, как от надоедливого комара.

— Вам бы это не показалось таким смешным, окажись вы сами пурпурными.

— Не думаю… — начала Джен, но развела руками.

— И все-таки у всего этого имелись смешные аспекты.

Хиллари тяжело вздохнула.

— Да, это было смешно, Хантер. Но я думаю, вам обоим лучше уйти.

Она постучала по клавише беспроводного интеркома рядом с пустым бокалом из-под «Кровавой Мэри», и из внутренних помещений донесся звук зуммера.