— Переживешь.

Джен лишь закатила глаза, а потом высунулась, насколько могла, и свободной рукой легко дотянулась до окна офиса «Дурилки». Ее запястье вертелось в моей хватке, когда она подтолкнула скользящую оконную раму на несколько дюймов вверх. Потом рама застряла.

— Держи!

Она переместила свой вес на подоконнике, высунувшись еще дальше вперед, а я, напротив, упершись ногами в стену, тянул ее руку назад, словно Джен была канатом, который я тянул изо всех сил. И она ухитрилась-таки отжать окно еще на фут.

— Готово. Можешь отпустить.

— Зачем?

— Чтобы я могла перелезть, дурачок.

По правде говоря, мне было бы легче стоять так и держать ее до посинения, покуда сил хватит, но ведь навечно-то их не хватит. Не говоря уж о том, что моя хватка перекрывает в ее руке циркуляцию крови.

— Ладно, отпускаю.

Я выпрямился, постепенно отпуская Джен, и она встряхнула кистью.

— Ох. Но спасибо.

— Только осторожнее!

Она снова улыбнулась и перекинула наружу ногу.

— Ух.

Крепко держась одной побелевшей рукой за ближнее окно, она медленно убрала свой вес с подоконника, упершись черной кроссовкой в угол колодца и перенеся вес на нее. Протянув вторую руку, Джен ухватилась за другой подоконник и потянула себя через пропасть.

В ту секунду, когда ее центр тяжести находился на равном расстоянии между окнами, я почувствовал, как мой желудок выворачивается наизнанку. Мне захотелось снова схватить ее за руку, но я понимал, что мои влажные от пота ладони — это последнее, что ей сейчас нужно. Впрочем, пока я боролся со своими страхами, опасный момент миновал и ее красные шнурки уже исчезли внутри.

— Джен?

Я высунулся, стараясь не глядеть вниз. Ее сияющее лицо появилось в окне.

— Вау! Это было круто!

Я перевел дух, хотя сердце еще колотилось как бешеное. Теперь, когда Джен благополучно перебралась через колодец, я вдруг осознал, что у меня руки чешутся перебраться самому. Забавно, что всего минуту назад это казалось мне полным бредом, но стоило посмотреть, как это делает инноватор, и мне до смерти захотелось стать следующим в очереди.

Я вспомнил находчивость, проявленную мной в зале метеоритов, свой мощный побег через зал со вспышками «Пунь-шам». Челки у меня больше нет, я за ней не прячусь и готов к опасности.

Я перекинул ногу за окно. Шахта, казалось, притягивала меня, звала через нее перебраться.

— Э, Хантер…

— Нет, я тоже хочу перелезть.

— Конечно, но…

— У меня получится!

Она кивнула.

— Конечно получится, но ведь я могу просто открыть дверь изнутри.

Я замер, неожиданно ощутив всю смертельную тяжесть своего веса.

— Э… да, конечно… почему бы и нет.

Я втянулся обратно и, оказавшись снова в коридоре, на ватных ногах направился к вдруг показавшемуся уже не таким манящим входу в «Рекламку». Обитая металлом дверь с лязгом распахнулась.

— Ты не поверишь! — с порога объявила Джен.

Они покрывали почти все стены, страница за страницей.

На сей раз это были не обычные макеты Футуры Гарамонда: он обуздал свою творческую натуру и умело подделался под псевдоноваторский стиль одного журнала, предназначенного для молодых держателей трастовых фондов.

— «Хой Аристой», — проговорила Джен.

— Похоже на то, — сказал я, подойдя поближе.

Фотографии на макетах были сделаны на памятной презентации — «пингвины» с «пингвинихами», явно пьяные, почти утратившие человеческий облик и вовсю демонстрировавшие свою завистливость, недоброжелательность, мелочность и чванливость. Все это читалось по их лицам и позам так же легко, как если бы было написано горящими неоновыми буквами. Измятые платья, сбившиеся на сторону или развязавшиеся бабочки тоже были отчетливо различимы. По мере того как взгляд перебегал со снимка на снимок, цементирующий раствор причастности к обладателям привилегий и власти растворялся под воздействием «Благородного дикаря» и из-под напускного лоска проступал постыдный облик. По забавному контрасту случайно попавшие в поле камеры чучела животных, запечатлевшиеся на заднем плане, выглядели весьма разумными и здравомыслящими.

Добрая тысяча отпечатанных фотоснимков была приколота к длинной стендовой доске, тянувшейся вдоль всей стены, — пиратская добыча пяти сотен камер, позорище богатеньких дочек и сынков. Как и предполагала Джен, каждая подарочная камера благодаря беспроводной связи работала на «антиклиента».

— Футура, должно быть, пришел сюда сразу после вечеринки и работал всю ночь, — пробормотал я, нервно поглядывая на вход в офис. — Как полагаешь, он отправился домой спать или вышел попить кофейку?

— Думаю, он скоро вернется, — заявила Джен. — Страницы уже разложены, ждут только фото. Значит, они хотят обернуться быстро.

— Хорошо, — сказал я, продвигаясь к двери. — Если речь идет о том, чтобы обернуться быстро…

— Но что это должно быть? — не успокаивалась Джен. — Настоящий номер «Хой Аристой» или поддельный?

Я пожал плечами.

— Думаю, это как люди решат.

— Где-то здесь должна быть обложка.

Она двинулась вдоль стены, подсчитывая номера страниц. Я, неохотно удаляясь от выхода, последовал за ней.

В дальнем конце офиса мы нашли обложку с заголовком. Анонс гласил: «Эксклюзивная вечеринка-презентация. Специальный выпуск, только для подписчиков!»

— Нулевой номер, — сказала Джен, указывая на правый верхний угол обложки.

— Обычно так называют пробный выпуск нового журнала. Но «Хой Аристой» уже печатался. Экземпляр в наших подарочных наборах имел номер первый.

— Итак, все это ненастоящее.

— Нет, хотя выглядит вполне реалистично, — сказал я. — Достаточно, чтобы одурачить кого угодно, если бы только не эти гротескные фотографии.

— Ладно, предположим, ты прав, это не шантаж. Что-то еще более загадочное. Но что именно?

— Хороший вопрос.

Мы оглядели офис. Близился вечер, и косые лучи солнца, проникая в окно, заливали чердак теплым светом, выставляя на обозрение неизбывную пыль на выключенных мониторах.

Широкополосные принтеры только и ждали, когда в них запустят бобины бумаги, дежурные огоньки мигали, указывая, что аппаратура находится в спящем режиме.

Несколько ноутбуков располагались вокруг беспроводной базы: вне всякого сомнения, как раз на них-то и поступали снимки, сделанные подарочными камерами на презентации «Пунь-шам».

Я нашел несколько образцов творчества Футуры Гарамонда — журнальные обложки из прошлого, эскиз флакона «Пунь-шам» и несколько набросков этикеток рома «Благородный дикарь». Учитывая, что шампунь был ненастоящим, имелись все основания засомневаться и по поводу рома: я невольно задумался, насколько крепким был этот напиток и было ли в нем что-то еще кроме алкоголя.

Ничто не наводило на мысль, что у «Оперативной рекламки» имелся хоть один реальный клиент. Гарамонд был полностью занят работой на «антиклиента».

— Посмотри вот это, — сказала Джен, держа в руках толстую гармошку распечатки. — Тут имена и адреса. Вот и номера телефонов.

— Неужели это адресный список?

Джен подняла на меня глаза.

— Ты хочешь сказать — адресный список подписчиков «Хой Аристой»?

Я кивнул.

— Посмотри, не найдешь ли тут Хиллари Уинстон-Смит. Она должна быть на «У», не на «С».

Джен заглянула в конец перечня.

— Точно, она тут есть.

— О, тогда это точно список подписчиков «Хой Аристой», — сказал я, заглядывая через плечо Джен, чтобы пробежать глазами по адресам и подтвердить свою догадку.

Каждый третий из списка жил на Пятой авеню, причем у некоторых значился только номер дома, без квартиры.

Иметь свой дом на Манхэттене — это все равно, что владеть в каком-нибудь другом месте аэропортом: это означает быть очень богатым. Адрес Хиллари Дефис в этом смысле был что надо — некое здание в Верхнем Ист-Сайде, известное как обиталище кинозвезд, нефтяных шейхов и торговцев оружием.