Полковник Варганов двинулся по второму пути, он заглянул туда, откуда начал восхождение почти два десятка лет назад и где все еще хранился отпечаток странных событий, о которых он предпочел бы забыть навсегда.

Зима, 1986 год.

Город Заполярный.

Полярная ночь уже бредила рассветом. В ясную погоду небо над заливом Врангера прозрачно светилось. В его густой синеве бессонно вращались тарелки радаров ближнего обнаружения. Обледенелые иглы антенного поля чутко «щупали» небо вблизи Северного полюса.

Ночное дежурство операторов подходило к концу. В аппаратной сухо потрескивали разряды, на экране радара сыпью новогоднего конфетти порхали помехи. Энергично рыщущий зеленоватый луч стирал с экрана случайный «мусор». На пульте прозвенел слабый сигнал, и на зеленом луче обозначилась метка, похожая на узелок на травяном стебле: радар нащупал и высветил цель. Она резко вошла в зону стационарного наблюдения, точно выпала из угольно-черного мешка ночного космоса или вырвалась из экранирующей магнитосферы Земли, ее зацепили и повели сразу несколько операторов по всему побережью.

Несколько минут цель мирно паслась в небе, точнее, лениво ползла по плавной глиссаде с северо-востока на юго-запад, в сторону советско-норвежской границы. Мощный радар так и не смог нащупать эффективную поверхность отражения. Тощая засветка говорила о том, что цель невелика. Такие объекты ПВОошники прозвали «коровами», точно эти пятнистые жвачные и впрямь умели летать.

Расстояние до цели было минимальным – порядка ста километров, высота вертикального сканирования – сверхмалая, но внезапно цель дернулась вверх, словно объект попробовал выйти из-под вертикального луча захвата и даже запустил радиопомехи, хотя точно такую картину давало северное сияние, и любой «павлиний хвост» сразу же вызывал сбой в системе дальней радиосвязи.

Как бы то ни было, само наличие цели подтвердилось, и группа слежения ПВО передала доклад на зенитные комплексы. Прибрежные части были приведены в боевую готовность, но яркий «заяц» внезапно исчез с экранов радаров. Исчезновение «метки» свидетельствовало о падении цели на землю. Примерный район падения был зафиксирован на юго-западе морской котловины.

К месту предполагаемого падения были высланы вертолет и группа обнаружения. На льду Варангер-фьорда лежали полузанесенные снегом остатки метеозонда, тем не менее вертолет все же сел на лед. Объект номер два был обнаружен случайно. В том месте, где вертолет произвел посадку на ледяной панцирь, снег был разметан и снесен в стороны, вертолетные фары ярко светили сквозь лед, и благодаря этому поисковики смогли разглядеть в пластах материкового льда нечто необычное.

Март 1986 год.

В/ч 61248 г. Заполярный

Прожектора на вышках вокруг плаца светили воспаленно и блекло, зато в солдатских снах царили яркая феерия и полный беспредел.

Сон – время волшебной свободы, и для всякого режимного человека, будь то бывалый лагерник или солдатик-срочник, это настоящий рывок, уход в самоволку. В любом случае это побег за колючку обыденности, от жестокой слежки внутреннего конвоира, поэтому в армии, в тюрьмах и монастырях время сна ограничено строгим уставом и внутренним распорядком, и лишь долгая полярная ночь если не отменяет, то заметно смягчает эту графу.

Ночной воздух в казарме был густ, как желе, и насыщен молодыми желаниями, токами голода, страха и любовной тоски. В этой терпкой атмосфере отрешенные и разреженные сны рядового Варганова и ангельская легкость его полетов были необъяснимы, странны и наказуемы в той мере, в какой наказуемы запретные сны. Пламенный ветер юности реет, где хочет, и каждую ночь рядовой Сергей Варганов исчезал из душной казармы и до побудки бродил среди незнакомых ландшафтов или парил в поднебесных высях. С высоты полета ему открывалось море с плавающими льдинами, извилистые обледенелые фьорды и острова, одиноко сияющие среди морских волн, иногда картинка переворачивалась, и тогда он видел звездную бездну и всем свои существом ощущал ее притяжение.

При этом сам Варганов был отнюдь не из городских хлюпиков, не способных к мужскому делу, а тем паче Родину любить. Парень он был рослый, статный и в любое время до отбоя подтянутый и бодрый. В движениях он был нетороплив и экономен, молчалив и сдержан в чувствах, словно берег внутреннюю тишину и силу. Странно, что при таких выдающихся данных он оказался во внутренних войсках. Но еще более странно, что даже в период первоначальной подготовки и нивелировки любых сучков и задоринок у молодого пополнения он один избежал жесткого пресса, и в дальнейшем, казалось, вовсе не вызывал хищного интереса у дедов, хотя и не ходил в любимчиках.

В задачи охранного батальона, к которому был приписан рядовой Варганов, входило сопровождение этапов – партий заключенных в испра вительно-трудовые колонии, разбросанные по всему северному побережью. Правда, охранять зеков самому Варганову так и не пришлось: его, как первостатейного отличника, перебросили в распоряжение наземной службы ВМС в роту сопровождения секретных грузов. Зимой, в связи с промерзанием гаваней и портов, на сопровождение гоняли редко. Из метеоцентра шли утешительные прогнозы: штормовые предупреждения обгоняли сообщения о морозах, в такую погоду солдаты отсыпались и нагуливали жир, тем неожиданнее был этот срочный вызов. Что за груз идет на материк, можно было только гадать. Обычно спецрейсы назначались от Мурманска до Заполярного или до Беломорска, где строились шахты для ракет, возводились бетонные бункеры, подземные доки и загадочные объекты неизвестного назначения. На этот раз путь лежал в обратном направлении: вглубь материка, прямиком в окружной госпиталь ВМС, где спецгруз обещали принять компетентные службы. В наряд назначили пятерых – четырех старослужащих и одного первогодка – Сергея Варганова.

Подробности срочного вызова долго и смачно обсуждали в курилке. Выходить на такой мороз никому не хотелось, особенно «дедам», дослуживающим последние сто дней до весеннего приказа, и лишь одного Варганова это внезапное предписание даже обрадовало. В молодости радует любая новизна, а тем более едва слышный зов грядущего. К тому же это была поездка «на юг», пусть даже в маршруте значился заметенный снегом полярный город с угрюмым вокзалом и пустым буфетом.

Завскладом выдал группе сопровождения черные нагольные тулупчики мехом внутрь и гигантские валенки, заготовленные, должно быть, впрок для чудо-богатырей. На группу из пяти человек полагалось три автомата Калашникова с запасными рожками: один – старшему наряда прапорщику Полетаеву, два других – охраняющей смене.

Прапорщика Полетаева в роте звали Кусок, не столько из-за жадности к дани, взымаемой с «сынков», сколько из-за прозвища всех прапорщиков – «кусок офицера». Первыми в охранение заступали рядовой Варганов и сержант Бегунов, по прозвищу Бегемот.

Вооруженный наряд с грохотом проследовал в ленинскую комнату. В красном углу под бумажным портретом нового генсека восседал замкомвзвода Зайцев. Его остекленевший взгляд и полыхающее лицо оттеняло светлый лик генерального секретаря, с которого предварительно были выведены все природные пятна и изъяны, но Варганову показалось, что генсек брезгливо морщится, должно быть, патологический трезвенник учуял перегар, но был вынужден терпеть с поистине бумажным терпением. В стране свирепствовал сухой закон, прозванный в народе «полусухим»; пить стали меньше, но сам процесс принятия на грудь принял более изощренные и брутальные формы. Зачем власть применила загадочный рычаг под названием «отрезвление народа», никто толком не понимал, но «время перемен» ощутили все, даже самые пропащие и беспробудно пьющие.

Во время короткого инструктажа Зайцев отчего-то нервничал и то и дело посматривал на свои «командирские», точно у него опять жена рожала или ось земная с минуты на минуту обещала передвинуться. Он привычно пробубнил что-то о сохранности пломб и печатей и особо напер на то, что груз ни в коем случае нельзя вносить в теплое помещение, и пароль дал какой-то дурацкий: «Сивка-бурка…»