Птица-синица
В пятницу, когда из магазина вышел очередной покупатель, а новый еще не зашел, пани Остальская задумчиво пообещала:
– Я тебя устрою к Рейтелю!
– Как? – обернулась Сандрин.
– Подожди, увидишь, – пани Остальская подмигнула. Сто морщинок ее небольшого лица переливались в искусственном свете цветочного магазина.
– От бабки у меня – изобретательность и кураж! – похвасталась она.
– Да? – удивилась Сандрин. – И у меня тоже…
Женщины понимающе переглянулись и одновременно посмотрели на контору Рейтеля.
– Подожди чуть-чуть, я придумаю… Ну, тебе понравилось работать у меня? – Пани Остальская наклонилась и погладила спящего кота.
Сандрин оглянулась на полупустые корзинки.
– Никогда не думала, что мужчины покупают так много цветов!.. – вырвалось у нее.
– Цветами торговать весело, – кивнула пани Остальская, открывая дверь на улицу. – Намного веселей, чем рыбой или яблоками, Сашка…
Вечер.
Струящаяся гитарная музыка из ресторана на углу улицы, стук каблуков, шорох шин, голоса…
Почувствовав взгляд, он резко обернулся – со стороны цветочного магазина «Кактусы» на него смотрела – она…
Фуат вспыхнул, но оказалось, что русоволосая женщина смотрит мимо, – на контору какого-то Рейтеля. Она еще не перекрасила волосы и была похожа на себя прежнюю, когда еще не была женой Ильи Котова… Именно такой ее и помнил Фуат.
Трогательная косточка на сгибе руки и бархатное платье с вышитыми по подолу оранжевыми одуванчиками…
Это была она, та девочка, к которой он боялся подойти, потому что был ниже ее на полголовы, – длинноногая Сашка Синицына, или Сашка Синица…
«Вот закончу суворовское и женюсь на Синичке – всем врагам назло!» – думал он, уезжая с дипломом о восьмилетнем образовании в Москву.
В училище он рассказал о Сашке другу Илье и показал ее фотографию, а на последнем курсе его сагитировали на перевод в разведшколу. И всего через год он сходил с трапа самолета в столице Французской Гваделупы – Бас-Тере, получив агентурное имя Фуат. «Присмотри за Сашкой…» – уезжая, в шутку попросил он Илью.
Это было так давно… Ведь только в молодости мы не колеблясь меняем любовь на игру в разведчиков в чужой, ненужной ему и по сей день стране Французской Гваделупе.
А на Сашке Синицыной женился Илья. И через несколько лет на Новой Земле у них родится сын… Фуат узнает об этом и напьется в одном из баров Бас-Теры – до поросячьего визга с мордобоем, а по-другому не получится…
Ледяной мартовский ветер гулял с утра по Тапе, выдувая из подворотен зазевавшихся прохожих. Именно он подхватил и занес Фуата в цветочный магазин. Фиалковые глаза Сандрин, похоже, притягивали его, как магнит, поэтому дверь магазина «Кактусы» больно хлопнула его по спине, и он оказался внутри.
Фуат понимал, что лучше этого не делать, ведь уже нет Ильи, а значит – все пути открыты, и это пугало больше всего: ведь мужскую храбрость заклинило там, где война и подвиги, а не там, где любовь и слезы.
В магазине было полутемно, везде стояли корзины с цветами… Как во сне, он выбрал букет из пяти голубых роз, чихнув от душного аромата, и подошел к кассе; до этого он лишь краем глаза посмел взглянуть на нее… Сандрин быстро считала мелочь и тоже мельком взглянула на покупателя в старой куртке, безошибочно определив, что зашел мужчина с небольшим достатком и большой долей пугливости, потому что не попросил составить ему букет.
– С вас пятьдесят крон, – выбила чек она.
– Похоже, ваши цветы из золота?… – неожиданно возмутился он.
– Из золота ваша любовь, которую вы присовокупите к букету, – ухмыльнулась благообразная старуха в канотье, высунувшись из подсобки.
– Про любовь вы к месту ввернули, бабуся, – хмыкнул агент, отсчитывая три двадцатки.
И тут, услышав тембр его голоса, Сандрин вздрогнула.
– Вы… случайно, не Лев Щеглов?… – взяв из его рук деньги, спросила она.
– Нет, а что? – улыбнулся Фуат. – Меня зовут Андрис Закошанский, – протянул он руку. – А вас?
– А так похожи. – Сандрин отсчитала десять крон и демонстративно отвернулась.
Фуат направился к выходу, намеренно притормозив у двери, где стояли горшки с петуньями, и не ошибся – она догнала его.
– Подождите, – она смотрела на Фуата снизу вверх. – Вы ведь русский?… Я вас узнала… Вы были у нас дома!
– Мне, право, неловко, но вы ошиблись, мадам, – Фуат вздохнул и снова посмотрел на нее.
Ни сына, ни мужа у нее больше нет! Она – вдова, и он один. Вот он, его шанс, жизнь не забыла о нем!..
Внезапно агент повернулся и пошел прочь, обиженно щурясь.
«Иди… иди, – бормотал он. – Я не хочу больше говорить с ней!»
Дворники размазывали по стеклу дождевые следы, когда он сел в машину.
Недаром пожившие люди говорят, что не надо пытаться смотреть в глаза старой любви… Не надо! Фиалковые глаза Сандрин заметно потускнели, и выглядела она уставшей и потерянной вдовой сорока лет… Хотя, возможно, сегодня был просто не ее день?
– Так сложилась жизнь, просто – так сложилась, – повторял, пока не охрип, Фуат.
У лодочной станции его машину встретил громовым лаем серый грязный кабысдох… Паркуя машину, Фуат увидел какой-то сверток, который валялся на песке у берега, но, когда через полминуты он входил в калитку, ни свертка, ни кабысдоха там уже не было.
Фуат удрученно вздохнул, он снова вспомнил фиалковый цвет глаз Сандрин и ее хрипловатый голос… И он клял себя, что не смог сказать ей о своих чувствах больше двадцати лет назад. «Она меня вспомнила!» – улыбнулся он и оглянулся.
Всю земную поверхность, которую охватывали глаза, заполнила густая дождевая пыль… Он открыл замок и зашел в дом.
Руку фельдъегеря – вот что он начнет искать прямо сегодня, с тем самым пристегнутым к ней «дипломатом», решил он.
– А Сашка Синицына, то есть Котова… А о Сашке Котовой я подумаю завтра, – жаря яичницу и наливая в литровую кружку пиво, бормотал агент.
На столе в банке из-под анчоусов стояло пять голубых роз.
В кухне пахло одиночеством и яичницей с беконом…
Человек, довольный своей судьбой
Запах кофе и тостов с клюквенным вареньем на кухне Рейтелей по утрам.
– Папка, дай денег, – канючит Деспина, дочь Рейтелей. – Ну, да-а-ай…
– Я тебе не круглосуточный банкомат, – громко шипит Валду Рейтель, кося на дочь своим фирменным взглядом.
– Папка, ну ты жмот!.. – фыркает Деспина.
Если вы думаете, что у Валду Рейтеля утро начиналось не как у всех отцов, вы глубоко ошибаетесь.
В особняке на улице Маринеску происходила обычная семейная сцена – завтрак перед работой и школой.
Деспина, пятнадцатилетняя инфанта с ангельскими глазами, ковыряла вилкой яйцо и клянчила денег, сам Валду задумчиво тянул из толстой кружки кофе, а Хелин, жена, изображала, как ее мучает мигрень. Очень талантливо и с выражением.
«В тебе умирает Сара Бернар, – покосился Рейтель на жену, но вслух ничего не сказал. – Или сенбернар», – додумал он, поперхнувшись кофе.
– Ты отлично выглядишь, Хелин, – уходя, сказал он супруге.
Ее ухоженное лицо и безупречная фигура почему-то наводили на Валду такую изумрудную тоску, что он чуть не выбежал из дома, выбив ногами дверь. Нет, он вышел, как всегда, медленно отсчитав перед этим дочери денег. Правда, чуть меньше, чем этой маленькой чертовке надо было для ее странных, на взгляд отца, дел, и поехал в адвокатское бюро, а потом, где-то через час, завернул в здание радиостанции на улице Титсу и лишь затем, уже практически к обеду, наконец приехал в офис по недвижимости на улицу Пик.
То есть в тот день Валду Рейтель посетил все три объекта собственности, которыми владел на равных правах с женой.
Врата рая
Она проводила мужа, потом дочь и дала поручение домработнице… Та ушла.
