Фуат пожал плечами.

– Привет, Бабай, – сказал он и присел рядом. – Не знал до сегодняшнего дня, что Илья умер.

– Вы вместе заканчивали суворовское? – спросил Сенобабин, оглядываясь на могилу Котова. – Илюха рассказывал...

Фуат кивнул.

– ...вместе. Он стоял на воротах... Вот, приехал навестить... Гоняли на мотоциклах без глушителя... Давно это было!

Разговор за жизнь начался издалека...

– Сашку, его жену, вчера видел... Похудела, подурнела, глазастая... В прачечной работает. – Сенобабин сплюнул.

– А живет где? – спросил Фуат.

Сенобабин прикурил от сигареты и оглядел Фуата циничным взглядом.

– А ты-то... где сам остановился?... Если не секрет, конечно?... – спросил он, отчего-то игнорируя вопрос про жену Котова.

– На лодочной станции. – Фуат в свою очередь оглядел Сенобабина.

Тот молча курил.

– А-а-а, – наконец сказал Сенобабин. – А Илюху машина сбила... Скорость при наезде была небольшой, говорят... Черепом о камень, и – все!

Сенобабин шумно высморкался и встал, вытирая руку о кружевную ограду.

– Не все сегодня с нами, – встав на ближайшую могильную плиту, усмехнулся он.

– Илюху помянем? – предложил Фуат.

Они вышли с кладбища и остановились у ворот. Через ограду перелетал теплый весенний ветер. На ограде сидели и чирикали воробьи и две сороки-бандитки. У одной из клюва торчала куриная нога... Сенобабин вздохнул, глядя на удачливую птицу, и направился в сторону придорожного магазинчика.

– Не могу отказать ни одной женщине, в смысле – бабе, – после опорожнения первой бутылки признался он, глядя на проходящую мимо даму в шляпе. – Мне один бомж, бывший военный, сказал, что ищут чью-то руку... С Нового года еще...

Фуат кивнул.

– Ты знаешь? – удивился Сенобабин, и глаза его хмельно блеснули. – И два мертвеца из самолета исчезли в неизвестном направлении... А чего ты на лодочной делаешь? – вдруг спросил он. – Там же не сезон.

– Работаю, – вздохнул Фуат. – На хозяина...

– Там хозяин злой сквалыга, – тихо выругался Сенобабин. – Как ты на такого фашиста работаешь?...

Фуат промолчал.

Через несколько дней.

Почувствовав взгляд, он резко обернулся и увидел ее. Со стороны цветочного магазина «Кактусы» на него смотрела – она...

А предшествовало этой встрече вот что...

– Сходи в цветочный или в кафе «Эстроген», – сказала Сандрин кассирша в прачечной. – Там есть работа, я вчера узнавала... В «Эстрогене» два вакантных места официантки, а в цветочном – требуется флорист... Меня-то флористом не возьмут, я цвета плохо различаю.

– Зачем? – Сандрин складывала чистое белье в пакеты. – Мне тут нравится... Тихо-спокойно.

Кассирша пожала плечами:

– Нравится?... Стиральным порошком дышать нравится?... Тебе тут не место... Даже мне тут не место, Сашка! – Кассирша шумно выпустила из ноздрей набранный ртом воздух и покосилась на сонного хозяина, сидевшего в стеклянном закутке. Тот одним глазом наблюдал за ними, а другим косил в раскрытое настежь окно.

– А где это? – улыбнулась Сандрин.

– Цветочный на улице Пик, – кассирша зевнула. – Я и то за это место не держусь, а ты-то что?...

И утром в субботу Сандрин снова оказалась на центральной площади, недалеко от улицы Пик. Из водосточной трубы с шумом текла вода, дождь лил всю ночь и закончился всего несколько минут назад.

По тротуару шел бесшерстный сфинкс с усмешкой Моны Лизы в раскосых изумрудных глазах... За ним быстро семенила старушка, в руках у нее был зонт с черепаховой ручкой.

– Тихий денек, – сказала старушка, хозяйка сфинкса, и подняла голову на Сандрин.

– Да, тихий, – улыбнулась Сандрин. – Здравствуйте, Анна Рудольфовна! Вы меня помните?...

Старушка пригляделась и строго спросила, поправив съехавшую шляпу:

– А чего ты тут ходишь?...

– Мимо, – пожала плечами Сандрин. – Я в цветочный на работу хочу поступить. Думаете, возьмут?...

– А где ты сейчас работаешь?... – Анна Рудольфовна спрашивала и спрашивала. Сфинкс уже сидел на руках у хозяйки, внимательно слушал и дрыгал мокрой лапкой.

– В прачечной «Свеаборг», – Сандрин покосилась на закрытую контору Рейтеля. «Вредная старушонка, бывшая соседка по дому...» – думала она, глядя на пожилую пигалицу в шляпке и с котом. Та настороженно глядела на нее, словно вспоминала что-то...

– Сашка? – наконец спросила она. – А куда ты пропала?... И худая же ты... Заболела, что ли?...

– Меня выселили за неуплату...

– Звери, – подумав, сказала старушенция. – Так это точно ты, Сашка?...

– Да, я, Анна Рудольфовна, – кивнула Сандрин. – Вы меня что, не узнали?... Я на третьем этаже жила с мужем Ильей.

Старая дама сердито посмотрела на нее и кивнула, а бесшерстный сфинкс внезапно начал царапаться, кусаться и вырываться из рук хозяйки.

– Пошли, – открывая дверь цветочного магазина, хрипло бросила Остальская. – Видишь бульдога в начале улицы?... Давай, я за тобой!.. Держи мой зонт!

Сандрин увидела метровыми прыжками бегущего к ним бульдога, быстро вошла в холл и захлопнула дверь прямо у него перед носом.

– Цветочный бизнес, магазин «Кактусы» был здесь еще до войны, и я оставила название...

– Анна Рудольфовна, почему вы никогда не говорили, что продаете цветы? – Сандрин вдруг с изумлением поняла, что перед ней – хозяйка магазина.

– Ты просто не интересовалась цветами! – Пани Остальская с улыбкой глядела на стеклянную дверь. За ней бесновался большой рыжий бульдог и строил морды коту, а тот в отместку шипел, поворачивая к бульдогу лысый зад.

Было еще очень рано, на улице снова начинался дождь... Сандрин взглянула на высокие корзины с голландскими астрами, потом перевела взгляд на меланхоличного грузчика, который курил у двери... Пани Остальская и грузчик переглянулись как давно знакомые люди, и грузчик, деликатно покашливая, ушел в подсобку.

– То есть ты хочешь сказать, что Илью задавили случайно?... – переспросила пани Остальская, когда Сандрин рассказала ей про ту самую аварию. – Я в это не верю, Сашка... Кстати, ты умеешь составлять букеты?

Сандрин, не раздумывая, кивнула.

– Значит, ты живешь в казарме – для выселенных, да?... – уточнила пани Остальская. – На краю города?...

– Да... Там нормально, почти все – русские.

– Могу себе представить! – хмыкнула старая пани. – Все выселенные, и все вдобавок – русские, – поцокала языком она. – Значит, твой Илья попал под минивэн?... Под такой хороший семейный автомобиль?

Сандрин кивнула.

– И автомобиль принадлежит этим Рейтелям? – Пани Остальская внимательно смотрела на нее. – Так?...

– Да, – заторопилась Сандрин. – У меня был протокол, но исчез...

Пани Остальская взглянула сквозь стекло на закрытую в этот час контору Валду Рейтеля.

– Я тебя беру, переодевайся, ну что ты стоишь?... Я же сказала, что я тебя беру! – Пани Остальская кивнула на висящее в углу платье из бордового бархата, с нашитыми по подолу цветами. – Это униформа. Ты можешь распустить волосы? – критически посмотрела она на пышный пучок Сандрин. – Ты теперь – лицо заведения, а я, к сожаленью, – уже нет! – Пани Остальская вздохнула и весело улыбнулась, показав вставные зубы. – Знаешь что, зови меня на «ты», – предложила она.

– Хорошо, – кивнула Сандрин и вытащила три длинные перламутровые шпильки. Волосы медленно упали...

– Тебе надо покраситься – в рыжую! – рассматривая русые распущенные волосы Сандрин, покачала головой старая пани. – Ты... какая-то скучная и неинтересная!.. Сегодня же, после работы, дуй в парикмахерскую на углу! Ну, переодевайся, чего стоишь?...

Так начался первый рабочий день Сандрин в магазине «Кактусы».

Вечером, когда они закрыли магазин изнутри и сели пить чай в задней комнате за соломенным столом, пани Остальская, погладив сфинкса, вдруг произнесла, глядя в окно на уже закрытую контору Рейтеля:

– Он упивается счастьем, давай, Сашка, устроим ему – упивание горем, а?...