— Если сосчитать, сколько произведений искусства уже уничтожено за последние десять лет, никаких нервов не хватит. Плохо дело. Да только сейчас прежде всего — люди. Не умрем, выживем, дтей воспитаем, — будут новые картины и новое искусство. Пойдем, Серго… — Сандро сочувственно положил свою ручищу на плечо Сергея. — Да, у Юры рука твердая, как сталь, но душа добрая, как слово священника. Там дел-то на час… Разговора больше.
— Хорошо, Сандро Микаэлович, — сказал Сергей. — Вы подождите, я сейчас подойду…
…Новая ночь опустилась на горы черно-звездным покровом, подсвеченным молодой луной. Дул с гор студеный ветер, цокали трелью. На опустевшей базарной площади горели костры, у которых грелись ночные патрульные. Брякали цепью сторожевые собаки, отгоняя лаем непрошенных гостей. Пахло свежестью.
Проходя мимо опустевших, закрытых рядов, ларьков и палаток, Сергей и Юрий Николаевич уже два раза успели объясниться с полицейскими. Нет, комендантского часа не было, документы были в порядке, но дубоватые стражи порядка никак не могли понять, куда можно идти в полдвенадцатого ночи. К друзьям? Какие у грузин могут быть друзья в осетинском армейском лагере? Все объяснения как горох о стену. Под конец Сергей, не выдержав, брякнул:
— Да, что ты, командир, докопался?! Ну, в бордель идем! Кровь разогнать! Доволен?!
— А что вы голову морочите тогда? В осетинский лагерь, к знакомым!!!..
— А ты что сам не понимаешь?… Что, нам на всю площадь орать об этом?! Мы вообще-то люди семейные!
— Так бы и сказали! Ладно, проходите… Да уж, грешат все, только одни в открытую, другие тайно!
Когда полицейские, посмеиваясь, прошли дальше, Сенцов, выпучив глаза, зашипел на Сергея:
— Ты что, охренел?! В какой бордель, твою душу?! Ты бы хоть мои седины пожалел! Такое чувство, что меня головой в толчок окунули! Ведь завтра на весь базар растрезвонят!
— Да не парься, Николаич! — успокоил его Сергей. — Ну что я виноват, что они такие тупые? Сейчас отведут в комендатуру и до утра париться? А сходить к проституткам для них — дело обыденное…
— Ох, Серега, зря я с тобой пошел! — вздохнул Сенцов. — Далеко еще?
— Да нет, рядом уже…
Минут через десять они подошли туда, где начинались стройные ряды армейских палаток. От кухонь и костров в небо поднимались белесые столбики дымов. На флагштоках вяло покачивались флаги: желто-красно-белый осетинский с барсом на фоне гор и российский бело-сине-красный.
— Ну вот и пришли. Похоже, здесь, — перевел дух Сергей.
— Стой, кто идет! — раздался громкий окрик. На русском языке, но с осетинским акцентом. Из темноты к ним вышел часовой с «Калашниковым» наперевес.
— Это Сергей. Мы к майору Столярову.
— Какой еще Сергей? Мне ничего не сказали.
— Что там такое? — Из ближайшей палатки вышел сам Столяров.
— Товарищ майор, эти двое заявляют, что пришли к вам, — доложил часовой-осетин.
— Да, вижу. Возвращайтесь на пост, я сам разберусь.
— Есть…
Часовой растворился в темноте. Майор подошел к ним, протянул руку для рукопожатия.
— Серега, а я уж думал, не дождусь тебя сегодня. Да ты не один!
— Знакомьтесь, — Сергей отступил назад. — Юрий Николаевич, ветеран Афганистана… Дмитрий Столяров, майор Российской армии.
— Очень приятно. — Двое военных пожали друг другу руки.
— Я вообще не ожидал встретить здесь соотечественников, тем более из-за границы, — улыбнулся Столяров. — Это для меня как откровение.
— Да и я не ожидал увидеть здесь российский флаг, — сказал Юрий Николаевич. — Больше десяти лет уже со своими не разговаривал! Ну, кроме Сереги, конечно.
— Ну что ж, пройдемте! Откушаем, чем бог послал…
— Веди, хозяин…
В палатке стоял стол, на котором горела тусклая керосиновая лампа. Видно было, что Столяров хорошо подготовился к визиту гостей. А, может, просто у него был поздний ужин. Торжественный. На облезлом деревянном столе стояла алюминиевая тарелка с вареной картошкой, нарезанный ломоть ржаного хлеба, трехлитровая банка соленых огурцов, копченая колбаса и запотевшая бутылка водки. «Абсолют». Это вам не хухры-мухры! Еще в палатке стояла стандартная армейская тумбочка, и походная армейская кровать.
— Вот так и живем! — улыбнулся Столяров. — По нынешним временам не так уж плохо!
— Богато живешь, майор! — удивился Сенцов. — «Абсолют?!» Ё-моё!!! Оригинальный? Или самопал?
— Оригинальный! Самый что ни на есть оригинальный! В свое время выменял!
— Так ведь и мы не с пустыми руками! Серега, снаряды!
Сергей извлек из широких карманов две пол-литровые бутылки семидесятиградусной настойки. А Сенцов достал из сумки немаленький кусок свиного сала.
— Ох, шикарный у нас ужин! — Столяров потянулся к тумбочке, достал оттуда три граненых стакана. — Присаживайтесь, чувствуйте себя как дома.
— Наливай, хозяин. Из начальства-то никто не нагрянет? Чтобы тебя в неловкое положение не поставить?
— Все нормально. Ну что, сначала водочки?!
Прозрачная огненная жидкость полилась в стаканы. Сергей нарезал сало, разложил на куски хлеба. «Снаряды» с «семидесятиградусной» пока положили в холодок, про запас.
— Что ж, не буду оригинальничать, — Дмитрий поднял стакан. — За встречу, мужики!
Мягкий огонь полился в горло. Сергей старался особенно не кривиться, чтобы хозяин не обиделся. Водку он ненавидел. Выпив, Сергей тут же отправил в рот огромный кусок хлеба с салом. А Сенцов залпом хряпнул свой стакан и будто не заметил его.
— Закусывай, Юрий Николаевич, — предложил Столяров.
— Благодарствую, — расплылся в улыбке Сенцов. — Да только я после первой не закусываю!
Компания дружно загоготала. Дмитрий, поняв намек, без слов наполнил тару новой порцией.
— Ну за что второй пьем?
— Давай за то, мы живы, и что вместе с нами жив еще русский язык, — предложил Сергей.
— Во, загнул! — улыбнулся Сенцов.
— А что? Хорошо сказал! — одобрил майор.
Выпили по второй. Закусили. Потом Столяров просил:
— Мужики, меня любопытство распирает! Про себя Сергей мне рассказал. Такая романтичная история в стиле: «Занимайтесь любовью, а не войной». Серега, ты случайно до войны в хиппарях не ходил? Нет? Как в книжке. А ты-то, Николаич, как в Грузию попал?
— А у меня история немного похожая. Я-то сам челябинский. И вот моя дочка в грузина втюрилась. В студента. Коте его звали. Костя по-нашему. Я-то поначалу против был, чуть ли не костьми был готов лечь. Но понял, что у них вроде как все серьезно, да и парень был толковый. Я и ушел с дороги, не стал мешать. — Рассказывая это, Юрий Николаевич заметно помрачнел, отводил взгляд.
— Поженились они, уехали в Грузию. В Батуми жили. Внучата родились. К себе меня пригласили. Приехал я к ним, посмотрел, как живут, — вроде все чин чинарем, зять зарабатывает, на жизнь хватает, Надюша довольна. Дети у них подрастали. Близнецы… Сашка и Ниночка. Тут первая война в 2008 году. Я с ними остался. Потом, когда все стало успокаиваться, хотел было домой, да где там… Граница закрыта. Посольство эвакуировали, даже не посмотрели, что еще куча русских в Грузии осталась. Выбирайтесь, как хотите. Хорошо еще, что грузины простых людей наших не трогали, даже помогали. Ну вот, продал я квартиру в Челябинске, да и остался в Грузии. Под боком у молодых доживать, внучат нянчить. Вот… А за два дня до ядерной они меня попросили в Хашури съездить. Коте «тачку» купил по Интернету, а сам не мог забрать, работал. Ну, я и вызвался перегнать. На вокзале они меня провожали, Надюша такая веселая была… А через два дня… Извините, сынки, дальше не буду рассказывать, ладно? Сердце что-то расшалилось…
Старик прикрыл глаза ладонью, будто закрываясь от света. Столяров сконфужено сказал:
— Извини, пожалуйста, Николаич. Я виноват, не стоило… Я-то бездетный, а с женой развелся за год до Войны… Если плохо, давай фельдшера позову?
— Да нет, нормально… Наливай лучше… У тебя курить можно? — Юрий Николаевич достал из кармана коробку с самокрутками.