— Я так не думаю…

— Вам долгий путь предстоит. Там голод, наверное…Радиация… Смерть гуляет. Мои огурцы лучшие на много километров вокруг! Вам разве витамины не нужны?! Бойцы твои без витаминов останутся, и виноват в этом ты будешь! Вот никуда не уйду! Дави меня здесь! — С этими словами старик демонстративно уселся на землю по-турецки.

— Сэр, да возьмите вы у него эти огурцы! — взмолился Джерри.

— И еще вот что я тебе скажу! — пыхтел старый земледелец. — Я тут слышал, как один из твоих солдат сказал, что эта земля для него чужая, и он здесь чужой! Нет! Нет!!! Тот, кто пот свой на эту землю проливал, уже ей не чужой! Тот, кто землю возделывает, лечит ее от радиации, защищает ее, разве он чужой на этой земле?! Нет! Чужой, — тот, кто землю не любит. И она его не полюбит! Ты на ней не чужой, я не чужой, бойцы твои не чужие! Хочешь, ты мне сыном будешь?! И любой из твоих бойцов, — он мне, как сын! У своего сына кусок отниму, сам не доем, но тебя накормлю! Так, что не возражай, бери огурцы!

Крайтону надоели эти препирательства. Он махнул рукой:

— Ладно! Только не все! Пару мешков возьмем! Чтобы вас не обижать!

— Вот и хорошо! — обрадовался фермер. — Нет! Три мешка бери не меньше! Или дави меня..!

— Господи, ну за что мне все это..?!

Даже во сне Ричардса мучила боль. Эта противная, ноющая боль заполняла все его существо, а сон лишь немного смягчал эти ощущения. Сон ли, забытье ли… Странный сон, страшный. Или просто горячечный бред… Смыл этого сна Ричардс поймет много позже…

Ричардсу снилось, что он пришел со службы домой. Детали домашней обстановки были размыты, нечетки. Он был в своем повседневном полковничьем мундире, на груди — орденские планки, в руке портфель. Его встретила женщина, его жена. Это не была его первая жена, оставшаяся в Америке, но это не была и Мария из Хашури. Какая-то другая женщина… Ричардс почему-то спросил ее про сына, она ответила, что сын, мол, гуляет во дворе с приятелями.

Ричардс подошел к окну, выходившему во двор. Там на детской площадке бегали ребятишки, и среди них, — его сын. Это был не Михаэль, какой-то другой мальчуган. Такое впечатление, что Ричардсу снилось его возможная жизнь в каком-то параллельном мире, как могла бы сложиться его жизнь, не будь в ней алчной стервы из Нью-Джерси, не будь в ней Марии, не случись конец света.

Мальчик помахал Ричардсу ручкой. И вдруг Ричардс услышал какие-то голоса. Голоса все громче и громче шипели, что этот мальчик, — будущий враг государства и всего человечества, что он и его маленькие приятели должны быть уничтожены сейчас, ибо они опасны. Их надо уничтожить! Их надо уничтожить сейчас! Голоса становились все настойчивее, в них ясно слышалась интонация одного американского президента, что правил страной в конце восьмидесятых годов.

Главный голос закричал: «Это слуги империи зла! Мы должны противовстоять им, мы должны уничтожить их во благо всего человечества!» Голос был так настойчив, так властен, что Ричардс подчинился. Безо всяких эмоций, будто он получил приказ от непосредственного начальника, Ричардс уверенным шагом подошел к оружейному шкафу в углу комнаты, в котором хранилась М-16-А1. Ричардс достал винтовку, вставил магазин, передернул затвор, и направился к окну.

Женщина, его жена, увидев, что собирается сделать его муж, закричала от ужаса, бросилась к нему. Она била его кулаками, пыталась отобрать оружие, что-то кричала. Ричардс оттолкнул ее, подошел к окну, прицелился. А мальчик ничего не понимал, он только радостно замахал ручками папе.

Ричардс не видел, достигла ли его пуля цели. Страшно закричала жена, послышались детские крики. И еще Ричардс стрелял как бы вслепую, сосредоточившись почему-то на затворе, откуда вылетали раскаленные гильзы. А голос сказал: «Вы спасли мир, полковник!» И вдруг, — яркая вспышка, боль… Боль… Боль…

…Пелена перед глазами… Перед глазами серый щербатый потолок, освещенный огоньком свечки. Где-то капала вода. Шлеп… Шлеп…

Ричардс попытался встать. Снова резкая боль в груди… Встать не получилось, руки были привязаны ремнями к кровати, на которой он лежал. Ноги тоже были привязаны. Зафиксировали, как буйного в психушке.

Ричардс прислушался к своим ощущениям. Раны на груди болели. В голове гудел колокол, кровь колотилась в висках. Жар… Он помнил, как в кабинет ворвался незнакомец, как он стрелял… Дышать больно, похоже, повреждено легкое… Ричардс приподнялся, насколько мог. На грудь наложили повязку, и, похоже, ему сделали операцию. Значит, убивать не собирались… Значит, он им для чего-то нужен… Кому?!

Вдруг Ричардс услышал скрежет ржавого железа. Тяжелая дверь напротив кровати отворилась. В прямоугольнике свете появились двое.

— Ну, как там наш пациент? — Ричардс узнал голос старшего уорэнт-офицера второго класса Коэна.

— Надеюсь, что сдох, — ответил второй. Его узнать Ричардс не смог.

Коэн подошел к полковнику, посмотрел на него сверху вниз. Равнодушно. Выставив перед собой на всякий случай свой МР-5, Коэн принялся расстегивать ремни на руках Ричардса.

— Полковник, приказано выводить вас в туалет каждые четыре часа. Так, что сейчас мы проводим вас, но глядите, — без шуток!

— Что здесь происходит? — простонал Ричардс. — Вы отдаете себе отчет в том, что вы делате?! И чем вам это грозит?!

— Вы, сэр, может быть не в курсе, — издевательски сказал Коэн, — но с позавчерашнего дня ваше слово мало что значит. Более того, могу сказать, что с позавчерашнего дня вы для всех — покойник. Для нас — нет. Пока. Вставайте, сэр.

Ричардс закряхтел, медленно вставая с постели. Щадя свои раны, он застыл на краю кровати. В голове помутнело, тошнота подступила к горлу.

— Шевелись живее, козел старый! — прорычал второй. Этот был из Ирака. Более того, Ричард был готов поклясться, что совсем недавно этот субъект сидел в тюрьме.

— Действительно, сэр, у нас мало времени, — забеспокоился Коэн. — Давайте быстрее.

Ричардс посмотрел на него с болью в глазах, с отчаянием. Коэн равнодушно пожевывал жвачку. Его нисколько не волновали страдания старого офицера.

— Коэн, как вы-то посмели нарушить присягу? — простонал Ричардс.

— У меня свои причины, полковник, — нагловато посмеивался Коэн. — И потом, присягу я не нарушал. Просто у меня сменился начальник!

— Он еще что-то вякать смеет? — проревел его напарник. — Получай, старый ублюдок!

Ричардс почувствовал мощный удар прикладом по селезенке. Мир взорвался для больного старика, тот только охнул и стал оседать на пол. Злобный боец ударил упавшего полковника по ребрам:

— Вставай, сука! — ревел темнокожий. — Вставай, а то убью! — Без сомнения, он бы забил Ричардса насмерть, но тут вмешался Коэн, который оттолкнул буяна:

— Эй, полегче с ним! А то замочишь его раньше времени! Что, приказа майора не слышал?!

— Пусть сдохнет! — проревел темнокожий. Но Ричардса оставил в покое.

— Помогите мне встать, — попросил Ричардс дрожащим голосом.

— Да, сэр, конечно, — Коэн любезно помог Ричардсу подняться. У полковника сперва промелькнула мысль о сопротивлении. Но такая слабость, …черт…, какое там сопротивление! Они просто запинают его ногами, как раненную крысу!

Под руку Ричардса подвели к ржавому писсуару. Вел Коэн, а темнокожий громила сзади держал Ричардса на прицеле своей М4. Когда Ричардс коснулся онемевшими руками шершавой стены, его вывернуло наизнанку.

– @@@ная вонючка! — брезгливо сплюнул темнокожий. — Эй, старый пес, а в задницу тебе когда-нибудь ствол вставляли? Хочешь, я буду первым?!

Его оскорбления нисколько не тревожили Ричардса. Более всего, его занимала мысль о том, чьим пленником он стал. «Майор»? Какой майор?! Уж не Хунн ли?!

— Скажите, могу я поговорить с вашим нынешним, — Ричардс подчеркнул слово «нынешний», — начальником?!

— Я доложу ему, сэр, — пообещал Коэн. — Непременно доложу, можете не сомневаться!