Убедившись в том, что если с 60-градусной стреловидностью Струминскому еще кое-как удастся справиться, но более 60 градусов двигаться некуда, Сухой отправился на поиски двигателя.

В ОКБ Архипа Люльки Павла Осиповича встретили как старого доброго знакомого. Проект ТРД АЛ-5 с тягой 10000 кгс Сухому очень понравился, а его вес 1300 кг был намного меньше аналогичных зарубежных двигателей.

Побывали мы и у Микулина, где он со своим неразлучным Стечкиным познакомил нас с проектом АМ-11, разрабатываемым для истребителей, с данными которого я был давно знаком. При тяге 5000 кгс его вес с форсажной камерой составлял всего 650 кг — ровно вполовину меньше, чем вес ТРД Люльки. Получалось так, что можно было, на выбор, ставить на самолет один двигатель Люльки или два Микулина. Сухой предпочел ТРД Люльки, и проектирование сверхзвукового истребителя началось.

Было очевидно, что новые двигатели с осевым компрессором и форсажной камерой способны сообщить истребителям, спроектированным по законам газодинамики, значительную сверхзвуковую скорость. Оставалось только избрать правильное направление проектирования, то есть конкретную конструкцию.

Я пассивно наблюдал, как молодые сотрудники бригады эскизного проектирования В. П. Сизов, Л. А. Рюмин, Н. С. Пономарев и А. М. Поляков усердно повторяли основные черты истребителя Су-17, который был загублен в 1948 году в связи с закрытием ОКБ. Отличаясь от своего прототипа стреловидностью крыла, увеличенной всего на 10 градусов, да более мощным ТРД Люльки, новый самолет, названный нами условно С-1, обретал свои формы. По мере того, как чертежи из бригады эскизного проектирования перемещались в основные бригады ОКБ, во мне росло чувство недовольства и исподволь складывалось иное конструктивное решение.

Истребитель С-1 (Су-7)

Подписывая чертежи все с большим отвращением, я, наконец, не выдержал и отправился к Сухому с повинной головой.

— Павел Осипович, — начал я со смущением, — должен вам откровенно признаться, что разработанный нами эскизный проект, уже почти полностью переданный в бригады КБ, мне не нравится.

— И мне тоже, — неожиданно сказал Сухой.

— Мне не нравится, — продолжал я уже с воодушевлением, — то, что он является лишь копией конструкции Су-17, тогда как можно, мне кажется, сделать его гораздо лучше.

— Так делайте, что же вам мешает?

— Мешает убежденность ваших сотрудников, что лучше Су-17 ничего на свете нет. И я, каюсь, поддался этому настроению. Но если вы разрешите внести существенные коррективы в первоначальный проект, то свои соображения я вам представлю через три дня.

— Пожалуйста.

Когда я, предварительно созвонившись, появился с новыми схемами в просторном кабинете Сухого, там оказались собранными все основные руководители опытного конструкторского бюро. Пришлось сделать импровизированный доклад. Вот его тезисы: изменить силовую схему крыла, перенести стойки основного шасси с фюзеляжа на крылья, ликвидировать вырезы в фюзеляже и узлы крепления стоек шасси, на их месте разместить топливные баки упрощенной формы и большей емкости, горизонтальное оперение, поделенное на стабилизатор и рули высоты, заменить на цельное, отклоняемое необратимым бустером.

Этот доклад поначалу особых возражений не встретил, но через несколько дней развернулась настоящая битва идей. Первым ринулся в бой отдел прочности под руководительством заместителя главного конструктора Н. С. Дубинина. Он представил Сухому сравнительную весовую сводку, из которой видно было, что никаких преимуществ у крыла предлагаемой новой конструкции нет. Но прочнистка Ольга Колчина мне конфиденциально сообщила, что по расчетам весовой бригады система силовой структуры крыла — так называемой «кочерги» — проигрывала в весе схеме с внутренним подкосом, которую я предлагал, 300–350 кг.

Я, понадеявшись на первоначальную реакцию Сухого, стал горячо отстаивать новую схему, но поддержки не получил. Единственным результатом этого спора оказалось решение главного конструктора запустить в детальное проектирование обе схемы, чтобы затем уже по сумме реальных весов конкретных деталей крыла определить вес крыла в обоих вариантах и избрать наилегчайший.

Пока шел спор о крыле, в атаку перешла бригада шасси, доказывая, что в отведенном месте в крыле шасси не укладывается. Особенно горячился начальник бригады В. И. Зименко. Пришлось сделать макетное крыло в масштабе 1:10 и воочию доказать, что шасси прекрасно укладывается между передним лонжероном и силовым внутренним подкосом.

Отдел управления во главе с его начальником Н. П. Поленовым сопротивлялся дольше всех. Раздельное горизонтальное оперение не только продолжали проектировать, его даже построили в металле, и только тогда параллельно стали проектировать цельноотклоняемое горизонтальное оперение.

Из сравнительного расчета весов двух вариантов конструкции Су-7 было установлено, что общая экономия веса в новом варианте составила 665 кг: крыло оказалось легче на 400 кг, фюзеляж — на 150 кг, шасси — на 80 кг и оперение — на 35 кг. Как-то раз даже суховатый Сухой все же бросил на одном из совещаний такую фразу: «По схемам Адлера конструкции получаются легче».

Между тем, картина неблагоприятного обтекания крыла в 60 градусов не выходила у меня из головы. А что если, размечтался я, взять, да и заменить стреловидное крыло на треугольное? Под условным наименованием Т-3 такой проект был проработан в нашей бригаде и представлен главному конструктору.

Сухой с ходу одобрил. Через ЦАГИ и другие ключевые организации проект прошел легко и задание вскоре было получено.

В бригадах ОКБ на этот раз все прошло без особых споров, и фабрика рабочих чертежей заработала на высокой скорости.

Этот самолет в дальнейшем был благополучно построен, испытан летчиком-испытателем В. Н. Махалиным, оправдал заложенные при его проектировании конструктивные и расчетные предпосылки, принят на вооружение ПВО и показал не только высокие для своего времени летные данные, но и, неожиданно, хорошие пилотажно-маневренные свойства. Вслед за Су-7, ему было присвоено наименование Су-9.

…В самый разгар работы над новым проектом, как гром с ясного неба, по адресу нашей бригады и моему лично обрушился ряд последовательных ударов.

Истребитель Т-3 (Су-9)

Первый из них нанес заместитель главного конструктора и по совместительству секретарь партбюро КБ В. А. Алыбин. Выступая на партсобрании с резкой критикой работы бригады эскизного проектирования, он заявил, что по вине Адлера по два раза разрабатывались рабочие чертежи крыла, шасси, оперения и фюзеляжа Су-7, из-за чего затянулась постройка этого самолета. Он предложил вынести мне выговор с занесением в личное дело за недобросовестность в работе.

Выступив сразу же вслед за Алыбиным, я, подтвердив факт двойного проектирования, отметил, что тогда работа в КБ находилась еще в начальной стадии и предложенные существенные изменения эскизного проекта были осуществлены безболезненно. Однако многие начальники отделов и бригад КБ предпочли упорное сопротивление нововведениям, яростно оспаривая их целесообразность. Только после двойного параллельного проектирования, убедившись на собственном опыте в преимуществах новых схем, все, наконец, успокоились. Так, кто же виноват в затягивании постройки Су-7?

Собрание не поддержало своего желчного, несимпатичного секретаря и никакого выговора мне не вынесло.

Дальше — больше. В стенгазете КБ появляется статья начальника отдела оперения и управления Поленова аналогичного содержания с критикой в тот же адрес.

Через несколько дней после этого на техническом совещании в кабинете главного конструктора выступил весьма авторитетный специалист руководитель бригады фюзеляжа С. Н. Строгачев с нападками на работу бригады эскизного проектирования. Его выступление было хорошо аргументировано, речь была убедительной, а факты — вескими. Мои контратаки мне самому показались слабоватыми.