Среди иноземцев, живших в Москве, находим также итальянцев, или фрязинов. Они появлялись на севере при посредстве донского пути, проходившего на юг чаще всего через Москву, конечный пункт длинной морской и речной дороги из Константинополя в Русь.

Торговые люди и ремесленники из итальянцев порой оседали в Москве и оставались в ней на постоянное жительство. Выше говорилось уже о сурожанах Саларевых, прозвище которых позволяет думать об их итальянском происхождении.

Близость, возникшая между русскими и итальянцами, вызвала ревнивые взоры церковных властей, запрещавших русским родниться с «латынами» (католиками), брататься и кумиться под угрозой церковных репрессий. Во второй половине XV в., когда приток итальянцев еще более усилился, мы находим в Москве постоянную итальянскую колонию, с тем отличием от прежнего времени, что среди приезжих фрязинов начинают теперь преобладать венецианцы. Московское великое княжество, как известно, привлекало внимание Венеции, надеявшейся сколотить на Востоке союз государств для борьбы с Турцией. Вот почему венецианские послы в Персию, известные Барбаро и Контарини, возвращались через русские земли и виделись в Москве с Иваном III.

Одно краткое известие заставляет думать, что итальянская колония в Москве имела свою католическую церковь. В 1492 г. в Москве произошло событие, которое произвело столь большое впечатление на русских, что летописец отметил его даже точной датой (17 мая): «Иван Спаситель Фрязин, каплан постриженый Аугустинова закона белых чернцев, закона своего отрекся и чернечество оставил, женился, понял за себя Алексеевскую жену Серинова, и князь великий его пожаловал селом». Ренегатство католического священника рассматривалось в Москве как торжество православия. Отсюда непосредственное участие великого князя и пожалование села новообращенному. Но каким образом католический монах-августинец оказался в Москве и что он там делал? Как видим, он был капланом, т. е. капелланом, или настоятелем церкви. Это обстоятельство должно было вызвать еще большее ликование в московских церковных кругах, рассматривавших католическое духовенство как своего векового врага.

Поддержание тесных связей с Италией и наличие итальянской колонии в Москве было явлением большого значения, оказавшим немаловажное влияние на русскую культуру. Появление Аристотеля Фиоравенти и других итальянских мастеров в Москве вовсе не носило характера внезапного поворота в сторону западноевропейской культуры, как это обычно рисуется в наших исторических работах. Культурные итальянские навыки притекали на Русь задолго до Ивана III, причем они шли в основном через Москву, а не через какой-либо иной город Северной Руси. В этом отношении географическое положение Москвы, главным образом ее связь с Окой и Доном, сыграло для нее положительную роль, сделав великокняжескую столицу рассадником культурных навыков, притекавших на север из Средиземноморья.

Приток в Москву итальянцев еще более усиливается с конца XV в. Это были мастера стенные, палатные, пушечные и серебряные. Из рассказа Контарини, бывшего в Москве в 1486 г., видно, что итальянцы поддерживали между собой тесные связи. Контарини называет двух итальянцев, с которыми он встретился в Москве: которского уроженца Трифона, делавшего для великого князя серебряные сосуды, и Аристотеля Болонского (Фиоравенти).

Потомки итальянцев, осевших в Москве и принявших православие, вступали в число дворян или городских людей. В XVII в. в Москве жили, например, подьячий Андрей Фрязин, Иван Фрязов, немчин Максим Фрязов, Матвей Иванов Фрязов. Среди убитых под Казанью детей боярских находим Ивана Павлова, сына Аристотелева. Не был ли этот боярский сын Аристотелев внуком знаменитого архитектора? Впрочем, летопись знает только одного сына Фиоравенти – Андрея.

Итак, у нас есть основания думать, что итальянцы-фрязины не только появлялись и оседали в Москве на постоянное жительство, но имели здесь и свою колонию. Однако местожительство итальянцев, как и других «латинян» (католиков), не поддается приурочиванию. Более твердая и упорная крестьянская память сохранила под Москвой несколько деревень с названиями Фрязево, Фрязино и т. д., но в городе древние названия менялись быстрее и прихотливее. К тому же, если предполагать, что католики уже в XIV-XVI вв. имели в Москве свою церковь с капелланом, то их поселение должно было находиться за городской чертой, в особой слободе. Позднейшая Немецкая слобода (Кокуй) находилась в XIV-XV вв. слишком далеко от города, но И. М. Снегирев указывает старое Немецкое кладбище в районе церкви Николы на Болвановке, у Таганских ворот. Может быть, здесь и надо искать первоначальную фряжскую колонию.

Можно считать несомненным и существование в Москве более или менее постоянной колонии армян, которые жили на посаде в начале XV в. В 1390 г. «…загореся посад за городом от Аврама, некоего ерменина». Выражение «посад за городом» указывает, скорее всего, на территорию Китай-города, а не на позднейший Белый город, где находится известный Армянский переулок, получивший такое название, впрочем, лишь с XIX в. В XVII в. поблизости от Варварки еще указывали место, «…что ставились на нем арменя и греченя». В этом районе следует искать дворы армян, если они составляли в Москве какую-либо постоянную колонию. В XVIII в. некоторые строения, принадлежавшие армянам и годные для армянской церкви, еще стояли в Китай-городе, между Ильинкой и Варваркой, причем нет никаких оснований думать, что в это время армяне впервые поселились там.

В торговых делах армянские купцы проявляли большую активность. При их посредстве поддерживалась транзитная торговля по Волге, в которую были втянуты Золотая Орда, Закавказье и Персия. Вопреки распространенным мнениям о малом знакомстве русских с иностранными государствами, мы сталкиваемся с фактами, обнаруживающими у русских хорошее знание стран Востока. Среди народов Кавказа русские летописи упоминают и армян. Главным торговым путем для армян, естественно, была Волга. В 1368 г. новгородские ушкуйники перебили в Нижнем Новгороде «бесермен и армен» и «…товар их безчислено весь пограбиша». Торговые дороги вели к Москве как центральному торговому пункту Северо-Восточной Руси.

В московских торговых операциях участие армянских купцов, видимо, было немаловажным, судя по некоторым намекам, смысл которых становится ясным только тогда, когда мы признаем наличие заметного армянского элемента в московском обществе. На рубеже XIV-XV вв. митрополит Киприан отвечал на вопросы ученого игумена Афанасия Высоцкого. В полном соответствии с византийской нетерпимостью по отношению к другим вероисповеданиям Киприан ополчился против армян. По мнению митрополита, армянская ересь была самой гнусной из всех ересей, вследствие чего православный христианин не должен общаться с армянами, не допускать их к себе в праздничные и постные дни, а тем более в церковь, не завязывать с ними дружбы или любви. За строгими внушениями митрополита явно чувствуется подлинная действительность. Рядовые русские люди не видели больших различий между православием и армянским вероисповеданием, охотно общались и пировали с армянами, допускали их в свои церкви и вступали с ними в браки. Иначе зачем было бы в чин избрания и поставления в епископы включать обязательство «…не оставити в всем своем пределе ни единого же от нашея православныя веры ко арменом свадьбы творити, и кумовьства и братьства». Для русских купцов в городах Ближнего Востока и Нижнего Поволжья армяне были самыми близкими по вере, что приводило к кумовству и братству, вызывавшим такое недовольство церковных кругов.