Через четверть часа слегка протрезвевшая девица поплелась в спальню. Вынимая из кармана собранные офицерами деньги, он зашел следом.
— Аркаша, — прошептала она, падая на огромную кровать, — пожалуйста, не говори Борьке о том, что сегодня произошло.
Избегая смотреть на откровенную наготу, он положил деньги на прикроватную тумбочку.
— Здесь приличная сумма. Собирали все… Должно хватить и на врачей, и на лекарства…
— Спасибо. Подожди, не уходи. Пообещай, что не скажешь! Пожалуйста!.. Я тебя очень прошу… Умоляю!..
Мария улеглась перед ним на край кровати, раздвинула ноги.
Позвала:
— Пожалуйста, делай со мной что хочешь! Только не говори…
Он не шелохнулся.
Тогда она проворно вскочила, расстегнула ремень и молнию его брюк.
— Пожалуйста, Аркаша! Ну, хочешь, я сделаю тебе очень приятно? Только не говори!..
— Успокойся, я не ничего не скажу, — мягко отстранился он и, поправляя одежду, пошел к выходу. На пороге спальни, обернулся: — Но если не возьмешься за ум, Борис рано или поздно сам узнает о твоих похождениях…
Память надолго запечатлела лежащую на огромной кровати красивую и полупьяную женщину: стройные длинные ножки, откровенно демонстрирующие выбритый лобок; пышная грудь; разбросанные по подушкам мокрые волосы… И удивленное лицо.
Но, видно, тот конфуз перед Борькиным командиром не возымел действия. Не остановил. Не заставил остепениться.
— …После устроенного мной мордобоя, домашние попойки прекратились, — печально продолжал Куценко. — И начался другой кошмар — хоть святых выноси! С полгода от нее жизни не было — сплошные придирки, ссоры, скандалы… И вдруг разом все кончилось: подобрела, успокоилась. Но стала вечерами пропадать, а возвращалась среди ночи навеселе и какая-то… помятая, что ли, измученная. Спрашивал: где была? Отвечала: у подруги сидела. Или у родственников (а их у нее целая прорва!) гостевала. Думал, черт с ней — нагуляется, перебесится, успокоится. Дочь ведь надо растить! На жилье нормальное зарабатывать! И все-таки однажды не выдержал — проследил, где она время проводит…
Аркадий чувствовал: сейчас придется услышать главное, и самое неприятное. Он даже жестом предложил другу воздержаться от подробностей. А Бориса уже понесло в желании облегчить душу.
— Нет, ты уж дослушай. Кому мне еще об этом рассказывать? Кто поймет, как не ты?.. — нервно подпалил он следующую сигарету.
Машка шла развязной походочкой по вечернему городу, неизменно привлекая внимание каждого встречного мужика. Еще бы не привлекать! Распущенные длинные волосы; короткая светлая кофточка, полы которой едва сходились на выпиравших сиськах, а полупрозрачный материал не скрывал отсутствие лифчика; джинсовая юбочка с вызывающим разрезом сзади и туфли на высоченных каблуках. Пупок наружи, стройные загорелые ноги, на лице — похоть…
Девица надменно не замечала возгоравшихся взглядов. Но вся театральность вмиг улетучилась, когда она прошмыгнула в дешевую забегаловку и, купив бутылку какого-то пойла с плавленым сырком на закуску, скромно устроилась за дальним столиком. Потрепанные соседи косились и перешептывались — баба-то видная, фигуристая, в хорошем прикиде. И вдруг скучает, в одиночку потребляя портвейн!
Держалась она как будто пристойно: ни с кем не заигрывала, на шуточки не отвечала, по сторонам не глазела. Да вот напасть — все завсегдатаи тошниловки разом позабыли дома спички! Куда деваться горемыкам? Ясно дело — наведываться к столику одинокой красотки — прикуривать сигаретки. Подойдет очередной, вспомнит пару вежливых слов из забытого лексикона, шаркнет ножкой по заблеванному полу. Та снисходительно поднимет зажигалку, чиркнет колесиком… Мужичок ныряет башкой вперед — чуть не ложиться лбом на сиськи и заглядывает в чудовищное декольте, сквозь которое видать юбку. А Машка для усиления эффекта еще и ногу на ногу закинет — бельишко, стало быть, модное продемонстрирует. Счастливый куряка и вовсе исходит слюной. А, возвращаясь к своим, закатывает глазки и шепчет о впечатлениях!..
Она же знай, подливает из бутылки в стакан, да потягивает темно-красное винцо. Другой приличный человек, глядя на нее, непременно подумал бы: несчастье у добропорядочной женщины. Или душит депрессняк. Вот сейчас расслабиться, успокоит алкоголем нервы и, не допив второй стаканчик, навсегда исчезнет из убогого заведения…
Серебров искренне подивился безобидному повороту:
— И что ж с того? Ну, ходила в забегаловки, пила дешевое вино! Почему же все пошло наперекосяк?!
— Ты дослушай, — проворчал Куценко и, жадно затянувшись, выбросил окурок. — Потом такое началось! Меня до сих пор в дрожь бросает…
Из тошниловки она вышла одна. Развязной и дразнящей походка не получалась — мешала выпитая до последней капли бормотуха. Кое-как преодолев сотню метров по темной пустынной улочке, плюхнулась на лавку внутри автобусной остановки. Нашла в сумочке сигареты, зажигалку. Закурив, закашлялась и отбросила окурок. А через секунду сложилась пополам и освобождала желудок от выпитой дряни…
За этим «упоительным» занятием и застали трое молодых парней, пинавших пустую пивную банку по всей ширине проезжей части.
— Какая встреча! — моментально позабыл о банке невысокий блондин. — Скучаешь, подруга?
— Вы чё, не поняли? Она нас ждет! — брякнулся рядом кряжистый казах.
Третий — долговязый мальчишка с темной порослью над верхней губой осторожно переступил лужу и поднял за волосы голову женщины:
— Эй, ты живая?
— Мне бы умыться… — промямлила она и выпрямилась.
Долговязый оценил пышную грудь, коснулся гладкой кожи. Ухмыльнулся:
— Поведешь себя правильно — умоем. А заодно и подмоем. Да, пацаны?
Те заржали и последовали его примеру.
Девица ни словом, ни жестом не возразила. Прикрыв глаза и прислонившись спиной к ржавому металлу, словно говорила: «Что, мальчики, нравятся мои формы? Так в чем же дело — смелее! Вперед!»
И мальчики не стеснялись. Казах проворно расстегивал пуговки на белой кофте, блондин взвешивал на ладонях «формы» и восторженно матерился. Долговязый присел на корточки, положил ладонь на женское бедро…
— Тебя как зовут-то, подруга? — поглаживая ляжку, залазил он все дальше под юбку.
— Мария…
— А меня — Саня. Слышь, Данила, сгоняй в ларек за минералкой. И винца возьми — она хочет с нами потрахаться. Ты ведь хочешь, Маш?
Она криво улыбнулась, кивнула и, подчиняясь настойчивым ладоням, раздвинула бедра…
Время было позднее. Однако мимо иногда проносились машины, освещая находившихся внутри остановки людей. Парни понемногу раздевали девицу: расстегнули кофту, задрали подол юбки. Долговязый Саня пытался снять тонкие трусики, но внезапно вскочил и заслонил собой полураздетую барышню. По дороге медленно катил милицейский «уазик»…
— Уроды, мля! — сплюнул вслед казах, расстегнул штаны и демонстративно окропил мочой дорогу.
Высокий приятель тоже смачно выругался и дернул пьяную красотку за руку:
— Вставай, ща в скверик пойдем.
Та послушно поднялась.
Данила — светловолосый подросток принес минералку с недорогим вином. Наклонив пластиковую бутыль, плеснул ей на ладони. Пока молодая женщина ополаскивала лицо, долговязый стягивал по стройным ножкам стринги…
Хохотнув, показал трусики друзьям, повесил их под потолком остановки и звонко шлепнул Машку по голому заду, залез рукой меж ягодиц:
— Ну, чё, подмыть тебе здесь?
— Потом подмоешь, — засмеялась она и потянула парней на тротуар, — после скверика…
— А что же ты? Разобрался с ними? — прервал Серебров затянувшуюся паузу.
Борис кисло усмехнулся:
— Издеваешься, что ли, Аркаша?..
— Почему ж?.. — смутился тот.
— Да на кой черт мне сдалась такая жена?! Как говориться: сучка не захочет — кобель не вскочит. А эта стерва хотела всегда!.. До сих пор не могу забыть ту ночь…
