По спящему приморскому городку колесили дольше часа — искали заученный наизусть Борькин адрес. Отыскав же, припарковали машину возле дома и решили вздремнуть прямо в салоне. Согласно строжайшим инструкциям подполковника ФСБ на глаза семейству Куценко попадаться не следовало, поэтому предстояло дожидаться утра и отловить сослуживца на улице…

Борьку они узнали сразу. Да и немудрено — такого спутать с кем-то трудно: рослый, плечистый, загорелый. Он мало изменился. Разве что раньше имел привычку стричься почти наголо, а теперь отрастил густую шевелюру. Спустившись с крыльца старого краснокирпичного одноэтажного домика, Куцый поглазел на чистое небо, сплюнул на тротуар и куда-то деловито зашагал…

Супрун просиял и открыл дверцу.

Серебров удержал:

— Давай, потихоньку за ним. Отъедем на пару кварталов, там и кликнем. А то, не дай бог, Мария в окно узреет…

«Десятка» медленно ехала в крайнем правом ряду. Посмеиваясь в предвкушении бурной встречи, приятели с интересом наблюдали за сослуживцем. Тот вышагивал своей размашистой походкой у самого края тротуара, размахивал похожими на грабли ручищами, изредка покачивался и пару раз запнулся о неровности бордюрного камня.

Скоро Илюха не выдержал: прибавил газу, нагнал товарища и дважды просигналил. Борька не отреагировал. Тогда Аркадий высунулся в окно и крикнул:

— Эй, дядя, угости импортной сигареткой!

— Иди, воруй!.. — не оборачиваясь, огрызнулся бывший морпех.

— Это вас, гражданин, в Америке научили так со старыми друзьями разговаривать?

Куценко остановился — точно наткнулся на невидимую стену и, прищурившись, подозрительно уставился на донимавших пассажиров «десятки». Через секунду расплылся в счастливой улыбке и, раскидав на два метра ручищи, бросился к ним.

— Садить, подкинем! — хохотнул Супрун. — Как жизнь-то, товарищ майор морской пехоты?

— Да как у Ленина!

— Это как?

— А-а!.. И жрать не дают, и не в землю не закапывают…

Упав на заднее сиденье, тот по очереди обнял приятелей и едва не прослезился от нахлынувших эмоций.

— Ну, братцы!.. Вы не представляете, как я рад! Я ж только на днях вспоминал нашу группу! Какими судьбами, парни? Проездом что ли?..

— Почему проездом? К тебе приехали.

— Вот молодцы! Ну, никак не ожидал такого сюрприза!..

— Ты сегодня работаешь? — перешел к делу Серебров.

— Работаю, — скривился Борис, почесав под майкой брюхо. — Попробую сейчас отпроситься у бригадира ради такого случая. Он мужик строгий, но с понятием.

— А где трудишься? Куда ехать-то?

Морпех махнул вперед:

— Прямо. Работаю в грузовом порту. Здесь все улицы ведут в порт.

Легковушка плавно тронулась и поехала на юго-восток.

— Молодцом, Борька — совсем не изменился! Даже седины в волосах не видать, — развернувшись на переднем сиденье, улыбался Аркадий.

— Да и вы, вроде, ничего — бодренькие. Хорошо там у вас на черноморском побережье! Чистый воздух, галечные пляжи, теплое море… Небось, каждый вечер на набережной пивко потягиваете?

— Почти угадал. А ты чего в Штатах-то не остался — жарко, или водка дорогая?..

— Не-е, водка дешевая; и не хуже нашей. К перекосу привыкнуть не смог.

— К чему?!

— Понимаешь… дороги у них хорошие, а дураков — семеро из восьми. Непривычно и непонятно это для русского человека.

— И какая тут связь? — не понимал майор.

— Ну, коль дороги хороши, так и дураков не должно быть! Согласен?

— А-а… Логично. Ну, прибился бы к нашим. Их там, говорят, жуть сколько.

— А ты бывал там? — усмехнулся Куценко. — Это здесь с нашим менталитетом все просто: случилась беда — зови друзей и сообща решай проблему. А там все по-другому. Все, понимаешь?! Встречаешься утром на работе с мужиками, они скалят в улыбке белые зубы, жмут краба, интересуются твоими делами… А на самом деле каждый за себя и плевать ему на соседа, на коллегу, на товарища. И даже на родственников! И большинство наших в этой уродской стране становятся такими же уродами. Прям болезнь какая-то заразная…

— Да-а… — качал головой Илюха, — у нас тут погрязнее, похолоднее, победнее, а все ж таки свое — родное.

— Это точно. Я как вернулся в Россию, так душой оттаял. И понял: больше отсюда — никуда!

Он и впрямь искренне радовался встрече: с лица не сходила улыбка, глаза горели. Однако кое-что Сереброва насторожило. Во-первых, вид его оказался не таким уж и свежим: изрядная щетина на щеках, красноватые глаза с темными кругами вокруг, грязные засаленные волосы. А во-вторых, едва тот уселся на заднее сиденье, как салон наполнился стойким запахом сурового перегара.

— Выходит, после возвращения жизнь наладилась? — осторожно поинтересовался он.

— Не сказал бы, — протяжно вздохнул Куценко. Радостная улыбка сменилась скепсисом, а затем и глубокой печалью: — С женой еще до отъезда в Штаты перестали понимать друг друга. Я же старше ее на семь лет и когда пришлось уволиться из армии, не стало ни приличного оклада, ни боевых, ни командировочных… Одна пенсия, которой едва хватало на оплату квартиры и обучения дочери. Ну и начались регулярные скандалы — чуть что, Машка орет: «Я не собираюсь записывать себя в старухи! Плевать мне на твой возраст, ранения и прочее! Семье нужны средства — устраивайся на три работы и паши с утра до ночи!..» Пришлось устроиться и пахать.

— И что же — не успокоилась? — оглянулся Илья.

— Где там!.. Бывало, принесешь неплохую премию или калым — так дня не проходит, как она уж все спустила: кофточки, юбочки, туфельки, сумочки… И опять в крик: «Денег в доме нет!» Вот так и жили… Наверное, потому и рванул в Штаты, что здесь ничего не держало. Но все же надеялся: устроюсь, разбогатею, вызову своих и заживем нормально — по-людски.

— Значит, не вышло?

— Не вышло. Когда вернулся, дочь уже стала взрослой — на меня ноль внимания; жена смотрит волчицей, называет неудачником, а сама пьет и пропадает непонятно где чуть не каждую ночь. А в один прекрасный день… в общем, дошло до меня: так больше жить нельзя.

— Что-то я не пойму, — наморщил лоб Аркадий, — ты развелся?

— Конечно! — удивленно отвечал Куценко, будто любой другой вариант был равносилен смерти. — Оформили развод, разменяли наши три комнаты в коммуналке. Жене с дочерью досталась однокомнатная на окраине, мне — заброшенный домишко с удобствами во дворе.

— Видели мы твою халупу. Значит, до сих пор не женат?

— Холост. И, представьте, счастлив.

— О, дает! — не сдержал смешка Супрун. — Наш человек!..

Серебров тоже повеселел:

— Это меняет дело, Борька! Значит, ты живешь один?

— Один, как перст, — проворчал тот и подозрительно поинтересовался: — А чему это вы так радуетесь? Будто я свежий анекдот рассказал.

— Не обижайся, брат — мы ж не бедам твоим радуемся. Просто ехали к тебе с одним предложением, а наличие семьи предполагало некоторые проблемы.

— Нет у меня теперь этой проблемы! Слава богу… Валяйте, предлагайте. Только предупреждаю: законный отпуск у меня осенью, за свой счет из бригады не пускают, а отпроситься смогу на один день — не больше.

— Боюсь, придется тебе увольняться подчистую, — посмотрел Аркадий за окно на просыпавшийся город, на залитые южным солнцем улочки. Впереди уже показались стрелы огромных кранов и портовые сооружения.

— Увольняться подчистую? — непонимаючи, моргал глазищами морпех.

— Ты еще не опаздываешь? — не замечая удивления, спросил Серебров.

— Пока нет.

— Илья, тормозни-ка здесь и подними стекла.

Автомобиль прижался к бордюру под раскидистой кроной каштана, Аркадий обернулся к сослуживцу и начал рассказ…

— Ха!! Напугали ежа голой жопой! — воскликнул Борька, выслушав историю приятелей и узнав суть их сомнений. — Подумаешь, секретная операция. Да если эти парни предлагают хорошие деньги, я ни минуты не стану раздумывать! Сколько они обещают?

— Точной суммы не озвучивали, — признался бывший командир группы. — Вышедший на меня фээсбэшник, уверяет, будто на вознаграждение я сумею оплатить операцию жены — это более трехсот тысяч, и купить отдельную квартиру.